Форд принес две бутылки.
– Теперь, когда у тебя будет полно свободного времени, я смогу заполучить нового игрока в нашу баскетбольную команду, верно? Трое на трое. А то после того как Сойер сбежал под предлогом, что потянул ахиллово сухожилие, нас осталось двое. Джекс и я. Нам нужен твой рост.
– Рассчитывай на меня, – пообещал Джош и увел Грейс на причал, освещенный гирляндами белых праздничных, мигавших в темноте огоньков. Вместо того чтобы пройти до самого конца, где они были бы у всех на виду, как в аквариуме, он показал на деревянную лестницу, которая вела к пляжу.
Песок был влажен и податлив. Прибой шумел так, что заглушал звуки веселья. Они шли и пили на ходу пиво. Это была долгая неделя, большая неделя. Неделя необратимых изменений. Джон наделал много ошибок в жизни и пытался на них учиться. И уж определенно старался их не повторять.
Пока что его любимой ошибкой оставался найм Грейс. Из-за нее он дошел до того, что продал практику и собирался жить так, как больше ему подходило. И хотя он знал, что она должна уехать, все равно ощущение счастья оставалось.
– Тебе звонили после собеседования? – спросил он, делая все, чтобы выглядеть незаинтересованным.
– По-моему, и Сиэтл, и Портленд собираются предложить мне работу. В обоих местах есть немало возможностей в моей области.
Не только он старательно изображал безразличие. Недаром она отвернулась.
Он остановился, приподнял ее подбородок и испытующе заглянул в глаза.
– Ты именно этого хочешь?
– Я работаю над тем, чтобы это выяснить.
В ее беззащитных глазах светились надежда и мечты, сомнения и страх. Именно страх тронул Джоша больше всего.
Она стояла на перекрестке дорог, и он был рядом, желая сделать все как можно лучше. Как правильнее.
– Я не оправдал ожиданий отца, когда продал практику. Но сделал это в надежде, что он поймет, – тихо сказал он и, помедлив, добавил:
– Может, и тебе стоит брать в расчет не родительские ожидания, а то, что для тебя лучше всего.
Грейс с глубоким вздохом кивнула:
– Знаю. Но я так долго этим жила. Не сразу и поймешь, чего жду от жизни я сама.
Они долго смотрели, как упорно штурмует берег океан. Молчать было легко, и Джош впервые осознал, что, как ни странно, их проблемы не так уж отличаются.
– Как насчет тебя? – спросила она наконец. – Чего ты хочешь для себя?
Чего он хочет? Изменить ситуацию. Для того, чтобы и она поняла, чего хочет.
– Мне нужно свободное время. Чтобы перевести дух.
– И ты думаешь, что теперь это получится?
– Иисусе, надеюсь, что так. Я слишком мало вижусь с Тоби.
– Сегодня я помогала ему рисовать фамильное древо. Вы с его матерью не были женаты?
– Нет. И даже, считай, не встречались.
– Одноразовый секс?
– Что-то вроде.
Она выжидающе уставилась на него. Он громко выдохнул. Неужели действительно собирается это сделать? Он никогда на такое не решался.
– Ты просто многого обо мне не знаешь. В детстве я вовсе не был крутым.
– Да. Болван с задержкой развития.
Он покачал головой. Грейс улыбнулась.
– Люди любят поговорить о тебе.
Да. И он это обожал.
– Ну, к окончанию школы я почти не изменился с тех времен, когда меня раздели и привязали к флагштоку.
– Что?!
Она выпрямилась, бешено сверкая глазами.
– Кто это сделал?!
– Полегче, Тигр. Я просто говорю, что когда в детстве тебя постоянно донимают, ты не совсем готов к тому, что вдруг вырастаешь на целый фут и женщины начинают уделять тебе внимание. А потом прибавь еще несколько лет и буквы «ДМ» после своего имени, и все становится еще хуже.
– Так женщины стали бросаться тебе на шею? – ахнула она. – Должно быть, это несколько облегчило твою боль.
Да. И даже намного. Но это не означает, будто он сразу понял, что делает.
– Я встретил мать Тоби на свадьбе друга. Она была из Далласа и приехала в город на уик-энд.
Это был кошмарный день. Он потерял своего первого пациента, подростка, скончавшегося от передоза, прежде чем Джош успел ему помочь. В самом кошмарном настроении он отправился на свадьбу. Несколько бутылок пива, прекрасная незнакомка, один прохудившийся презерватив, и он сделал все, чтобы забыть тот день.
Но это оказалось невозможно.
– Алли была официанткой. Хотела заработать достаточно денег, чтобы поехать в Нэшвилл и заняться певческой карьерой.
Алли все делала с неподдельным энтузиазмом и стала безумным глотком свежего воздуха после той жизни, которой он жил в то время: больничной. Она все делала с размахом: жила, смеялась, любила. И эта неуемная страсть ко всему стала причиной его падения. Он втрескался в нее, втрескался по уши, безумно и безоглядно.
– Когда она обнаружила, что беременна, все изменилось.
– Она осталась с тобой в Лаки-Харборе?
– Ненадолго.
Джош надеялся, что Алли полюбит его, но любовь не входила в ее планы. Зато ей понравилось быть женой доктора, поскольку, как она поняла, такое существование – куда более комфортно, чем работа певицы.
– Она надеялась на идеальную жизнь, но быстро поняла, что такая жизнь крайне далека от идеальной. Не говоря уже о том, что я уже был женат на своей работе.
Глаза Грейс снова сверкнули, но тон был мягким.
– И что было дальше?
– Родился Тоби. Я принимал его и сам перерезал пуповину.
При воспоминании об этом у него каждый раз сжималось сердце. Только минуту назад он жил как эгоист. Работать – вот чего он всегда хотел больше всего на свете. И вдруг держит этого мокрого извивающегося разозленного малыша… Он смотрел в собственные темные глаза и чувствовал, как в нем открываются какие-то шлюзы.
Но тут Тоби зевнул и заснул у него на руках.
– Тоби изменил всю мою жизнь.
И жизнь Алли тоже, но совсем в другом смысле.
Она ненавидела саму мысль о постоянной заботе о ребенке. Ненавидела изменения в своем теле. Ненавидела работу Джоша.
– Однажды я пришел домой после кошмарной двойной смены, и Алли отдала мне Тоби. Сказала, что сменила ему памперс и накормила. Потом схватила ключи, сумочку и ушла.
И не оглянулась. С тех пор прошло пять лет.
Грейс с ужасом смотрела на него.
– Так она оставила тебя одного с Тоби? И просто ушла?
– Но я был довольно скверным сожителем. Постоянно торчал на работе. А она не была создана для домашней жизни, как того требовал ребенок.
– Но просто оставить тебя и Тоби? Какой ужас!
