И едва ли бурный темперамент Эша могло унять осознание того, что у него было не больше права на ревность к Кларинде, чем на поцелуй в то утро в хамаме. Он вообще не мог ни на что претендовать. Сейчас она принадлежала Максу, а он был всего лишь наемником, единственной задачей которого являлось вывезти ее из этого места и вернуть в руки брата, чтобы Кларинда могла стать графиней, для чего она и появилась на свет.
Мрачные размышления Эша прервал Фарук, который наконец спустился во двор. Султан, как обычно, был в приподнятом настроении, однако его походка казалась еще более пружинистой, чем всегда, в этот знойный день. Очки в проволочной оправе нелепо смотрелись на кончике его породистого римского носа.
Эш недоуменно уставился на очки.
— Разве это не?..
— Нет! — уверенно перебил его Фарук, снимая очки и засовывая их в карман своих просторных штанов. — Это совсем не так.
Заинтригованный странным поведением султана, Эш пошел рядом с ним, с легкостью поспевая за его быстрым шагом. Куда проще было бы презирать Фарука, не будь тот таким чертовски милым человеком. Конечно, внешне он отличался от того пухлого и неуклюжего паренька, каким Эш знал его в Итоне, но внутри оставался таким же — дружелюбным, щедрым, жаждущим нравиться и выражать симпатию. Если бы Фарук ухаживал за любой другой женщиной, кроме Кларинды, Эш непременно благословил бы его.
Эшу не пришлось притворяться, что прогулка по конюшням произвела на него большое впечатление. Сами конюшни оказались просторнее, чем его семейный особняк на Белгрейв-сквер, а вкус Фарука во всем, что касалось лошадей, являлся таким же безупречным, как его вкус в выборе драгоценностей и женщин. Каждый просторный денник был убран с королевской роскошью. И если многие мужчины с готовностью отказались бы от своего права первородства ради того, чтобы только проехаться в воскресный день на одной из потрясающе красивых лошадей Фарука по Роттен-роу в Гайд-парке, то Эш отдал бы последнее пенни, чтобы увидеть хотя бы одну из них на скачках в Ньюмаркете.
Представившись страстным любителем лошадей, Эш был вынужден узнать массу полезной информации о слабых и сильных сторонах разнообразных скакунов, об обустройстве денников, о привычках и расписании работы каждого из многочисленных грумов султана.
Кульминацией прогулки стала остановка возле открытого загона, в котором мальчишка-конюх чистил великолепного черного жеребца, на котором ехал Фарук, когда Эш с Люком впервые повстречали его в пустыне. Наблюдая за тем, как Фарук ласково поглаживает стройную шею животного, по-арабски шепча ему что-то на ухо, Эш был в состоянии думать лишь о том, что эти же слова Фарук шептал и на ухо Кларинде, когда его ласковые руки порхали по изящным изгибам ее тела.
— Прошу прощения, ваше величество, но я молю вас о позволении вернуться во дворец. — Несмотря на то что жаркий воздух высушил все до последней капли пота на его теле, Эш устроил настоящее представление, вытаскивая из кармана носовой платок и утирая им якобы вспотевший лоб. — Боюсь, я не в состоянии выдерживать эту испепеляющую жару с такой же легкостью, как вы, ваше величество.
— Еще одна остановка — и мы вернемся во дворец, где нам подадут прохладительные напитки, — пообещал Фарук. — Вы же бывший военный, и, несомненно, вам будет интересно увидеть, какие улучшения мы внедрили в укрепления дворца.
Хотя Эшу меньше всего хотелось бы слышать слова «улучшения» и «укрепления», он не мог отказаться от возможности обнаружить хотя бы какую-то брешь в системе обороны дворца.
— Это будет для меня большой честью, — сказал он с легким поклоном.
Стены дворца и без того были толщиной больше трех футов, но в высоту их продолжали увеличивать и добавляли еще четыре ряда камней, чтобы в целом она составила больше пятнадцати футов. Дюжины мужчин с обнаженными торсами, покрытыми толстым слоем пыли медного цвета, копошились на верхней части стены. Прикрывая глаза от солнца, Фарук указал на сложную систему тросов и блоков, которую рабочие использовали для того, чтобы поднимать огромные камни, а затем укладывать их на место.
— Потрясающе! — пробормотал Эш, хотя если он что и видел перед собой, так это еще одну стену, на которую им, возможно, придется взбираться, когда настанет время увозить Кларинду из дворца.
Как только Эш обвел глазами место стройки, к ним подбежал тощий надсмотрщик. Он поклонился так низко, что верхушка его белоснежного тюрбана едва не задела землю.
Фарук тепло приветствовал его, а затем заговорил по-арабски таким громовым голосом, что его было слышно всем окружающим, несмотря на шум работ:
— Рабочие должны немедленно получить дополнительную порцию воды и еды, вы за это отвечаете! Они трудились как волы, чтобы прославить этот дворец и имя Зин аль-Фарука. И я не хочу, чтобы они голодали или чтобы с ними плохо обращались в награду за их труд!
Работников слова султана явно подбодрили, а надсмотрщик, еще раз поклонившись, бросился исполнять приказание хозяина. Эш вздохнул. Если бы Фарук взял кнут и содрал им несколько полосок кожи со спин рабочих, у Эша появилась бы причина взяться за пистолет и застрелить его.
Рабочие стали быстро спускаться по грубым, наспех сколоченным деревянным лестницам, приставленным к стенам, чтобы окружить надсмотрщика и получить от него дополнительную порцию еды и питья. Таким образом, верхняя часть стены осталась безлюдной. А Эш с Фаруком продолжили прогулку в ее скудной тени.
— Идея усовершенствовать укрепления принадлежит Тарику, — признался султан, сложив руки на пояснице. — Благодаря способности моего отца удачно вести переговоры мы сейчас можем наслаждаться беспрецедентным периодом мира и преуспевания в Эль-Джадиде. Однако, боюсь, мой дядя по-прежнему видит врагов, прячущихся за каждой пальмой, за каждой песчаной дюной.
— Он мудрый человек, который по достоинству оценивает своих врагов, — промолвил в ответ Эш, чувствуя себя последним из предателей.
— Но разве не может настать то время, когда враг захочет сложить оружие и стать другом? — спросил Фарук, в черных глазах которого появилась неприкрытая тревога. — Неужели если наши предки воевали друг с другом, мы обречены навечно быть врагами? Если бы мы двое встретились на поле битвы, то, возможно, нам никогда бы не пришлось преломить хлеб — и мы оба проиграли бы от этого.
Теперь Эшу хотелось вынуть пистолет и застрелиться самому. Не в силах выдерживать серьезный взгляд Фарука, он внимательно разглядывал носки собственных сапог.
— К сожалению, в мире есть еще немало вещей, которые могут стать яблоком раздора для мужчин. Несогласие в вопросах религии, раздоры из-за территории, воды, богатства… женщин, — добавил Эш, искоса поглядывая на Фарука.
