Они стояли друг напротив друга — два человека, оба достойные манипуляторы, готовые драться до последнего за честь называться вождем древнего племени атли. Амбиции, жажда власти. Наверное, этого я не пойму никогда. Да, и не надо мне оно…
Атли вновь держались за руки, делясь кеном, и через миг я ощутила в венах вязкую черную силу колдуна, ломающую барьеры жилы, подавляющую, терпкую и на удивление не отталкивающую. Он влиял на меня. Сейчас, стоя в кругу, делясь кеном, Тан внушал мне свою волю.
И она была единственно правильной, основополагающей и незыблемой.
— Мы убьем тебя, — честно призналась я, заговорщически склоняясь, ведомая желанием предупредить. Так как теперь его кен управлял мной, диктовал защищать владельца.
Но было поздно — Тан уже все понял и так. Пал прошел через мою жилу, впитался в его кожу, и колдун, широко распахнув глаза, рухнул на колени прямо на грязный пол неухоженной комнатушки, посмотрел на меня как‑то обиженно, как ребенок, у которого отняли конфету. Затем поднял лицо к Владу, раскрыл рот, словно хотел что‑то сказать, но тут же оно окрасилось мертвецки — бледным, Тан закатил глаза и гулко повалился на бок, выпустив мою ладонь…
В ту ночь я спала как убитая, без снов и тревоги, без раскаяния и вообще каких‑либо чувств.
Глава 17. Деторожденная
Зима накрыла Липецк неожиданно и рано, как и осень. В начале ноября. Тяжелый мокрый снег белоснежной периной укрывал землю, беспощадно сминался ногами прохожих, расплющивался колесами машин и понемногу таял, спрессовывался, покрывался пылью и копотью.
Последний месяц прошел сравнительно спокойно, без приключений. Скорее, это был месяц осмысления и переваривания той массы информации, что была свалена на меня до встречи с Таном. И выводы, которые пришлось сделать, оказались отнюдь неутешительными.
Во — первых, Рита, хоть и вздрагивала при каждом упоминании о колдуне, не смогла связно объяснить, как именно тот ее мучил. Вернее, оказалось, он ее и не мучил вовсе. Держал под замком в каком‑то подвале, а когда пришло время идти к очагу, просто загипнотизировал.
Во — вторых, Влад что‑то скрывал, и теперь я это видела явно. Однажды я спросила, что значили слова Тана у очага об «удобстве», но он настолько талантливо ушел от ответа, что я поняла: ничего не добьюсь, придется выяснять самой методом проб и ошибок.
В — третьих, я до сих пор с трудом представляла, что значил ритуал кроту. То есть одно дело убить человека ножом или из пистолета, и совсем другое — проткнуть мягкий воск, окроплённый несколькими каплями крови. Если честно, я уже сомневалась, что кого‑то там убила. Максим, хоть и был зол, как черт, все же оставался Максимом. Живым и невредимым.
Вике я сказала, что на нем была порча. Пусть уж она лучше верит, что я подалась в секту, чем узнает правду. Подруга долго читала мне мораль, а затем покачала головой и сдалась:
— Надеюсь, он того стоит.
Конечно же, она подумала, что я связалась с сектантом — зачем иначе мне проводить сомнительные ритуалы с кровью и черными свечами?
Как ни странно, я ожидала худшего — что она попросту перестанет со мной общаться. Наверное, в душе подруга готовила план, как вытащить меня из религиозного рабства. Что ж, пусть.
Глеб больше не пил, во всяком случае, я его пьяным не видела. Он не обижался за ту выходку с охотником. Даже сказал, что поражен моей смелостью, хотя уточнил, что мозгов бы мне все же не помешало добавить. Вообще, он чаще стал бывать вечерами дома, заходил ко мне, и мы подолгу болтали на балкончике, кутаясь в куртки и поджимая окоченевшие коленки.
С ним было легко.
Скованный и угрюмый, обиженный на мир парень из гостиной со мной преображался, словно по мановению волшебной палочки, становясь улыбчивым, открытым и совершенно бесхитростным весельчаком, сыплющим до колик в животе смешными анекдотами.
Да и при всех он часто улыбался, всегда выделял мое появление какой‑нибудь шуткой или просто приветливым словом.
— Похоже, Измайлов выздоравливает, — сказала мне однажды Лара с ироничной улыбкой на губах. — Ты хорошо на него влияешь, пророчица.
Защитница редко заговаривала со мной. Положа руку на сердце, могу сказать, что почти никогда. Неожиданная реплика и внимание ошарашили, я растерялась и не знала, что ответить. Лара же, наоборот, как всегда, смотрела прямо и свысока.
— Я ничего не делала, — пробормотала я, действительно не понимая, что она подразумевает под словами «хорошо» и «выздоравливает». Глеб был со мной милым, но в обществе атли, особенно в присутствии Влада, все равно оставался угрюмым нелюдимом.
— Для этого необязательно что‑то делать. — Она повела плечом и хозяйским жестом подвинула вазу на журнальном столике. — Но я буду рада, если ты излечишь его окончательно.
— О чем ты говоришь?
— Не нужно строить из себя святую невинность! Глеб Измайлов хочет тебя, и я на твоем месте ответила бы ему взаимностью. Он достаточно силен, чтобы защитить тебя, у вас будут красивые дети. Он верный. Скорее всего у него будет лишь одна жена.
— Зачем ты говоришь мне это? — тихо спросила я, опустив непонятную фразу про жену. Разве может быть больше одной? По — моему, российское законодательство этого не одобряет.
— Мы с тобой не подруги, и вряд ли ими будем. — Лара улыбнулась, но улыбка эта была отнюдь не приветливой. Наоборот, она была хищной в прямом смысле этого слова. — Но, поверь, тебе не стоит знать меня как врага.
— Как… врага?
Я готова была провалиться сквозь землю! Стою тут, мямлю, как слабачка какая‑то. Обычная язвительность куда‑то девается рядом с ней, и язык прилипает к небу, как клеем намазанный.
— Думаешь, я не вижу, как ты на него смотришь? — она склонила голову набок, не сводя с меня сверлящего взгляда. — На Влада. Все эти легенды о проклятии, ваше… хм… прошлое. Но сейчас он со мной, и я не собираюсь делить его. И уж тем более, с тобой.
Я тоже не собираюсь его делить. И давно уже не думаю о нем… О нас.
Смирилась. И с проклятием, и с тем, что Влад никогда не будет моим. Да, и не получится ничего — после всего, что было. Мы из разных реальностей, независимо от того, что нас так тянет друг к другу.
И разрушить это нельзя. Разве что когда‑нибудь Влад убьет меня.
Я поежилась. Кожа сразу же покрылась непрошенными противными мурашками. Я быстренько убедила себя, что он этого не сделает хотя бы из‑за того, что мой дар уникален. Не лишит же он племя пророчицы из‑за каких‑то сомнительных чувств!
