Сердце колотилось часто-часто и успокоилось только в тот момент, когда была проверена последняя защелка. Ощущение чьего-то чужого присутствия прошло. Элка вернулась в кровать, чувствуя, как тело снова наполняется теплом. С той ночи она проверяла замки в квартире каждый раз, когда собиралась уснуть. И следующие двадцать лет тоже.
Весь март Элка ходила в лес. Хотела прочесать его, как гребенкой, от деревца к деревцу, вдоль реки, посмотреть под каждым камнем, в каждой яме. На чудо уже не надеялась. Скорее – на удачу.
Март выдался теплым, снег растаял быстро, но в лесу все равно местами лежали рыхлые грязные сугробы, а вокруг деревьев скопились лужи.
Иногда с ней на поиски отправлялся Лёва. Он сделался тихим и хмурым, будто подстраивался под настроение Элки. Но с ним было уютно, тут не поспоришь. Уютно и не страшно.
Иногда Элка думала, что влюбляется в Лёву – как влюбляются все молоденькие барышни в старших классах, – и готова была нырнуть с головой в эту первую любовь, без раздумий. Она злилась, если Выхин не шел с ней домой после школы, сама приходила к нему в гости по каким-нибудь несущественным поводам, таскала его в кино и в парк развлечений.
Но чаще она вспоминала про брата, и любовь отодвигалась на задний план. Потому что нельзя любить и горевать одновременно. Элка собирала вещи и отправлялась в лес, на безнадежные уже поиски. В лесу она успокаивалась ненадолго, а мысли переставали быть гнетущими и тяжелыми.
Потом у Элки случился нервный срыв. Она не помнила подробностей, но мама рассказала. Душной апрельской ночью Элка прошла на кухню и стала куда-то собираться. Она суетливо бегала от одного шкафчика к другому, роняла посуду, не замечая, хватала все, что попадется под руку, и запихивала в старый походный рюкзак брата. На шум прибежали родители. Элка металась по кухне, наступая босыми ногами на осколки от разбитых тарелок и чашек. Глаза ее были вытаращены, из уголка рта текла слюна. Элка не отреагировала на крики, а когда отец крепко взял ее за плечи, заверещала так, будто угодила в раскаленную печь. Пыталась вырваться. Укусила отца за руку. Шипела. В конце концов Элка рванула к окну и выпрыгнула в ночь.
Ее искали несколько часов, а обнаружили по дороге к загородному кладбищу. Элка брела по обочине, держа в руках фарфоровую кружку с фотографией брата. Она не сопротивлялась, когда приехали врачи, и не выглядела агрессивной. Отказывалась говорить и есть, только едва слышно плакала и шмыгала носом.
В себя Элка пришла уже в больничной палате, заменив два полноценных дня черной дырой беспамятства.
На тумбочке у кровати лежал пакет с мандаринами и минералкой. Из руки торчал катетер, небрежно заклеенный зеленым пластырем. А из коридора стоял и смотрел на нее перепуганный Лёва.
– Я думал, ты умрешь, – признался он, осторожно заходя в палату. – Сидел тут со вчерашнего утра…
– Дурак ты, Выхин, – пробормотала Элка. Она была так слаба, что не могла даже злиться как следует. – Нельзя так. Вся школа теперь трындеть будет.
– Ну и пусть трындит. Это обычная дружба.
– Ага, дружба. Я ж говорю, дурак…
Он подошел, опустился около койки – и даже стоящий на коленях был на голову выше лежащей Элки. У нее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Лёва Выхин наклонился и осторожно поцеловал Элку в губы.
От него почему-то пахло влагой леса, мхом. Губы были чуть потрескавшиеся и шершавые. Но это ведь не важно, правда? Закружилась голова, Элка ответила на поцелуй, собрав все силы, которые могла, и не отрывалась, пока не потемнело в глазах. Она упала на подушку, глупо и нелепо улыбаясь.
– Ну зачем? – спросила.
– Мне просто захотелось, – смутился Лёва. – Не знаю, волновался сильно. Ты у меня одна подруга на весь город. Сходишь с ума, места себе не находишь, а теперь еще и срыв такой… Мне хочется тебя пожалеть, понимаешь? Чтобы такое больше не повторялось.
Она почувствовала, что не повторится. Пока Лёва рядом – точно.
Молчали минут, наверное, десять. Выхин почистил мандарин, разломил на сочные дольки, протянул Элке в широкой ладони. Пока ела, не чувствовала вкуса, потому что во все глаза пялилась на Лёву и не могла взять в толк, почему влюбилась в этого большого и нелепого парня.
– Пообещай, что больше в лес без меня ни ногой, – попросил он.
Элка неопределенно фыркнула. Она еще не поняла, что происходит у нее с ощущениями, чего она хочет, а чего не хочет. Где-то на задворках трепетала мысль о поисках брата, но это была слабая, раненая птица, которая вряд ли уже когда-нибудь расправит крылья.
Выхин сидел у ее ног долго. Потом в палату заглянула медсестра, стала перестилать соседнюю койку, готовить для поступающего пациента. Под мелькающим взглядом медсестры Выхин смутился, покраснел, вскочил на ноги.
– Я, пожалуй, пойду, – сообщил он, оставив неочищенный мандарин на тумбочке.
– Придешь завтра?
– Само собой, куда же я исчезну?
Он сдержал слово только наполовину – пришел на следующий день и потом забирал Элку из больницы, провожал домой.
Исчезнет Выхин летом, когда невыносимая южная жара и голоса в голове заставят его пуститься в бега. Но Элка об этом, конечно же, пока еще не догадывалась.
Глава одиннадцатая
1
Они углубились в лес. Сразу стало прохладнее, и Выхин, присев перед первым попавшимся ручьем, зачерпнул воды, умылся, растер зудевшую шею.
Ленка стояла рядом. Беззаботная девчонка с косичками и рюкзачком. Не верилось, что мертвая. Но в рыхлом зеленоватом свете казалось, что кожа у нее белая-белая, почти прозрачная, а вместо лица размытая клякса, как в Выхиных снах. То есть лицо это было одним из сотен лиц, что видел он в кенотафе и что приходили к нему время от времени, не давая забыть.
– Я не знаю, куда идти, – сказал Выхин. Вода на губах была ледяная, с привкусом земли.
– А как ты находил пещеру раньше?
– Просто шел, не разбирая дороги. Есть цель, я знаю, как до нее добраться, вот и иду. Не важно, в каком направлении.
– Тогда попробуй так же. – Ленка улыбнулась. – Уверена, что получится. Ты ведь был здесь недавно. Освежил воспоминания.
Выхин поднялся, пошел тяжело вдоль ручья, раздвигая руками ветки деревьев и кусты. Доверился чутью – а скорее податливому ощущению, которое сидело где-то на краю сознания.
– Почему ты стала призраком? Как так получилось, что ты здесь? – спросил у вышагивающей рядом Ленки. Она двигалась бесшумно: не было слышно ни шелеста травы под ногами, ни хруста
