На причале, встречая путешественников, толпились жители острова, рабы с носилками, повозки, запряженные волами. Критяне почтительно приветствовали прибывших.
Птолемей нанял крытую повозку с проводником для богатых путешественников, и все отправились к Кносскому дворцу.
Проводник был приветлив, очень смугл, с голубыми глазами, как истинный критянин. На лоб набегали завитки черных кудрей.
Путь лежал мимо рыбачьего квартала, лавок ремесленников, домов богатых торговцев. Вскоре дорога стала петлять между садами, оливами и вышла на равнину, вдали которой виднелся горный хребет, на котором был воздвигнут царский дворец. На месте этого дворца можно было разместить целый город. Возвышаясь на горе, дворец терраса за террасой спускался по склону, ярусы красных колонн сменяли друг друга, сужаясь к основанию. Полоса яркой лазури, любимая критскими мастерами, поверху и понизу обертывала колонны. За колоннами прятались портики и балконы. С крыш во все стороны света надменно, словно грозные стражи, глядели бычьи рога.
Повозка остановилась у входа в огромный двор, вокруг которого располагались многочисленные помещения дворца.
На лестницах из расселин разбитых землетрясениями камней росли оливковые деревья. В давно покинутые залы дворца грозно и угрюмо вели черные входы.
Птолемей подошел к огромной красной колонне и увидел сохранившиеся от древних пожарищ темные пятна. Он вспомнил, что дворцу уже более тысячи лет и почувствовал благоговение перед его строителями. Он знал, что весь ансамбль дворца не раз серьезно повреждали землятресения, пострадал он и от пожаров, однако часть зданий, несмотря на трагедии многих прошедших столетий, оказалась нетронутой. В битве с безжалостным временем дворец выстоял, как непобедимый воин.
– Вот как надо строить! – воскликнул Птолемей. – На века!
Птолемею посчастливилось увидеть немало городов и дворцов, но Кносский дворец поразил его. Даже в полуразрушенном виде он производил сильное впечатление. Красные колонны сверкали на солнце. Казалось, будто дворец парит в воздухе.
Менелай ловил каждое слово своего легендарного брата и всё больше и больше преклонялся перед его личностью.
– За этими колоннами находились покои царя? – поинтересовался Птолемей у проводника.
– Здесь было более тысячи помещений и здесь всегда жили только цари со своим многочисленным двором.
С интересом рассматривая царский дворец, Птолемей сказал Менелаю.
– Строители дворца превзошли самих себя. Одна эта лестница делает им честь.
Он легко взбежал по лестнице на верхнюю площадку, вошел в одну из дверей, ведущих во внутренние помещения.
Проводник увлеченно рассказывал:
– Строители приняли в расчет даже местный климат: летом в помещениях всегда прохладно, зимой тепло.
В залах дворца было очень светло: свет поступал через световые колодцы, прорезавшие здание сверху донизу. На стенах уцелели великолепные фрески. У Птолемея захватывало дух от восторга, когда он глядел на изображение женщины в голубой одежде с развевающимися завитками черных волос. Большой глаз смотрел из глубины веков гордо и лукаво.
В следующих залах, куда ни бросишь взгляд, стены были расписаны фресками с играющими животными, порхающими птицами, резвящимися дельфинами.
Искусство критян совсем не изображало военных подвигов, царей-победителей, воинов, размахивающих мечами, связанных рабов. Настенная живопись была радостной, полной света и ярких красок. В искусстве Крита всё было подчинено гармоничной связи человека и природы.
Птолемей любовался карнизами, расписанными черными и белыми прямоугольниками или украшенными черными и голубыми завитками, напоминающие череду бегущих волн.
– Критяне поклонялись земным богам, которые проповедуют поэзию, чувство изысканности, – поведал Птолемею проводник.
Они остановились перед фреской, на которой был изображен юноша, прыгающий через быка.
– Как и в Египте бык на Крите был священным животным, – пояснил проводник. – Особенно почитались белые быки, поскольку их всегда посвящали луне.
На фреске в игре с быком участвовали две девушки с узкими талиями и широкими бедрами и мужчина. Одна девушка стремилась успокоить животное, стояла сбоку от него, украшала его голову и рога. Мужчина, вступив в игрy, хватал животное за рога, вскакивал ему на спину и делал сальто назад. Другая девушка ловила его или, если он оступался, приходила мужчине на помощь.
Это была игра, а не кровожадная травля животного.
– На Крите и сейчас устраивают эти игры? – поинтересовался Птолемей у проводника.
– Да, – был ответ.
Они задержались перед алтарями, столами для жертвоприношений, украшенных обоюдоострыми топорами и парами рогов. Изображения рогов были повсюду.
– У минойцев было два священных символа богов – рога быка, и двухсторонний топор лабрис. Цари поклонялись богам с невиданной пышностью, – объяснял проводник. – Пока Крит принадлежит микенцам, во всем районе Эгейского моря ничто не мешало расцвету его могущества и культуры.
Птолемей подумал о том, что в результате соприкосновения микенцев с критянами возникло чудо новой культуры. Он поделился с Менелаем волнующими его мыслями.
– Если мне удастся при строительстве Александрии объединить культуры Египта, Крита и Эллады в единое целое, этот новый город прославится на весь огромный мир.
Внутренний голос подсказывал Птолемею, что это должно стать одной из важнейших задач его жизни.
Дорога от Крита до Египта по спокойному морю заняла пять дней. Солнечным утром шестого дня триера приближалась к Александрии.
На недавно построенной набережной города уже с утра стояли плотной толпой жители всех возрастов и званий. Дети толкались и дрались, чтобы захватить лучшие места. Множество кошек и собак пришли вслед за своими хозяевами. Встречающие двигались очень осторожно, чтобы ненароком не наступить на какое-нибудь священное животное.
Полицейские, вооруженные длинными палками, заботились о порядке и спокойствии.
Ближе к причалу на мраморных скамьях восседали знатнейшие жители города. Македонские воины при полном вооружении стояли у причала. Рядом с ними Филокл беседовал с ближайшими советниками и друзьями Птолемея.
Толпа заявляла о своем нетерпении криками, песнями, шутками. Жрецы и вельможи держали себя с достоинством, – одни тихо переговаривались, другие хранили молчание.
Все с нетерпением ждали Птолемея с молодой женой Эвридикой, пристально вглядываясь в синюю гладь моря.
Жившие в Александрии греки устроили накануне праздник в честь Птолемея и его жены.
На алтарях греческих богов множество жертвенных животных были преданы закланию.
Едва вдали показался парус, в народе послышались радостные восклицания.
– Плывут! Плывут!
– Интересно, какая у него жена?
– Одно слово, македонянка!..
– Теперь Египет во власти македонцев.
– Это лучше, чем персов.
– Лучше бы Птолемей женился на египтянке.
– Перестаньте драться друг с другом.
– Не наступи на кошку!..
– Осторожнее, эллин, не толкайся. Египет принадлежит не толь ко вам, но и нам, египтянам.
Большой парус всё ближе и ближе приближался к ожидавшей толпе.
Вскоре веселые и резкие звуки труб приветствовали подошедшую к причалу триеру.
Как только Птолемей и Эвридика ступили на египетскую землю, раздался стройный хор голосов.
– Живите в мире ради вас самих и ради египтян!..
– Да распространится счастье и благоденствие над Египтом!..
Первым к Птолемею и Эвридике приблизился жрец Тимофей и громко произнес благословение богов их новому совместному дому. Во время его речи, многие взоры были обращены на Эвридику.
– Похожа на египтянку, смуглая и черноволосая.
– Уж больно неприветливый у нее взгляд.
– А у Птолемея такое красивое, открытое лицо.
– Найти женщину, достойную нашего Птолемея, трудно. Он велик душой.
Молодые егяптянки с восхищением рассматривали Менелая. Природа одарила его всем, что может желать себе двадцатилетний юноша. Его благородное лицо было достойно резца греческих скульпторов. В его лучистых глазах светились доброта и смелость. Стройная мускулистая фигура отличалась большой силой и ловкостью.
Вслед за жрецом Тимофеем к Птолемею подошел Филокл. Они крепко обнялись. Птолемей представил своего ближайшего сподвижника Эвридике и Менелаю.
Эвридика с первого взгляда не понравилась Филоклу, – он был удивлен выбором Птолемея, тонкого ценителя женской красоты. «Такие женщины быстро становятся жертвами своей алчности и ненасытной жажды жизни», – подумал он.
Девушки в праздничных нарядах преподнесли Эвридике золотую повязку, обвитую множеством душистых фиалок.
Принимая повязку из рук самой красивой девушки, Эвридика поцеловала её.
Не ожидавшая такой торжественной встречи, Эвридика сразу же почувствовала себя повелительницей над всеми окружающими её людьми. Отец распорядился её судьбой гениально. Она уже не сомневалась, что в жизни ей повезло больше, чем сестрам. Теперь Эвридика была спокойна. Довольная улыбка мелькнула, на её губах.
