– Это не вода, Тьмеон, – настаивал Кратов. – Вода течет. Вода холодная. А это иное.
– Вы еще приведите ему химическую формулу, – съязвил Биссонет. – Если вспомните…
– Это течет, – промолвил Тьмеон. – И оно холодное.
Кратов с кряхтением поднялся и подковылял к «светильнику». Приблизил руку. Ладонь уловила ток прохладного воздуха.
«А если потрогать?» – подумал он бесшабашно.
– Не следует касаться, – сказал Аафемт. – Сначала будет гореть рука. Потом все остальное. Потушить нельзя. А Знающему это не нужно. Ведь он Чужой и не возродится после смерти.
Кратов пошарил в карманах брюк и к своему удивлению нашел непонятно как очутившееся там металлическое стило. Осторожно погрузил его кончик в трепетавшую субстанцию. Отнял стило – свет медовой струйкой потянулся за ним.
– Не понимаю, – сказал Кратов. – Это не горение. Ясно хотя бы потому, что у меня обостренная реакция на всякие экзотермические процессы. Но и не люминесценция. Кончик стила уже разрушился. Что-то наподобие ультрахолодной плазмы. Вялотекущая аннигиляция.
– Выбросите, – сказал Биссонет равнодушно. – Вдруг ваш приятель прав и эта дрянь хуже напалма?
– Это вода, – раскачиваясь из стороны в сторону, заговорил Тьмеон. – Она течет, но вверх. Она холодна, но это холод смерти. И нет сосуда, чтобы удержать ее. Наступит день, и вода просочится до самого верху. И затопит собою весь мир и растворит его в себе. И рухнут строения, и растает слово, и закружится водоворот. И не станет никого, но все возродятся.
– Ну, а дальше? – спросил Биссонет.
Кратов транслировал его вопрос Тьмеону.
– Это все, – гордо произнес Аафемт и умолк.
– Изустная мудрость, – прокомментировал ксенолог. – Речения, цитаты. Местная Дхаммапада.
Кратов подобрал камешек и не глядя метнул его в темное жерло колодца. Камешек сгинул без звука.
– Как долго нам идти?
– Чужие могут вернуться в любое время, – отозвался Тьмеон. – Видящие Внутрь могут подниматься вечно.
– Дурацкая планета, – досадливо сказал Биссонет. – Дурацкий контакт. Троглодиты на руинах Колизея. Вдобавок ко всему, чокнутые троглодиты. И ненормальные ксенологи, жаждущие с ними общения… Мы можем ползти по этой идиотской спирали километры и километры книзу и ничего не узнаем. Как можно изучать их систему понятий, когда она меняется каждые четверть часа?!
– Вы сами меня сюда затащили, – огрызнулся Кратов.
– Но я же не знал, что эти Видящие Внутрь никакие не мыслители, а попросту местные сумасшедшие!
– Быстро же вы их развенчали… Здесь что-то не так. Скорее всего, мы неверно их понимаем. И в этом бреду есть смысл, но от нас он постоянно ускользает. Ведь понимают же они друг друга!
– Вы уверены? Впрочем, чтобы убедиться в этом, нужно хотя бы два Видящих Внутрь. И диалог между ними. И чтобы мы понимали каждое слово, а не через пень-колоду. Налицо же только один…
– …и общаемся мы с ним на языке, который оба знаем примерно одинаково. Одинаково паршиво. Он находит неверное слово, а я вдобавок неверно перевожу.
Биссонет пожал плечами:
– Довольно банальная ксенологическая ситуация. Такое творится сплошь и рядом… Впрочем, Кодекс о контактах до сей поры не предусматривал ситуации, когда одна из сторон, участвующих в контакте, не в своем уме. Возможно, Дилайт уцепился за этот клинический случай только затем, чтобы пополнить Кодекс новым разделом и так увековечить свое имя.
– Чепуха, – сказал Кратов. – Его интерес в другом.
– Конечно, Дилайт был прав, – мрачно сказал Биссонет, шевеля носком здоровой ноги. – Такого контакта у нас еще не было. И если когда-нибудь удастся его раскрутить до конца – во что лично я не верю – мы неминуемо набредем на какие-то феерические тайны. И все наши модели, в том числе и ту, которую прямо сейчас в дикой спешке лепит Вилга, можно будет потереть о голову и засунуть в задницу… В самом деле, этим ступеням не одна тысяча лет. Кто и зачем их построил? Кто прорыл эту циклопову шахту? Кто придумал эти механизмы, которые открывают и закрывают чудовищные люки в земле так, что снаружи не остается никаких следов? Ясно, что не Аафемт. Тогда кто, дьявол побери?!
– Мне кажется, вскоре обнаружатся еще более занятные механизмы, – заметил Кратов.
– Ваш мифический протопульсатор?
– Да нет, здесь это сошло бы за игрушку…
– Планета-артефакт? – Биссонет возмущенно фыркнул. – Фантастика… Впрочем, иногда меня тоже преследует чувство, что с каждым витком лестницы мы приближаемся к первоистокам Галактического Братства. Но я с ним героически сражаюсь… Жаль, Дилайту не пришло в голову прибегнуть к интроскопии местности, это же так и напрашивалось. Одно я знаю точно: никакие Видящие Внутрь не дадут нам ответа. Вы тоже были правы: они здесь посторонние и пользуются чужим добром в своих целях. И наверняка не по назначению. Спросите его об этом. Воображаю, что он вам наплетет.
Кратов покосился на своего собеседника. Тьмеон с отсутствующим выражением размалеванного лица сидел на корточках, привалившись к стене. Откуда-то сверху по камню сбегал тонкий ручеек и терялся у него между лопаток. Тьмеона это не беспокоило. В такой раскраске и с таким петушиным гребнем на голове он походил на дремлющего гурона из романов Фенимора Купера. Во всяком случае, Эл Татор со своей косичкой ему в подметки не годился.
– Кто вы? – спросил Кратов. – Откуда вы пришли? И зачем?
Тьмеон задумчиво скосил рот.
– Этого никто не знает, – сказал он.
Озадаченный Кратов хотел было уточнить свою мысль, но Аафемт вдруг продолжил:
– Это знают все. И никто не задает вопроса, который не подразумевает ответа. Есть знание и есть запретное знание.
– Табу! – провозгласил Биссонет и поднял палец.
– Чужие ищут ответов, – сказал Тьмеон. – Они домогаются запретного знания. Какой в том прок? Разве от этого прояснится их ум? Нет, он будет занят суетными мыслями, отравлен Ложнотьмой и в решающий момент не обретет полной силы. Сила ума – в его свободе. А его свобода – в ясности. Таков Истиносвет. Думай о том, что видишь, а не о том, что видел когда-то. Скрытое от глаз не существует. Скрытое во временах не существует вдвойне. Таков Истиносвет.
– Нет, это не табу, – сказал Биссонет. – Это философия. Примитивный солипсизм.
– Почему же такое знание запретно? – спросил Кратов.
– Оно не запретно. Никто не может запретить другому знать. Но каждый должен запретить самому себе путь мыслей, ведущий в тупик. То, что не видно – тупик, Ложнотьма. То, что прошло, – тупик вдвойне, Ложномрак.
– Значит ли это, что для Аафемт не существует прошлого?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
