— Вы спрашиваете, удалось ли это теперь.
Джимми подождал еще мгновение, потом нажал клавишу.
— Твой дед?
Улла кивнула.
— Быть может, у него найдется объяснение этой истории?
— Не исключено, — ответила она. — Но мне кажется, не стоит сейчас лезть к нему с этим.
Улла взяла пакет с вещами для больницы и вышла. На улице было темно, холодно и тихо.
7
Протяжный воющий звук разбудил Уллу. С трудом она открыла глаза. Сквозь жалюзи на соломенный коврик падала полоса дневного света. Улла встала, плотно закрыла окно и снова нырнула в постель.
Не успела она закутаться в одеяло, натянув его на голову, как сирена завыла снова. О том, чтобы заснуть, нечего было и думать. А ведь эти дремотные утренние часы были самым прекрасным из того гнусного полугодия, что ей предстояло пережить. В мае она наконец-то распростилась со школой имени Теодора Кернера, имея в кармане аттестат зрелости. Занятия на акушерских курсах, куда она после долгих размышлений решила поступить, начинались только в январе.
Она решительно встала с постели, подняла жалюзи и направилась в ванную.
Часом позже она уже громыхала в гору на велосипеде, подаренном родителями по случаю получения аттестата. Пластиковый пакет был прочно закреплен на багажнике.
Подъем был крутой, и мускулы ее под узкими джинсами напряглись. Последние сто метров пришлось пройти пешком рядом с велосипедом.
С сестрой Хильдегард она столкнулась в коридоре.
— Хорошо, что вы принесли вещи, — обрадовалась та. — Вашему дедушке намного лучше. Пойдемте, мы его сейчас же переоденем.
Эмиль узнал ее в дверях. Он улыбался. Трубочки, провода и капельница исчезли.
— Итак, господин Штроткемпер, сейчас мы вас принарядим, — промурлыкала монахиня, словно мать, пеленающая ребенка. Она откинула одеяло и осторожно стянула с него белую больничную рубаху.
Несмотря на возраст, тело Штроткемпера было подтянутым и мускулистым. Во многих местах заметны были темно-синие рубцы — напоминания о ранах, в которые со временем въелась угольная пыль.
Улла достала пижаму и принялась помогать сестре. Дед улыбнулся и весело подмигнул ей.
— Вы могли бы заодно и побрить его, — сказала сестра Хильдегард.
Улла растерянно взглянула на нее.
— Впрочем, это терпит до завтра, — не стала настаивать сестра. Она вышла из палаты.
Улла уселась на краешек постели, погладила деда по руке.
Тебе сегодня лучше, правда?
Штроткемпер открыл глаза и кивнул.
Вчера мы были у тебя дома, — громко сказала она. — Я дала корм кроликам.
Дед пожал ей руку. Ему и в самом деле было намного лучше.
Как же это случилось, дед?
Эмиль попытался ответить, но она не разобрала ни слова.
Ты лучше не говори. Можно беседовать и по-другому.
Эмиль кивнул.
Ты поскользнулся на мопеде во время дождя?
Он покачал головой.
Ударился о тротуар?
Снова отрицательный ответ.
Может, ты вдруг почувствовал себя плохо?
Эмиль с укоризной взглянул на нее. Как всегда, стоило затворить о возрасте и здоровье. Потом отнял руку и демонстративно положил на простыню.
— Но дедушка, я ведь ничего такого не думала, — пошла на попятный Улла.
Он покачал головой и, закрыв от напряжения глаза, вытянул из-под одеяла левую руку. Она бессильно осталась лежать рядом с правой. Слабым движением головы он показал ей на руки. Правая пришла в движение и спокойно заскользила по простыне, сделав через несколько сантиметров поворот к середине постели. Теперь двинулась и левая рука, быстро перемещаясь по прямой, она отрезала путь правой и протаранила ее на самом повороте. Правая рука медленно опрокинулась на тыльную сторону и так и осталась лежать.
Глаза Уллы напряженно следили за происходившим на простыне. Когда все кончилось, она внимательно взглянула деду в глаза.
— Выходит, это было столкновение, — сказала она.
Эмиль с облегчением кивнул.
— С автомобилем?
Он взглянул на нее своими темными глазами, и губы его зашевелились.
Улла склонилась над ним. Ее ухо коснулось его губ.
Белый «мерседес», — выдохнул он, и еще какое-то слово, разобрать которое она не смогла.
Белый «мерседес», — повторила она без всякого выражения.
Дед кивнул. Обессилев, он прикрыл глаза.
В полицейский участок Улла явилась в момент сдачи дежурства. В глазах рябило от оливково-зеленой формы. Все говорили, перебивая друг друга, на нее никто внимания не обращал.
Взгляд ее упал на доску с объявлениями возле двери. Директор полицайпрезидиума подтверждал своим приказом недопустимость азартных игр в служебное время. Вырезка из местной газеты знакомила с судебным очерком под броским названием: «Полиция слишком миндальничает — не пора ли пустить в ход дубинки?». Кто-то поставил рядом с заголовком красный восклицательный знак и жирно подчеркнул ряд фраз в тексте.
— Интересно?
В дверях стоял полицейский, сообщивший ей несколько дней назад о несчастном случае. Светло-зеленая форменная рубашка с короткими рукавами, на ремне пистолет в кобуре. Полицейскому было под тридцать. Смуглый, светловолосый, коротко стриженный, он разглядывал ее, как кусок отборного мяса.
— Я хотела бы выяснить, кто совершил наезд на моего деда, — вежливо сказала Улла, делая вид, что не замечает липнущего взгляда.
— А я уж решил, что вы пришли ко мне в гости.
С наигранным разочарованием он достал нужную папку из шкафа.
— Напомните мне фамилию и имя.
— Штроткемпер, Эмиль Штроткемпер.
Он извлек отчет и внимательно прочитал все три листка.
— И что же вы хотите узнать?
— Кто совершил наезд?
— Но никакого наезда не было, здесь, по крайней мере, об этом ничего нет.
— Но дед только что мне рассказал.
Полицейский воззрился на нее в полном недоумении.
— Эрвин, поди-ка сюда! — крикнул он в соседнюю комнату.
В дверях появился маленький толстый полицейский, он тоже был тогда у нее на квартире.
— Ты расследовал происшествие с мопедом на Фердинанд-Крюгер-штрассе, там еще старик пострадал, помнишь?
Толстяк кивнул.
— Да, ну и что?
— Вы обнаружили там следы постороннего воздействия?
Толстяк энергично покачал головой. Тело его при этом заколыхалось.
— Все и так было ясно. Дождь, булыжная мостовая. Он поскользнулся на повороте, вот и грохнулся…
— Но фройляйн утверждает, что на ее родственника совершен наезд.
— Так ведь свидетелей не было.
Блондин воздел глаза к небу.
— Неужели ты не слышал ничего о водителях, бесстыдно удирающих с места происшествия, дабы избежать ответственности?
— Уймись, Лохнер, — примирительно ответил другой. — Старый идиот в свои семьдесят четыре гоняет на мопеде, даже в дождь. Да после стаканчика-другого. Я бы просто запретил такие вещи.
Он порылся в одной из папок.
— Вот, пожалуйста. Результаты анализа крови. Одна и одна десятая промилле. И старик еще карабкается на мопед. Естественно, навернулся.
Он помахал бумажкой перед носом Уллы.
— А как себя чувствует ваш дед? — спросил Лохнер. — Тут указаны тяжелые повреждения.
— Задето основание черепа и сломаны три ребра. Но доктор уверен, что дед выкарабкается.
О вывихнутой руке она просто позабыла.
— Так, — воскликнул толстяк с явным удовольствием, — и в этом состоянии он рассказал вам, что произошло, во всех подробностях?
Другие полицейские, с интересом прислушивавшиеся к разговору, засмеялись.
Улла почувствовала, как краска прилила к ушам.
— Он почти ничего не произнес, — отчеканила она. — Спрашивала его я, а он только делал мне знак.
Это было уже слишком даже для светловолосого.
— Думаю, не стоит воспринимать все так трагично. Представьте сами его состояние.
Он посмотрел на Уллу таким масленым взглядом, что ее затошнило.
— Но он даже запомнил марку машины. Это был белый «мерседес», — отчаянно настаивала она.
— Возможно, он имел в виду что-нибудь другое.
— А что вчера человек, приехавший на белом «мерседесе», пытался залезть к нему в дом, это тоже что-нибудь другое?
Она сердито огляделась. Голоса вдруг разом смолкли. Только потрескивала рация.
— Кто и где пытался совершить кражу со взломом? — строго спросил толстяк.
Улла перевела дух.
— Вчера вечером кто-то пробовал войти в дом моего деда, — начала она. — Мы как раз были там, собирали ему вещи для больницы.
— Кто это мы?
— Мой друг и я.
— И когда вы находились в доме, кто-то захотел совершить кражу со взломом? Выходит, внутри было очень тихо.
Охотнее всего Улла залепила бы ему пощечину. Но, вспомнив название статьи на доске объявлений, удержалась.
