уточнять не стал. Если Алишеру не повезет, то он сам все увидит и поймет. Потому что ехать на плато демонов нам все-таки придется. Рустам из моих заимствованных воспоминаний ничего общего с Афанди не имел.
Как раз в этот момент вернулся из туалета Афанди. Сел на подушки, посмотрел на меня, добродушно спросил:
– Отдохнуть решил, да? Отдыхать рано, после плова будем отдыхать.
– Не уверен, – пробормотал я, садясь.
– Ах какая хорошая вещь – цивилизация! – продолжал Афанди, будто не слыша меня. – Вы молодые, вы не знаете, сколько блага принесла цивилизация миру.
– Неужели там горела лампочка? – пробормотал я. – Алишер, поторопи официанта с пловом, ладно?
Алишер нахмурился.
– И впрямь…
Он встал, но как раз в этот момент появился молодой мужчина с большим блюдом. Разумеется, одна тарелка на всех, как положено… красноватый рассыпчатый рис, оранжевая морковь, изрядное количество мяса, цельная головка чеснока сверху.
– Я же говорил, здесь хорошо готовят, – с удовольствием произнес Алишер.
А я смотрел на мужчину, который принес плов. Интересно, куда делся тот молодой паренек? И почему новый официант так нервничает?
Я взял рукой пригоршню плова, поднес к лицу. Посмотрел на официанта. Тот закивал и начал вымученно улыбаться.
– Баранина под чесночным соусом, – сказал я.
– Каким еще соусом? – удивился Алишер.
– Это я так… вспоминаю мудрого Холмса и наивного Ватсона, – ответил я, больше не беспокоясь о том, что мой русский язык выглядит неуместно. – Чеснок – чтобы отбить запах мышьяка. Сам же говорил – на Востоке надо верить носу, а не глазам… Дорогой, откушай-ка с нами плова!
Официант замотал головой, медленно отступая. Из любопытства я посмотрел на него сквозь сумрак – в ауре преобладали желтые и зеленые оттенки. Страх. Профессиональным убийцей он не был. И отравленный плов потащил сам, вместо младшего брата, потому что боялся за того. Удивительно, какие мерзости способен совершить человек из-за любви к ближним своим и заботы о них.
Вообще все это было чистой воды импровизацией. В чайхане нашлась какая-то гадость с мышьяком, какой-то крысиный яд. И кто-то приказал накормить нас пловом с отравой. Убить сильного Иного таким образом невозможно, но ослабить, отвлечь нас можно было запросто.
– Сейчас я из тебя самого лагман сделаю, – пообещал я официанту. – И накормлю им твоего брательника. За чайханой следят?
– Не… не знаю… – Официант сразу понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. – Я не знаю, мне велели!
– Пшел вон! – велел я, вставая. – Чаевых не будет.
Официант бросился к двери на кухню. А посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив обойтись без платы. Что их так напугало – мои слова или интонации?
– Антон, штаны себе не прожги, – сказал Алишер.
Я опустил глаза – в моей правой ладони с шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика пальцев» вышло на пусковую стадию.
– Спалить бы этот гадючник… в назидание, – процедил я сквозь зубы.
Алишер молчал. То неловко улыбался, то морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты. Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана – все, что у них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками. Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар. Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…
– Шурпа хорошая была, – тихо сказал Алишер.
– Пошли сквозь сумрак, – сказал я, превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом. Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. – Не хочется мне что-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.
Алишер с благодарностью кивнул, встал, для верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.
– Зеленый чай тоже был хорош, – согласился я. – Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если честно. А очень вкусный!
– Тут главное – правильно заварить, – с облегчением подхватил разговор Алишер. – Когда чайнику пятьдесят лет и его ни разу не мыли… – Он запнулся, но, не обнаружив на моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: – В этом-то и вся хитрость! На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и флавоноидов…
– А разве в чае содержатся флавоноиды? – удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл. Белье – ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять толстых пачек баксов!
– Ну, может, я и путаю… – согласился Алишер. – Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай словно в скорлупе из чая…
Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы вошли в сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-таки вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам – не посмотрю на возраст. Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.
Глава 5
Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «Ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии – все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»
Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «Нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.
А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии, – если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки – в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.
Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют
