— Если под честностью понимать противоположность лжи, то верно, так она и должна была сказать, ведь когда-то Элисон была монахиней. Все правильно, я тоже так думаю. Честность — самое лучшее, особенно если иметь дело с такими, как я, — презирающими подделки.
— Правда?
— А вам что, нравятся подделки?
— Так вы знаете, что привело меня сюда?
— Ну, то, что Ники… как бы это… — Она подняла было руку, но тут же опустила, поняв, что не знает, как сказать «мертва», не произнося этого слова. — Мертва.
— Нет, я не о том… Что заставило меня искать встречи с вами? — пояснил Брэд.
На этот вопрос у нее ответа не было, потому что она нарочно сдерживала себя, не позволяя фантазии разыграться. А впрочем, нет, ответ имелся. Они здесь, чтобы вспомнить о том, что она видела на кухне. Призрак.
— Чтобы я вспомнила…
— А единственный способ добиться этого — поверить мне, — кивнул Брэд. — Понимаете?
— Да. И я верю вам.
— Да, но… То есть… — Брэд посмотрел в сторону и пошевелил своими большими сильными руками с аккуратно подстриженными ногтями. Ее ногти тоже ухожены, но при помощи зубов, а это, по словам Андреа, плохая привычка.
«Интересно, при нем я кусала ногти? Не помню!»
— Больше чем поверить, — говорил он.
— Как это?
— Ну, чтобы вам со мной было спокойно. Избавьтесь от страхов, от всего, что тормозит вашу память.
— Ясно.
— Ясно?
— Думаю, да. Вы хотите, чтобы я забыла о своих комплексах. Тогда голова станет работать свободно и, так сказать, сама вспомнит то, что я видела.
— Примерно так. Да.
— Но вы опасаетесь, что мы оба слишком расчувствуемся, — добавила Птичка.
Глаза у Брэда округлились. Она слишком откровенна, это стало ясно, лишь только слова сорвались с ее губ. Но, увидев его реакцию, Птичка почувствовала уверенность.
«Я обладаю над ним некоторой властью».
Впервые она использовала такую власть над мужчиной вроде Брэда, и это ей понравилось.
— Вы опасаетесь, что я в вас влюблюсь, — выдала она.
Брэд заморгал. Потом покраснел. Не сильно, но достаточно, чтобы Птичка воодушевилась еще больше.
— Или, хотя это и маловероятно, что вы влюбитесь в меня.
— Нет.
— Что «нет»?
— Ну… — Теперь лицо его по-настоящему пылало.
Подумав обо всем, что сказала, Птичка почувствовала, что тоже краснеет.
— Не беспокойтесь, мистер Рейнз. Я не собираюсь влюбляться в вас. — Она отошла немного в сторону. — Ладно, довольно об этом. Пошли к пруду, посмотрим, может, что и получится.
— Брэд, — поправил он. — Пожалуйста, зовите меня Брэдом.
И от таких слов она на мгновение почувствовала себя его королевой.
Целый час провели они у большого фонтана, который Элисон называла прудом, разговаривая и прогуливаясь по асфальтированному дворику, время от времени присаживаясь на скамейку и бросая в воду осиновые листья и камешки. Птичке этот час показался пятью минутами.
Она то и дело оглядывалась — не шпионят ли за ними, — но никого не было видно, и Птичка решила, что это Элисон устроила все как нужно. Подумать только, не кто-то а сама Райская Птичка Фаундер встречается с мужчиной у пруда, и об этом знает весь центр. Она чувствовала себя особенной.
Никогда еще Птичка не оставалась с мужчиной наедине, пусть даже для того, чтобы поговорить об убийце. Но они разговаривали не об убийце. Они беседовали о центре. Брэд хотел знать распорядок здешней жизни. Все, до мельчайших подробностей. Ее удивило, что кто-то может так интересоваться скучной рутиной повседневной жизни.
Как она встает каждое утро в семь. Как ест на завтрак два яйца с тостами, горячим какао и маленьким стаканом апельсинового сока. Обычно в компании Андреа. Как после завтрака Андреа идет к ней в комнату и заставляет чистить зубы.
Она показала свои зубы Брэду и спросила, что он думает о них. Он засмеялся и сказал, что они на удивление белые и ровные. Потом смутился и попытался объяснить, что «на удивление» не значит, что он удивился, просто имел в виду — редкостно белые и ровные. Впрочем, ровные, особенно без скоб, действительно большая редкость.
Этого ему было мало, и Птичка изложила все свое дневное расписание, включая карточные игры с Рауди, который только и знает, что толковать о шифрах, шпионах, следах и тому подобном. Она дружит со всеми, кто живет в центре больше года, но не так, как с Кассом, Рауди и особенно Андреа, которую Элисон взяла под свое крыло.
Они говорили и о ее связях с внешним миром. Да, во всех комнатах есть телефонные аппараты. Можно звонить и отвечать на звонки в любое время. И конечно, имеется доступ в Интернет.
Кажется, Брэд удивился, услышав про картинки с изображением нагих женщин, которые постоялец Карл прикреплял к дверям других постояльцев, пока Элисон не положила этому конец. Птичку-то это не волновало, но некоторых, вроде Андреа, это угнетало, а других, вроде Касса, возбуждало. Птичке трудно было понять, почему люди так реагируют на наготу, но Элисон объяснила, что такая уж у нее натура — это просто проявление свойственного ей отсутствия интереса к внешности.
Птичка пожала плечами, а Брэд рассмеялся. Следует признать, он ей нравился. По-настоящему нравился.
Говорили они про ее семью, вернее, про то, что она могла вспомнить, то есть об одной лишь Энджи, сестре по матери, чье полное имя было Ангел.
Брэд удивился, услышав это.
Птичка вытащила фотографию, которую всегда носила в заднем кармане джинсов.
— Посмотрите.
Он взял снимок, вгляделся, перевел взгляд на Птичку.
— Смотрю, вы похожи. Она красивая.
«Как это понимать? — подумала Птичка. — Он что, назвал меня красивой? Пожалуй, нет. Но он сказал, что мы похожи, а все говорят, что Энджи красавица».
Такие вопросы ей обычно не задавали. Брэд хотел, действительно хотел, знать подробности.
«Как выглядит ваша комната? Где вы покупаете носки? Все ли покупаете по Интернету? Где больше всего любите бывать, в смысле на территории центра?»
Она добросовестно отвечала.
К убийце это отношения не имело, а вот к ней — прямое. Да, конечно, все это ради того, чтобы завоевать ее доверие, но даже если так, Птичка чувствовала с его стороны искренний интерес. Не было у него холодного взгляда следователя, пытающегося вытянуть ответы, как не было и мертвого взгляда психиатра, слушающего пациента, потому что работа обязывает.
В его взгляде угадывались зачарованность и сосредоточенность. Он проник в самые глубины ее души, но на этом не остановился, пытаясь узнать больше, понять ее до конца. А в какие-то моменты она могла поклясться, что тот готов съесть ее глазами. А дважды во время разговора Брэд прикоснулся к ее плечу.
— Нет, нет, я не это имел в виду, — сказал он при этом. — Поверьте, я обожаю «Адскую кухню». Всем нам нравится смотреть, как хлыст надсмотрщика приводит в чувство кучу бездельников. Просто… — Он пристально посмотрел на нее.
Она в эту минуту была способна думать только о том, что чувствует тепло его руки на своем плече. А когда он убрал ее, стало тоскливо.
— Просто — что? Вам трудно представить меня на кухне? — спросила она.
— Почему же? — широко улыбнулся он. — Честно говоря, совсем не трудно.
Они продолжили разговор, то и дело посмеиваясь над чем-то, и в какой-то момент он снова коснулся ее плеча.
Потом ему захотелось узнать о ее творчестве.
— Вам действительно интересно? Это же просто истории. И я их никому не рассказываю.
— Что за ерунда. В этих историях — вы сами. Вы должны рассказать их мне. И я хочу знать все.
— Правда?
— Да.
— Но у нас нет времени.
— У нас целый день. И поверьте, если мы кому-то понадобимся, все знают, где нас найти. Перескажите мне свой первый роман. Кто знает, быть может, его опубликуют, и тогда я окажусь первым читателем. Я настаиваю!
— Ладно. — Птичка вскочила со скамейки. Сердце ухало в груди. — Только вы должны пообещать… не смеяться.
— Обещаю; только если вы сами засмеетесь, я поддержу.
— Это ладно, но не над самим повествованием или не над тем, что вам покажется глупым.
— Обещаю. — Брэд поднялся следом за ней. — Как вы назвали роман?
— «Горакус».
Они медленно двинулись по тропинке. Брэд шел с ней бок о бок.
— Это про мир, — продолжала Птичка, — существовавший две тысячи лет назад. Он так и назывался — Горакус.
Птичка пересказала сюжет, но ему были нужны подробности. Что делали люди Горакуса по ночам, что носили, как праздновали свадьбы. Как выглядели их спальни, как пользовались Интернетом и какие сорта зубной пасты предпочитали.
Птичка с восторгом, какого от себя не ожидала, отвечала на все вопросы. Никому она так подробно не пересказывала сочиненные ею истории.
Изложение «Горакуса» заняло еще час. Птичке стало неловко: слишком много времени она у него отнимает. Порывисто схватив Брэда за руку, она подвела его к ближайшей скамейке и заставила сесть.
