Энглтон так и не сказал Бьюлику, что англичане отвергли предложение. «Причина, как объяснил мне Энглтон, заключалась в том, что мы, дескать, не общаемся с вражеской разведслужбой. Это вздор. Конечно же, общаемся. В этих делах не существует протокольных правил, — настаивал Бьюлик, — но меня не стали слушать»{215}.
Когда Бьюлик выдвинул эту идею во второй раз в мае, он предложил попытаться принять меры по спасению жизни Пеньковского без участия англичан. Он обратился прямо к своему начальнику Осборну, а не к Энглтону, у которого были отдельные каналы связи с англичанами. Бьюлик утверждал, что его план, даже если он не достигнет никаких других целей, опровергнет высказанные публично на страницах «Правды» Юрием Жуковым обвинения в том, что «ЦРУ наплевательски относится к судьбе своих агентов. Все обещания, которые они давали Пеньковскому... были нарушены. Шпион пойман — и его списывают со счета».
Поскольку выпад Жукова был направлен против ЦРУ, Бьюлик настаивал на том, чтобы операция была предпринята без участия англичан. «В плане никоим образом не предусматривается, — утверждал Бьюлик, — проблема Винна и Лонсдейла», имея в виду возможный обмен этих двух людей, который англичане надеялись выторговать после осуждения Винна.
Бьюлик и Кайзвальтер, подписавшие меморандум, предлагали ЦРУ вступить в контакт с главами резидентур КГБ и ГРУ в Западной Германии, Нидерландах, Италии и Дании. В письме, которое они предлагали ЦРУ направить, говорилось следующее:
«Что касается Олега Пеньковского, то мы обеспокоены тем, что ваше правительство может предпринять такой шаг, как смертная казнь или пожизненное заключение. Наше предложение может в какой-то степени удивить вас, и вы, возможно, на первый взгляд сочтете его оскорбительным и нереальным. Однако мы считаем своим долгом предпринять все шаги и действия, которые могут оказаться необходимыми для защиты жизни и свободы Олега Пеньковского. Мы в огромном долгу перед этим мужественным человеком.
Мы вполне понимаем, почему ваш суд должен был вынести смертный приговор Олегу Пеньковскому. Мы настойчиво призываем вас тщательно рассмотреть возможность сохранения жизни Олегу Пеньковскому до тех пор, пока между нами не будет достигнута удовлетворительная для обеих сторон договоренность. Все это может быть сделано без шума и огласки.
Если вы не согласитесь с этим предложением, предупреждаем вас, что мы можем предпринять некоторые действия, способные повергнуть в глубочайшее замешательство ваше правительство и КГБ. Даже сам Пеньковский не сознавал в полной мере важности некоторых контактов и документов, которые имеют для нас огромную ценность. Они касаются аспектов, глубоко затрагивающих высший уровень советского правительства и руководства КГБ. Как известно и вам, и нам, невозможно в полной мере оценить ущерб, который могут причинить дело Пеньковского и другие дела.
Мы искренне желаем расплатиться за злополучный случай с этим мужественным человеком и с готовностью рассмотрим такие ситуации, в которых и вы, возможно, пожелали бы заплатить хорошую цену.
Мы хотели бы установить контакт с вами или другими полномочными представителями и предлагаем вам сообщить свой ответ, направив его почтой по адресу: Р. О. Box /№/ New York, N. Y.
Признавая, что дело это весьма сложное, мы хотели бы, тем не менее, получить от вас предварительное согласие к 1 июня 1963 года. Если ответа не последует, мы будем считать это отказом и перейдем к осуществлению собственных планов».
К письму предполагалось приложить фотографию полковника Пеньковского с маршалом Сергеем Сергеевичем Варенцовым. Бьюлик утверждал, что, даже если из этого ничего не получится, такой подход послужит опровержением советского обвинения ЦРУ в том, что оно ничего не предпринимает для спасения своих агентов. «Мы приведем в исполнение свою угрозу относительно публикации в соответствующих местах некоторых документов, переданных нам Пеньковским, касающихся советского шпионажа за границей и советского планирования подрывной деятельности, а также милитаристских взглядов советского правительства. Существует развернутая агентурная сеть, осуществляющая большой объем секретной деятельности. Эту сеть можно и должно перевербовать и использовать в интересах Запада»{216}. Бьюлик предусмотрел массированную кампанию против Советского Союза с разоблачением связей Пеньковского с высокопоставленными официальными лицами и выборочной утечки информации через них{217}.
Президент Кеннеди, который находился в неведении относительно предложений Бьюлика, похороненных в недрах ЦРУ, поинтересовался, каким образом был пойман Пеньковский, чья информация оказалась столь полезна для США. Он направил написанную от руки записку директору ЦРУ Макоуну, в которой спрашивал, что произошло. Советский отдел подготовил ответ на запрос президента. 15 мая 1963 года Макоун встретился с президентом наедине и оставил экземпляр записки «Разоблачение Олега Пеньковского». Президенту Кеннеди он сказал: «Управление в настоящее время не располагает фактической информацией, которая показала бы, когда и каким образом Олег В. Пеньковский был разоблачен советской службой безопасности (КГБ) как агент американской и британской разведок».
После анализа и оценки дела и судебного процесса над Пеньковским и Винном Управление заявило: «...мы полагаем, что, вероятнее всего, разоблачение Пеньковского произошло в результате стечения обстоятельств, включая всегда присутствующую возможность советского проникновения либо в британские, либо в американские правительственные круги».
К числу факторов, которые дают основание сделать такой вывод, говорилось в записке, относится то, что «операция Пеньковского осуществлялась на совместной основе с Британской секретной разведывательной службой (МИ-6). Одно лишь это обстоятельство по чисто физическим причинам многократно увеличивало возможность утечки секретной информации».
17 мая 1963 года «Правда» под заголовком «Приговор приведен в исполнение» написала: «Президиум Верховного Совета СССР отклонил ходатайство о помиловании, поданное О. В. Пеньковским, который был приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда за измену Родине. Приговор приведен в исполнение».
Бьюлик так и не получил ответа или объяснения на свою записку, в которой настоятельно просил начать прямые переговоры, чтобы спасти Пеньковского; она была возвращена ему 23 мая начальником советского отдела Говардом Осборном без комментариев. На записке не было никаких расписок в получении. «Не было никакой возможности сделать это», — сказал Ричард Хелмс. В самый разгар «холодной войны» ЦРУ не могло заставить себя вступить в переговоры, чтобы спасти жизнь советского шпиона, каким бы ценным он ни был, да и отношения между Белым домом и Кремлем были слишком напряженными, чтобы пойти на сделку ради спасения жизни Олега Пеньковского{218}.
Глава семнадцатая. Последствия
Разоблачение Пеньковского, судебный процесс и расстрел не помешали Западу продолжать использовать огромный объем информации, полученной от него. Теперь уже не было опасности подвергнуть его разоблачению, однако по-прежнему оставалась необходимость сохранять в тайне от КГБ, какие именно материалы получены англичанами и американцами и в каких объемах. Налицо была классическая дилемма разведки. Шпиона уже нет в живых, но, как убеждали некоторые официальные лица, не следовало трубить на весь мир о том, что от него получено; его информацию можно было с большим успехом использовать, сумев сохранить ее в тайне. В таком случае команда противника не будет знать, что именно украдено, и не сможет лишить Запад тех преимуществ, которые он получил с помощью Пеньковского. Если противнику станет известно, какие из его секретов раскрыты, он может изменить стратегию или пойти на контрмеры.
