Наши пехотинцы побежали вперед, а самоходка двинулась к центру города. Брянск не чета какому-нибудь райцентру, по площади велик, каждый дом и каждый квартал достается с боем, ценой немалой крови.
Немцы за город цеплялись упорно, хотя уже было понятно, что его им не удержать. Танкам в городе не развернуться, простора нет, а пехоты у немцев не хватает.
Хотя Виктора появление «пантеры» насторожило. В первую очередь новыми танками «тигр» и «пантера», так же как и самоходками «фердинанд», снабжались части ваффен-СС, и с «пантерой» Виктор и его экипаж воочию столкнулись впервые.
Разговоров среди танкистов и самоходчиков о новой немецкой бронетехнике после боев на Курской дуге ходило много, только вот «тигра» Виктор не видел еще ни разу. Выпущено их было мало, за все годы войны Германия осилила немногим более пятисот «тигров»: уж больно сложны они были в производстве, да и дороги. Танк мощный, однако тяжел безмерно, редко какой мост мог его выдержать, поэтому своим ходом быстро перебросить их на другой участок фронта не получится. И по железной дороге не лучше. Из-за больших габаритов по ширине перед погрузкой на платформы приходилось снимать боевые гусеницы и ставить узкие, транспортные, а это потеря времени. И платформы нужны специальные – их держали на станциях в тупике, рядом с местом дислокации батальонов этих тяжелых машин.
«Пантера» же очертаниями, особенно в боковой проекции, сильно напоминала наш Т-34, только габаритами больше – и в высоту, и в длину, и в ширину. Ну так ведь удалось подбить!
О подбитой «пантере» Виктор доложил комбату и даже координаты привел. Были на фронте случаи, когда победы одних присваивали себе другие, а это и награды, и денежные премии.
Самоходка с пехотой с боем прошла три квартала, и они вышли к какой-то площади. Виктор приказал на площадь не выезжать, а остановиться на улице: надо было осмотреться, у немцев здесь мог быть узел обороны. А на площади они будут видны со всех сторон, и всадить снаряд в борт могли запросто.
И Виктор, и Юнус через приборы рассматривали улицы, выходящие к площади, и очень скоро обнаружили два пулеметных гнезда. Времени вырыть в земле дзот у немцев не было, и они устроили огневые точки из мешков с землей. Сделали они это быстро, но и обнаружить точку было легко, и так же легко было разрушить ее одним пушечным выстрелом. Так и сделали. Разметали одно гнездо, следом – другое… Только пулеметчики из второй точки снаряда дожидаться не стали. Оставив пулемет, они принялись убегать.
Залегшая было наша пехота стала обходить площадь по периметру, бойцы жались к домам. Какое-никакое, а все укрытие. Спокойнее себя чувствуешь, когда знаешь, что в спину не выстрелят.
Виктор решился – не стоять же у площади до вечера.
– Антон, полный газ, чтобы площадь мухой пролетел!
– Сделаю.
Самоходка качнулась, резко прыгнула вперед и, громыхая гусеницами, помчалась через площадь. Они залетели на улицу и, не сбавляя хода, двинулись дальше, к перекрестку. До него уже оставалось всего каких-то двадцать-тридцать метров, как слева на перекресток стал выезжать немецкий T-III, и тоже гнал.
По тормозам никто ударить не успел, и с грохотом танк и самоходка столкнулись. От удара самоходчиков бросило вперед, на броню. Танкошлемы смягчили удар, но все равно досталось здорово. Виктору показалось, что он на секунду, а то и более лишился сознания.
Когда он очнулся, в машине было темно и тихо. Свет не горел, двигатель заглох. Он потянул носом – не пахнет ли дымом? Вроде нет. Спросил по ТПУ, все ли живы, но ответа не услышал: похоже – ТПУ не работало, поскольку привычного потрескивания в наушниках не услышал.
Стянув с головы танкошлем, он услышал рядом возню.
– Кто живой?
В ответ – забористый мат.
– Яков, это ты?
– А кто же еще? Руку и плечо ушиб здорово. А что это было?
У него, единственного из экипажа, нет возможности смотреть наружу. Его задача – заряжать снаряд в пушку, а не глазеть по сторонам.
– С танком немецким столкнулись.
Виктор приподнялся на сиденье, открыл люк, и в рубке стало светло. Тут он увидел, что Юнус лежит на полу рубки и лицо его в крови.
Подобравшись к люку, Виктор осторожно выглянул – никого. Ни наших, ни немцев, ни гражданского населения. Ну, с гражданскими понятно, попрятались. А из самоходки выбираться надо, загореться может.
Поднявшись по пояс, он подтянулся на руках и уселся на броню. Немецкий танк рядом, перепрыгнуть можно. Однако люки закрыты, и экипаж признаков жизни не подает.
– Яков, пулемет дай и коробку с лентами.
Установив пулемет на крыше рубки, Виктор вытянул ленту из коробки и заправил ее в лентоприемник. Если что, отстреливаться будут.
– Яков, ты как? Сам выбраться сможешь?
– Попробую…
Яков открыл свой люк, потом положил на броню ППШ. Кряхтя, кое-как выбрался.
– Надо ребят вытаскивать, – сказал Виктор.
– Пусть внутри побудут, ударились сильно. Если погибли – не поможешь, а живы – так сами очухаются. Вдруг немцы нагрянут, так в рубке хотя бы пулями не посекут.
Рассуждения были резонными, и Виктор приказал:
– Ты прикрой меня, я посмотрю, что с немцами.
До них – два метра, танк и самоходка ударились гусеницами. У самоходки был поврежден левый ленивец – прямо напасть какая-то, второй раз за несколько дней, а у танка – правое ведущее колесо. Ну и траки обеих машин погнуты, на себя удар приняли.
Виктор постучал по броне танка рукоятью пистолета:
– Эй, немчура! Сдавайтесь!
Никакого ответа. Однако Виктор ясно услышал внутри танка какое-то шевеление. Ранены, как и самоходчики, или притаились и выжидают удобного момента, наблюдая через приборы? В самоходке есть гранаты, парочку противотанковых можно бросить на моторное отделение. Но если танк загорится, огонь может перекинуться на самоходку. А губить свою боевую машину Виктор не хотел, она подлежит ремонту.
Он вернулся в самоходку и сообщил по рации комбату о происшествии.
– Чего случилось? Я не понял, помехи идут, – отозвался комбат.
– Мы немецкий танк таранили, двое из экипажа нуждаются в медицинской помощи. Самоходка повреждена, подлежит ремонту. БРЭМ бы на помощь выслать.
– Немцы рядом есть?
– Не наблюдаю.
– Где находишься?
– На Ворошилова, от какой-то площади идет.
– Попробую помочь. Ты держись. Конец связи.
Легко сказать – «держись». Виктор же не медик, как он поможет Юнусу и Антону? Да и Яков за плечо держится, лицо от боли кривит. А он парень физически сильный, терпеливый. Не перелом ли?
От площади в их сторону приближалась пехота. О, знакомый лейтенант!
Подбежав, тот спросил:
– Вы чего, на таран пошли?
– Ага, сам видишь: светофоров нет, а немец не по правилам ехал, – пошутил Виктор.
– Чего? – не понял шутки лейтенант, и его бойцы, до этой минуты стоявшие рядом, побежали дальше.
В это время раздался металлический стук и открылся нижний, аварийный люк, он же десантный люк танка.
Виктор выхватил пистолет и отошел на десяток метров, чтобы виднее было.
Из люка сначала показались ноги, потом тело, а уж потом – руки и голова. Немец был в черной танковой униформе.
«Странно он выбирается, – подумал Виктор, – наши покидают машину через нижний люк головой вперед». Он направил пистолет на немца и поманил его пальцем:
– Ком!
Когда немец выбрался из-под танка, приказал:
– Хенде хох!
Немец поднял руки и стоял, покачиваясь. Пьян, что ли?
Виктор, держа немца на мушке, подошел, вытащил из его кобуры «вальтер» и сунул пистолет за свой ремень. Пальцем показал на танк:
– Живые есть?
– Нихт ферштеен…
Не понял, значит. И объясниться с ним Виктор не может, языка не знает.
Немец полез левой рукой в нагрудный карман курточки, достал фото и протянул его Виктору.
– Киндер.
На фото был ребенок лет пяти и женщина. Семья, наверное, разжалобить хочет, боится, что русский застрелит его. А зачем в пленного стрелять? Он безоружен и уже безопасен.
Виктор убрал пистолет в кобуру – все равно на крыше рубки Яков с автоматом. Если немец побежит, так он его очередью срежет.
Виктор снова показал на танк:
– Камерады?
И словечко-то это долго припоминал.
Немец покачал головой:
– Алес капут!
Виктор понял – погибли все. Да, удар был очень сильный, неудивительно. Черт, охраняй теперь танкиста…
Виктор уселся на бордюр у самоходки и показал немцу – садись. Тот сел, достал из кармана пачку сигарет и протянул Виктору:
– Битте.
Виктор в ответ только головой качнул:
– Нет.
Немец закурил. Вид у него был отрешенный – война для него закончилась. С одной стороны, жив остался, а с другой – Сибири боится. Немцев Гитлер пугал Сибирью, ее жуткими морозами.
Был бы танкист эсэсманом, Виктор бы застрелил его не раздумывая. Те фанатики, их не переделаешь. Но у тех две молнии на петлице, а на другой – череп с костями и погон один, на правом плече; видел он уже убитых эсэсовцев.
