головой и подпрыгнула от душераздирающего вопля. Илларион вскочил, заметался, плохо соображая со сна. Орал Братислав, звук доносился откуда-то с высоты, заглушая отчаянный писк Здравки: «Мама, мама! Помоги! Он упал!»
Через пять минут Альма вытащила перепуганного Брайко из водосточной трубы и вручила Ларчику. После короткого допроса выяснилось, что Светланочка, заботясь о досуге гостей, устроила им экскурсию на дедов чердак.
– Свою голову включать должен, – проворчал превратившийся Илларион и начал читать сыну длинную и нудную нотацию.
Куцее полотенце еле прикрывало чресла, позволяло полюбоваться крепкими ягодицами. Альма мысленно поблагодарила Светланочку, устроившую своевременную заваруху, и погрузилась в созерцание. Семен Семеныч с волком чинили трубу, отказываясь от помощи, дети, дослушавшие речь, спрятались в бурьяне, и можно было вдоволь насмотреться на широкие плечи, оберег Кароя, игру мышц на бедрах, сопровождающую каждый шаг Ларчика.
Дарса мурлыкала, планировала прогулку, собираясь взбираться на деревья и спускаться вниз головой. Альма радовалась тому, что Ларчик нравится кошке куда больше Пепельника, что они совпали в желаниях, и дарса одобряет решение заполучить альфу в постель.
«Он будет нашим любовником, – подумав, постановила Альма. – Никакого супружеского долга. Долг – это плохо. Мы обойдемся без долгов. С Ларчиком будет хорошо».
Приятные раздумья прервало появление Гвидона и Дарины. Супружеская пара превратилась, оделась. Пока волк доставал банки из принесенного мешка, шолчица кратко допросила соседей и устроила Светлане разнос. Гвидон попытался вступиться – «да это, наверное, котята ее научили, она сама такое придумать не могла» – но быстро смолк после окрика Дарины и тихого ворчания Иллариона.
Перед выездом к норе перекусили, чем Хлебодарная послала. Хлебодарная, в лице мамы Дарины, передала им вареную картошку, котлеты, пирог с творогом и черешней и вареники с клубникой. Дарина принесла себе плошку какого-то странного розового соленья – капусту, перемешанную с испорченными фруктами – и съела, делясь виноградинами и кусками слив со Светланочкой. Остатки капусты достались Семен Семенычу, а больше никто есть странное не захотел. Зачем, когда на столе столько нормального?
Наевшиеся дети улеглись спать на заднем сиденье машины. Семен Семеныч включил им мультфильмы, сработавшие как снотворное, и сказал:
– Езжайте спокойно, присмотрю.
Гвидон собрал пустые банки и плошки, сложил в рюкзак со словами: «Надо не забыть и сразу маме отнести». Илларион прилично оделся, вызвав у Альмы и дарсы слитный разочарованный вздох, Дарина потрогала коробку с вежей, спросила:
– Двигаемся? Мы уже сбегали к норе. Я развесила проветриваться тюфяки. Мы не уединялись в Амбарные Ночи, очень много дел было на работе. Может быть, урвем неделю после дня Преломления Хлеба. Сдадим Светлану дедушке с бабушкой и выспимся.
– Тюфяки? – заинтересовалась Альма.
Перед тем, как превратиться, Дарина объяснила ей принцип устройства настоящей шакальей норы и заставила задуматься – а нельзя ли положить тюфяк в дупло? Ведь это очень удобно, мягче, чем подстилка из веток.
Ехали, как ей представлялось. Шолчица хитро улыбалась, волк дружелюбно скалился, вывешивал язык. Звери обнюхивались, вылизывали друг другу носы, роняя шерстинки в коробку с вежей. Альма посматривала на серьезного Ларчика и тоже улыбалась.
Она открыла дверку – вход в нору закрывала чудесная дверка, новенькая, навощенная, со скруткой на гвоздике. Ломкие высушенные травы, можжевельник, тоненький кусок вяленого мяса, такая же тоненькая стружка рыбы. Это была дань Камулу, властвующему в окрестных лесах. Шолчица нахмурилась, сдвинула брови. Альма покачала головой: «Нет, не мешает».
Вежа нашла место сама. Линша подтолкнула ее руку, легкое жилище с обитателями соскользнуло на перину в маленьком отнорке. Альма прошептала слова наговора, коснулась Гвидона, потом Дарины, сказала:
– Пусть хотя бы до вечера постоит. Или до завтра. Потом заберете. В общем, когда почувствуете, что надо – перевезете на дачу или туда, где будете уединяться. А потом заберете в новый дом.
Она присела на корточки, позволила волку и шолчице лизнуть себя в нос, пощупала развешанные на ветках тюфяки. Звери забрались в нору, толкаясь и повизгивая от восторга.
– Сейчас они все проверят, насмотрятся, и мы поедем обратно, – пообещала Альма, которой показалось, что Ларчик скучает.
– Когда скажешь. А эти тюфяки зачем? В нору кладут, чтобы мягче спалось?
– Да. Я думаю, что в дупло тоже можно класть тюфяки, – поделилась идеей Альма и замерла, ожидая реакции. Что скажет? Одобрит? Или заявит – ну его, это дупло, не хочу о таком даже говорить.
– В дождь будет вода затекать, – сдвинул брови Ларчик. – Раза три намочит, потом проветривай, не проветривай – сопреет. Даже если на зиму забирать.
Альма закусила губу. О дождях она не подумала.
– Дверку надо вешать, – переведя взгляд на нору, продолжил Ларчик. – Спросить у Гвидона, где они такие дверки заказывают, дупло обмерить, заказать, купить петли, взять дрель на аккумуляторах. Работы на полдня, и дупло будет шикарное. Всем на зависть.
«Умный! – взвизгнула дарса. – И работящий».
– Настоящий кошачий тюфяк надо набивать ягелем, – озвучила озарение Альма. – Нужно заказать сушеный ягель. Сменить набивку в шакальем тюфяке и нашить плетеные шнуры с кисточками.
Илларион кивнул. Альма услышала небесное мурлыканье – все остальные наверняка приняли его за далекий раскат грома, порожденный бродившими на горизонте тучами. Остальным было простительно. Но она, кошка, наделенная даром Линши, безошибочно отличила голос своей богини. Линша одобрила ее выбор. Велела искать дупло здесь, рядом с шакальей общиной. Дупло и новый дом, в который она приведет своего альфу и его брысенка. Дом, в котором все разношерстное семейство будет счастливо. Дом, в котором будет место для новых котят.
«Спасибо, – мысленно поблагодарила Альма. – За большие и малые милости твои. За указание дороги».
Она согласилась поехать в Метелицу, хотя ей не терпелось перекинуться и увести рысь в лес. Она не знала, как объяснить Дарине, что у нее еще будет время для знакомства с ее родителями, для долгих соседских визитов – по поводу праздника и безо всяких поводов. Линша одарила откровением только ее, и Альма не хотела посвящать в планы ни шолчицу-союзницу, ни даже своего избранника. Она привыкла помалкивать и не собиралась изменять этой привычке.
«Линша все сделает так, как мне нужно. Мое дело – быть благодарной за ее помощь. А не распускать язык, растрачивая время на ненужные разговоры».
В доме родителей Дарины ей почти понравилось. Она захотела такую же огромную кухню-столовую, подушечки на стулья и коврики. Мягкие пушистые коврики-рыбки с яркими плавниками. Чтобы объевшийся Илларион раздевался, бросал одежду на стул, превращался и ложился поспать прямо рядом со столом. Мурлыкал и время от времени посматривал на Альму – «а что ты готовишь? это просто так или на ужин?».
«Все хорошо, – рассматривая рисунки Светланочки, развешанные по стенам, подумала она. – Только игуаной воняет. У меня не будет этого противного запаха. Он все портит».
Пустой террариум Альма осматривать отказалась. Наотрез. Сбежала и сбежала. Скатертью дорога. Как она тут жила
