В дальнем конце, мне показалось, что шагать туда час, во всю ширину тронного зала возвышался помост. На нем под алым балдахином стояли два трона. Оба они были золотые, с львиными лапами и спинками, изображавшими Атона с его животворящими лучами, с ладонями на концах; эти расходящиеся по все стороны лучи охватывали тех, кто восседает на троне, и несли им животворную силу. Один из них был, конечно, Престол Гора. Тогда я не разглядела из-за толпы. Мы продвигались все ближе к помосту. Вестник прошел три шага вперед и поклонился в сторону тронов, прежде чем скользнуть в маленькую дверцу позади них, мы с Гуи последовали за ним. Ошеломленная окружающей роскошью и величием, я рядом со всем этим великолепием вдруг ощутила себя полным ничтожеством, маленькой испуганной букашкой, ползущей но полу храма.
Комната за тронным залом была маленькой, тесно заставленной сундуками и увешанной полками. Я решила, что это, возможно, гардеробная или туалетная комната. Миновав ее, мы попали в большое помещение, тоже внушительное, но уже не таких гигантских размеров, как тронный зал, и обставленное довольно уютно. Повсюду стояли изысканные низкие столики и кресла, на полу лежали звериные шкуры. Одной стены в помещении не было, в открывшемся пространстве зеленел пышный кустарник, оттуда доносились шелест и птичий свист. Конечно, помещение охранял стражник, он стоял, повернувшись к нам своей широкой спиной, наклонив копье; сразу за ним я успела мельком увидеть маленькую, немыслимо прекрасную женщину в прозрачном желтом одеянии, она наклонилась, чтобы сорвать цветок. Мы проследовали дальше и оказались в скромном коридоре с покрытыми глазурью стенами и высокими дверями из кедра по обе стороны. Из-под правой двери струились влажные ароматы, по вестник открыл дверь слева от нас, произнес имя Гуи и с поклоном удалился.
Эта комната, казалось, была такой же огромной, как тронный зал; из ряда окон, прорезанных высоко под потолком, бил солнечный свет, яркими снопами пронизывая полумрак. Краем глаза в дальнем конце комнаты, слева, я заметила дверь, она была закрыта и охранялась: рядом с ней неподвижно, как деревянные статуи, стояли трое или четверо слуг в сине-белых одеждах. Убранство комнаты составляли изящные, роскошные кресла с ножками из блестящего электрума и высокими серебряными спинками, а также несколько инкрустированных золотом столиков, по поверхности которых скользил неяркий свет. Посредине всего этого великолепия возвышалось огромное ложе, с низкой скамеечки рядом с ним поднялся мужчина удивительной красоты, каких я еще не встречала, и быстро двинулся нам навстречу.
Он нес себя с такой естественной фацией и достоинством, что на мгновение я была очарована абсолютной гармонией его движении и тут же смутилась при виде такого совершенства. На нем был жесткий льняной шлем с белыми и красными полосками, край которого спускался на широкий лоб, а крылья слегка задевали прямые плечи. Лицо у него было широкое, с крепкой челюстью, тонким носом и подвижным, красиво очерченным ртом, голова сидела на короткой, но гибкой шее. Нагрудное украшение, легко постукивавшее о мускулистую грудь, было очень простое: ряды золотых и серебряных звеньев, на которых в центре крепилось черно-белое эмалированное Око Гора, под ним висел скарабей из яшмы; длинная серьга с подвеской в форме лотоса тихо позвякивала при ходьбе. Его юбку, длиной до середины икры, поддерживал тонкий пояс, украшенный драгоценными камнями, конец которого загибался вверх над узкими бедрами, а затем спереди уходил внутрь юбки, к паху. Дисенк во время одной из наших бесконечных бесед говорила мне, что такова последняя мода у мужчин, но такие пояса не годятся для тех, чьи животы начали обвисать. Приближавшийся ко мне живот в шелесте гофрированного одеяния был такой подтянутый, что на нем волнующе обозначились косые мышцы. Широкие серебряные обручи плотно охватывали крепкие мускулы его плеч. Он стремительно приближался, проходя сквозь столпы белого света, будто видение из тревожного сна или само воплощение бога, то светящийся, то лишь смутно видимый, то обретая форму, то теряясь в полумраке, пока наконец не подошел и не остановился перед нами, весь озаренный ослепительным светом, с улыбкой на губах. Приподнятые уголки его рта, окрашенного хной, не рассеивали ощущения беспечной властности, что исходила от него, и темные глаза оставались учтиво внимательны. От его здоровой смуглой кожи исходил запах мирры. Так вот он какой, фараон, сын солнца, Могучий Бык Маат, покоритель либу, владыка Обеих Земель. Колени у меня задрожали, я хотела ухватиться за Гуи, чтобы не упасть. Он должен был предупредить меня, думала я в ярости, не в силах оторвать глаз от самого славного бога. «Соберись, моя девочка, или ты обесчестишь себя навсегда!»
Мастер положил свою дощечку и сундучок на пол и, подняв руки, почтительно поклонился в пояс.
— Итак, Гуи, — сказал фараон, — твой подопечный готов. Я не думаю, что заболевание серьезное, но со столь прославленным телом нельзя рисковать.
Его вопросительный взгляд упал на меня, и на миг наши глаза встретились. Я старалась повторять движения Гуи, держа в уме наставление Дисенк: «Поклон членам царской семьи следует делать быстро, с потупленным взором и воздетыми руками. Кланяясь самому фараону, нужно опуститься на колени, лоб и ладони должны коснуться пола. Вставать нельзя, пока не прикажут». Но Гуи только поклонился в пояс и уже выпрямлялся. Озадаченная, я убавила почтительности.
— Мой царевич, это моя помощница и младшая врачевательница Ту, — сказал Гуи. — Сегодня она имеет честь осмотреть великого. Она в высшей степени компетентна, поскольку пребывает под моим покровительством в течение двух последних лет. Я, конечно, буду внимательно наблюдать за ее работой. — Он повернулся ко мне, и я прочла в его кроваво-красных глазах откровенную насмешку. — Ту, это царевич Рамзес, старший сын фараона и военачальник пехотинцев.
— Мой царевич, я твоя преданная служанка. — Я задохнулась, чувствуя, как кровь медленно приливает к щекам.
«Бестолковая идиотка!» — яростно бранила я себя, опустив глаза и глядя на крепкие, гармонично развитые царственные ноги, даже в своем смущении и замешательстве чувствуя его обаяние и покоряясь ему. Царевич взял меня за подбородок. Кожа его ладони была загрубевшей, по-видимому, он умел обращаться с луком и копьем и с равной легкостью чувствовал себя на официальных приемах и в солдатских казармах. Я чувствовала холодок металла его колец.
— Вчера на площадке для парадов я видел Банемуса, и он рассказывал о синеглазой чаровнице, что обитает в доме Гуи, — сказал он. — Ты выглядишь слишком нежной и прекрасной для врачевательницы. Откуда ты? Из Пи-Рамзеса?
Я наблюдала за движениями этого очень мужественного, но бесконечно обольстительного рта.
— Нет, мой царевич, — ответила я. — Я с юга.
Его глаза засветились.
— Возможно, из Фив? Твоя семья из мелкопоместных землевладельцев этого святого города?
Я была спасена от ответа голосом, донесшимся из полумрака.
— Рамзес! — позвал он, и голос разнесся эхом под высокими сводами. — Почему ты задерживаешь Гуи, когда я здесь изнемогаю от боли и мучений?
В словах чувствовалось нетерпение, но голос звучал весело и словно бы поддразнивал. Рамзес уронил руку и рассмеялся.
— Могучий Бык грызет удила в своем загоне! — громко сказал он. — Отец, у меня дела, которые требуют моего внимания. Увидимся вечером.
Он пронесся мимо меня. Его шаги отдавались эхом, пока он шел к двери, распахнувшейся при его приближении. После его ухода комната, казалось, стала еще более сумрачной, чем прежде.
— Молодец, — прошептал мне Гуи, пока мы приближались к ложу. — Я ощутил, как ты дрожишь, но ты отлично справилась. Теперь слушай себя, моя маленькая Ту. Это твой шанс.
Он взял дощечку и вручил мне сундучок с лекарствами. Ложе и его обитатель были теперь очень близко. Мы с Гуи опустились на колени и прижали лица к холодным плитам пола. Это наконец оказался фараон.
— Встаньте, — приказал тот же веселый голос, и мы поднялись.
Собрав всю свою смелость, я шагнула вперед. Гуи остановился чуть позади меня и откупорил чернильницу. Я взглянула в лицо правителя Египта.
Маленькие, настороженные глазки блеснули на меня из-под матерчатой шапочки, предписанной законом, потому что со времен рождения черного фараона ни одному из них не позволялось показываться с непокрытой головой. Лицо у него было полное, щеки отвислые, губы по форме были похожи на губы сына, но полнее, более чувственные. Он поднял неухоженные брови и довольно бесцеремонно обратился к Гуи:
— Ну?
Гуи представил меня. Царственный взгляд вернулся ко мне, и мне было позволено начать осмотр. Я очень боялась, но твердо решила не опозорить себя и Гуи. Я начала с нескольких простых вопросов:
