— Ты знаешь, кто это?
Я отрицательно покачал головой. То, что заведующий что-то затевает, было понятно с самого начала. Вот только что и с какой целью? Что ему нужно от пятнадцатилетнего двоечника?
— Сегодня вторник, — вкрадчиво напомнил Енох.
— Знаю, — нахмурился я.
Я уже себя корил, надо было тогда сдержаться. В результате сижу в изоляторе, а у меня сегодня встреча с дядей Колей. Не знаю, кто это, но сходить бы надо. Раз уж я попал в тело Генки, то не стоит отмахиваться от его прошлого и всего, что связано с ним.
— Тебя сегодня точно не выпустят, — проворчал Енох.
— Знаю, — повторил я.
— И что ты будешь делать? — не унимался Енох.
— Надо попасть в город, — сказал я.
— Как? — вытаращился на меня Енох, — вообще-то ты заперт в изоляторе на висячий замок, выйти отсюда не можешь. А выпускать тебя явно не собираются. Дня три точно будешь сидеть здесь, пока заведующий не разберется с той запиской.
— Ну да, ты прав, — кивнул я и задумался, — так, ужин у нас через четыре часа, полдник мне однозначно не положен. Значит, всё это время меня не тронут.
— И что?
— А то, я вполне могу отлучиться в город, и никто не заметит.
— И как же ты отсюда выберешься? — ехидно спросил Енох. — Вообще-то дверь заперта, а через стены проходить ты не можешь.
— Не могу, — покладисто согласился я. — Поэтому выйду через окно.
— Оно забито, вообще-то, если ты не заметил, — голос Еноха сочился ядом, словно тюбетейка Тамерлана.
Я подошел к окну и осмотрел его. Енох был абсолютно прав — окно было практически монолитным, выдавать стекло не получилось бы — от многочисленных слоёв краски оно накрепко сцементировалось.
— Ну вот, я же говорил! — ехидно осклабился Енох. — будешь сидеть тут три дня. А дядя Коля, кто бы он ни был, тебя не дождется.
— Не мешай, Чапай будет думать, — цыкнул я на призрак.
— Кто такой Чапай?
— Заткнись, говорю!
— Поду-у-умаешь, — обиделся Енох и исчез.
Вот и хорошо, хоть спокойно подумаю.
Я осмотрел помещение. За шкафом находилась еще одна дверца. Я толкнул её — открыто. В небольшой, примерно два на три метра комнатке в полу был слив, рядом стоял таз с водой. Ага. Туалет и ванная. А я-то думал, как здесь справлять гигиенические процедуры. Хотя удивительно, ведь почти во всех зданиях удобства были во дворе.
Ни окон, ни дверей в помещении не было.
Чёрт!
От такой досады я пнул ни в чем неповинный таз, расплескав драгоценную воду, и вернулся обратно. Время шло, а вариантов не было.
Я окончательно рассердился и плюхнулся на кровать. Которая жалобно скрипнула под моим весом. Я уставился на потолок и вдруг увидел на нём небольшой люк. Первоначально я его не заметил, так как доски были забелены известью и практически не отличались от потолка.
Конечно! Выход на чердак был в каждом здании, даже таком небольшом. Меня буквально сдуло с кровати. Я подпрыгнул и толкнул люк рукой, он чуть поддался.
Не заперто!
Теперь встал вопрос, как мне туда забраться? Эх, сюда бы чердачную лестницу! Я хотел подтянуть кровать, но смысла не было — она оказалась низкой и спинки были совсем маленькие и хлипкие. А вот шкаф я, поднатужившись, таки сдвинул и довольно легко взобрался наверх. Крышка поддалась и уже через мгновение надо мной зиял провал чердака, откуда явственно потянуло сквознячком.
— Ты возвращаться разве не собираешься? — Енох материализовался так внезапно, что я чуть не рухнул обратно на пол, чудом удержавшись в проеме люка.
— Напугал! — буркнул я и подтянулся наверх.
— Не собираешься? — назойливо повторил Енох.
— До ужина успею, — отрезал я, осматривая пыльный, пропахший мышами чердак.
— А если они придут и увидят, что тебя нету? — не сдавался Енох.
— Так здесь останешься ты и отведёшь глаза, — решил я.
— Я могу отвести глаза от предмета, чтобы его не заметили, — возмутился Енох, — а наоборот — не могу.
— Так учись, — ответил я.
— Генка, ну возьми меня с собой! — замерцал Енох, — вдруг там моя помощь нужна будет?
— Да какая там помощь? — поморщился я чихнул от пыли, — а здесь вот мог бы и помочь. Если не глаза отвести, то хоть послушать, что к чему.
— Ну, Генка… — заканючил Енох.
Но я был непреклонен и оставил дощечку на чердаке, аккуратно пристроив её у стенки. Енох надулся и исчез.
Как обычно, впрочем.
Примерно через час я уже торопливо шагал по сбитой веками брусчатке узенького переулка города N. До парка можно было добраться быстрее, но для этого нужно идти по центральной улице, а палиться не хотелось — вдруг кого-то из воспитанников или воспитателей встречу.
Площадь, где находился Горпрофсовет была довольно-таки суетливая, ведь там были расположены еще и другие госучреждения, жокей-клуб (на самом деле примитивное казино) и парочка питейных заведений от Нарпита попроще. Пёстрая толпа, состоящая из смеси всех сортов человечества — спекулянтов, пролетариев, нэпманов, конторщиков, уличных торговцев, фабрично-заводских рабочих, извозчиков, советских служащих и дамочек с пониженной социальной ответственностью, сновала туда-сюда.
На искомой лавочке в густом, заросшем всякой ерундой, и уже здорово облетевшем парке сидел уличный мальчишка в подбитом ватой клифте и деловито ел беляш, шмыгая носом и вытирая жирные пальцы о штаны.
— Не занято? — спросил я, кивнув на свободный край.
— Неа, — жуя, нечленораздельно ответил тот.
Пацан ел жадно. Торопливо. Почти как Барсик.
Я присел и вздохнул: Барсика пришлось оставить в Вербовке. Коты — территориальные животные и таскать его с собой, тем более приносить в школу — было не самой хорошей идеей. На всякий случай, я попросил Любку, младшую дочку Сомова, приглядывать за котом, подкармливать, и, если хозяева не найдутся — забрать к себе.
Задумавшись, я проворонил момент, когда появился дядя Коля, невысокий щеголевато одетый мужичок в суконной куртке, весь какой-то дёрганный и суетливый.
— О! Генка! — расцвёл щербатой улыбкой он, затем цыкнул на беспризорного, — А ну пшёл отседова, тля.
Тот подскочил и моментально ретировался.
— Ну рассказывай, как делихи? — развязно спросил дядя Коля, плюхнувшись на лавочку.
Я внимательно посмотрел на него, на когда-то дорогую, а нынче истасканную куртку с пятнами чего-то маслянистого на рукаве, на засаленную кепку, и меня передёрнуло. Но я постарался не подавать виду:
— Да нормально, — протянул я и выжидательно уставился на него.
— А ты меня не помнишь, Генка? — сказал дядя Коля и внимательно посмотрел на меня, слишком внимательно.
Я пожал плечами и покачал головой.
— Да ты ещё совсем шкетом был, когда я тебя на коленке качал, — ощерился дядя Коля. Двух передних зубов у него не было, а еще на двух стояли золотые коронки.
— Не помню, — сказал я.
— Я дядя Коля, лучший друг твоего бати, — представился дядя Коля и протянул руку. На пальцах и на тыльной стороне ладони были наколки…
— Он погиб, — сказал я и осторожно пожал его руку (о смерти Генкиного отца я знал это из личного дела Генки. На руки, сволочи, дело не давали. Пришлось подослать Еноха).
— Да. Я знаю, царство небесное, — равнодушно выразил сочувствие дядя Коля и сразу же перешел к делу. — Слушай, Генка, а вещи Сидора куда девались?
Я пожал плечами. Откуда же я знаю, если осознал себя уже в школе.
— Ну вспомни, — продолжал настаивать дядя Коля.
— Не могу, я после похорон не в себе малость был, — выкрутился я, — всё как во сне прошло. Очнулся уже в трудовой школе.
— Херово, — цыркнул струйку слюны в сторону дядя Коля.
Он вытащил примятую пачку папирос и спросил:
— Будешь?
— Не, не курю, — ответил я.
— Да что ты за мужик? — насмешливо удивился дядя Коля, — бери давай. Настоящий мужик должен уметь всё. Ты, Генка, не переживай, со мной не пропадешь. Я тебя всему научу.
Он подкурил папиросу и крепко затянулся.
