Султан рассмеялся, запрокинув голову.
— Едва ли в мире найдется много женщин, ради которых стоило бы устраивать войну, мой друг, — проговорил он. Вдруг его улыбка медленно погасла. — Впрочем, есть одна-две, ради которых можно было бы умереть.
Ожидая, что Фарук вот-вот назовет имя Кларинды, Эш замедлил шаг и поднял глаза к небу, молясь о том, чтобы вспышка молнии озарила безоблачный голубой небосвод и прекратила его страдания.
Но тут его внимание привлекло какое-то движение на верхней части стены. Кто-то другой мог бы и замешкаться, но Эша не подвела интуиция, отточенная за долгие годы участия в сражениях. Когда малейшее промедление означало разницу между полноценной жизнью в будущем или жалким существованием в виде безногого калеки, который выпрашивает на углу улицы куски хлеба. Бросившись вперед, Эш столкнул Фарука с дорожки за считанные мгновения до того, как с неба на нее обрушился огромный каменный блок.
Глава 16
Эш бросил султана на землю и упал рядом с ним. На несколько секунд у обоих от изумления перехватило дыхание, они лежали неподвижно, думая о том, что могло произойти, а потом одновременно подняли головы, чтобы увидеть валявшийся на дорожке валун всего в шаге или двух от того самого места, где они стояли какое-то мгновение назад.
На несколько мгновений двор замка погрузился в тишину, нарушаемую лишь каким-то скрипом. Эш осторожно поднял взгляд от упавшего валуна к перетертой веревке, которая свешивалась с блоков над их головами. Веревка раскачивалась на жарком ветру, как петля палача, приготовленная для преступника.
Пока ошеломленные рабочие приходили в себя, к султану с Эшем, заламывая руки и быстро тараторя что-то по-арабски, бросился надсмотрщик. Эш понимал каждый слог из его речи, но даже сторонний наблюдатель, не знающий ни слова по-арабски, глядя на обезумевшие глаза и слыша истерические нотки в его голосе, сразу понял бы, что он до безумия боится одновременно потерять и работу, и голову.
Фарук поднялся на ноги, отряхнул штаны от пыли и отмахнулся от потока отчаянных извинений и объяснений надсмотрщика.
— Ни к чему брать на себя вину, — сказал султан. — Это я приказал рабочим спуститься со стены до того, как все камни были закреплены.
Надсмотрщик направился к рабочим, то и дело оборачиваясь и кланяясь султану, а Эш тем временем медленно поднялся и, прищурившись, стал осматривать верх стены. Он не был полностью уверен в том, что случившееся — результат беспечности работников. За долю секунды до того, как его мозг уловил опасность, он заметил, как солнечные лучи заискрились на чем-то блестящем — в этом Эш был готов поклясться.
Это что-то весьма походило на клинок кинжала.
Эш начал подозревать, что враги Фарука прячутся не за стенами замка, а в их пределах.
Но не успел он привести эту мысль к какому-то мрачному выводу, как Фарук сильно хлопнул его рукой по плечу. Эш неохотно повернулся к нему лицом, сдерживая стон, готовый вырваться из его груди, когда он понял, что сделал.
Если бы он позволил валуну превратить Фарука в мокрое место, ему никогда больше не пришлось бы смотреть на то, как султан властно поглаживает затылок Кларинды, в то время как сам Эш, давясь от ярости, пытается проглотить кусок еды, поданной на ужин.
— Благодаря бесконечной милости Аллаха ты уже дважды спас мне жизнь. — Фарук с силой сжал плечо Эша своей большой рукой, а в его глазах вспыхнул огонь, пугающий больше, чем блеск в глазах наемного убийцы. — С этого дня и навсегда, Берк-младший, ты мне больше не друг. Ты — мой брат!
— О, Кларинда, сейчас тако-ое произошло! Ты слышала о?..
Взволнованная речь Поппи резко прервалась на полуслове, когда, ворвавшись в одну из комнат гарема, она заметила акварель, приколотую к стоявшему в углу мольберту.
Кларинда лежала на плюшевой кушетке, а ее лицо скрывалось под толстым слоем ярко-зеленой косметической маски, пахнувшей так, будто ее сделали из брюссельской капусты с глазом тритона. Кларинда опустила свиток, который изучала до прихода Поппи, а ее подруга подошла к мольберту и, прищурившись, стала внимательно разглядывать иллюстрацию.
— Боже правый, что это такое?
— А ты как думаешь?
Поппи склонила голову на одну сторону, потом — на другую, осторожно поглядывая на рисунок.
— Даже не знаю… Может, это какой-то овощ? Брюква, например?
Кларинда закатила глаза к потолку, а затем опустила их на свою подругу.
— М-м-м… Никогда не слышала прежде, чтобы это называли брюквой, но женщины, которые объясняли мне, в чем состоят его многочисленные достоинства, то и дело называли его… — она опустила голос до заговорщического шепота, — мужским корнем.
Похоже, ее слова заставили Поппи недоумевать еще больше.
— Мужским… чем? О! Боже мой! — Она зажала глаза рукой, но потом слегка раздвинула пальцы. — Если бы в Англии учили таким вещам, каким учат здесь, то, боюсь, все колыбельки скоро были бы заняты младенцами. А в каждой знатной семье появился бы наследник и как минимум дюжина других детей.
Хорошо, что Поппи в это мгновение все еще смотрела на иллюстрацию, а не на Кларинду, иначе она заметила бы печаль в ее глазах.
— Местные женщины знают и то, как предохраняться от этого, — тихо промолвила Кларинда.
— М-да, но я уверена, что наша наставница в семинарии мисс Трокмортон никогда не попросила бы кого-то из нас нарисовать нечто подобное, — сказала Поппи.
— Мисс Трокмортон краснела, если тычинка у нарисованной лилии казалась слишком крупной. А эта акварель и вовсе довела бы нашу уродливую старую деву до апоплексического удара, — проговорила Кларинда.
— Да она и меня чуть до него не довела, — вымолвила Поппи, наконец-то осмеливаясь опустить руку.
— А о чем ты говорила до того, как тебя отвлекла… м-м-м… как ее… брюква?
Отведя взор от мольберта, Поппи уселась на край кушетки. Ее глаза заблестели тем самым огнем, который вспыхивал в них всякий раз, когда она собиралась передать какую-то особенно увлекательную сплетню.
— Ты уже слышала, что сделал капитан Берк?
— Смотря о чем ты, — ответила Кларинда, сдувая с глаз упавшую на них прядь волос. — Ты говоришь о битве со взрослым львом? О том, как он удерживал на расстоянии целую орду облаченных в черное наемных убийц, которые взбирались на крепостные стены, чтобы попасть во двор замка? Или о том, как он убил разъяренного крокодила голыми руками? Ибо, по словам женщин из гарема, он сделал все это и еще много чего всего лишь за один день.
Кларинде не хотелось признаваться, но ей было приятнее слушать, как каждая наложница султана, захлебываясь от восторга, рассказывает об отчаянной храбрости Эша, чем читать о ней в глупых скандальных газетенках.
