можно подобрать сотрудников-лисиц, но это все равно веская причина для жалобы.
– И-и-и?
Он почти взвыл – от бессилия и негодования.
– И это к лучшему, – спокойно ответил Гвидон. – Задержать его можно за что угодно. Не там на асфальт плюнул, непочтительно документы предъявил. Оформим протокол, в отделении добавим пару обвинений и вышлем за госсчет. Сколько раз он сюда вернется? Два-три, не больше. Надоест деньги на билеты тратить. Звякнешь мне, когда охранная фирма зашевелится. Я или сам подъеду, или Розальского попрошу патруль прислать. Развлечемся.
Илларион попинал колоду для рубки мяса. Поблагодарил Гвидона – за информацию и обещание помощи – и ушел к кустам смородины, чтобы обдумать крайне неприятное дополнительное обстоятельство. Миллионы! Миллионы, из-за которых его сочтут охотником за наследством. Не зря Альма сразу о нем у соцработников узнавала, наверное, решила, что Илларион пронюхал о богатстве и переехал в соседний дом с дальним прицелом – поухаживать и пристроиться к большим деньгам.
«А я ей про дверки на дупло разливался! Планы строил. Вот дурак! Недаром она мне не ответила прямо, можно ли о ней родственникам рассказать. Эх! Как удержаться и не приставать? Спать пойду к родителям Дарины, лягу возле бочки…»
Рысь недовольно заворчал.
«Молчи! – прикрикнул Илларион. – И не смей ее бодать лбом. Надо вести себя прилично».
Рысь ответил презрительным шипением. Поссориться они не успели – Альма попросила отвезти ее в Ежовку и сопроводить в прогулке по лесу. Илларион изо всех сил старался быть отстраненным и уважительным, и продержался до превращения. А потом проиграл собственному зверю с разгромным счетом – рысь оттеснил его в угол сознания, обнял и вылизал красавицу-дарсу, побежал за ней к реке. Чтобы охранять, баловать, выполнять любые прихоти и терпеть проявления недовольства.
Там-то, у реки, и случилось событие-открытие, после которого Илларион распрощался с попытками сопротивления. Хвост! Дарса носила свой прекрасный длинный хвост в зубах! Выражение мордочки делалось сосредоточенным, как будто кошка выполняла задачу государственной важности. Слегка пожеванный кончик хвоста торчал из пасти, движения были неуверенными – из-за утраты элемента баланса. Это не помешало дарсе ловко перебраться на другой берег – пока Илларион выл, глупо таращился и капал слюной в реку.
Он последовал за своей избранницей, понимая, что влип еще глубже, чем с Бертой – и не только из-за удивительного способа переноски хвоста. Рысь несся, присматриваясь к большим дубам, отмечая кряжистые стволы с дуплами. Мурлыкал, предвкушая уединение с дарсой, объятия в тесноте древесной норы, обмеры, заказ дверки и проветривание тюфяков, набитых ягелем.
Дом – настоящий северный терем с башенкой-смотрильней – предстал перед ними внезапно. Дубовая роща надежно охраняла жилище, не позволяла разглядеть ни флюгер, ни резной балкон, ни огромные окна с переплетами. Легкий ветерок принес запах запустения и плесени. Похоже, что в чудо-тереме давно никто не жил – башенка слегка покосилась.
Дарса взбежала на крыльцо, тронула лапой перила со столбиками-рыбками, спросила: «Нр-р-равится?». Рысь восторженно ответил: «Мда-а-а!», заткнув Иллариона, который попытался вякнуть, что такая красота ему не по средствам. Они проникли внутрь через выбитое окошко – дарса проскользнула, а рысь едва не застрял. Внутри было сумрачно и душно. Дарса осмотрела комнаты, поднялась на второй этаж, чихая от пыли. Выбралась на смотровую площадку и удовлетворенно заурчала. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалось древесное море, колыхавшееся волнами дубовой зелени. Тучи опускались все ниже, словно хотели коснуться флюгера-лосося, заржавевшего в ожидании новых хозяев.
Раскат грома заставил вздрогнуть. Рысь услышал ворчание Линши, разозленной упрямством двуногого. Присел, почтительно мяукнул, обещая богине: «Я выполню твою волю. Он не посмеет расстраивать ведунью». Дарса еще раз чихнула, потерла мордочку лапой, ухватила хвост в зубы и побежала вниз по лесенке. Рысь, повизгивая, помчался за ней – прочь из пыльного дома, на поиски дупла, которое они будут делить на двоих. Иллариону досталось отрывистое приказание: «Сделаешь ей приятно. И прибьешь дверку. Остальное – я».
Путешествие было коротким. Дарса добежала до поляны и остановилась перед огромным дубом-близнецом. Два мощных ствола переплетались в неразрывном объятии, смешивали крону и корни, раскидывая огромный зеленый шатер. На одном из стволов темнело пятно дупла, скрытое занавесью из омелы. Дарса выплюнула хвост, подпрыгнула, содрала пук прилипчивой зелени, обнажая вход в убежище. Рысь оттеснил ее плечом – «я первый, я проверю, нет ли там чего-то опасного». Получил в ответ одобрительное мяуканье, взобрался по стволу, роняя клочья омелы. Порылся в сухих листьях и желудях, улегся вместо тюфяка и позвал: «Иди сюда!»
Кошка была легкой, как пара котят. Лапы мягко потоптались по боку Иллариона, усы пощекотали нос, зубы прикусили кисточку на ухе. Рысь замурлыкал – громко, с нотками любовного призыва – и получил красноречивый ответ. Дарса улыбнулась, примерилась и боднула его лбом. Осторожно, неумело, но и этого знака внимания хватило, чтобы мурлыканье превратилось в самозабвенный вой. Рысь обнял дарсу четырьмя лапами и начал выводить рулады, сообщая всему лесу, что прекрасная мраморная кошка оказала ему честь и согласилась разделить с ним дупло и ложе. И неважно, что в дубраве не было ни одного кота, способного понять смысл песни и позавидовать – рысь пел для дарсы и Кароя с Линшей, делясь радостью и прося о снисхождении и благости для двоих.
Он замолчал, когда очередной раскат грома пророкотал прямо рядом с дуплом, а листья зашуршали, принимая тяжесть первых капель дождя. Дарса поднялась, проурчала: «Бежим в Ежовку! Мы сюда еще вернемся!». Хвост мазнул по носу, поддразнивая, будоража азарт в крови. Рысь выбрался наружу, слегка расширив выход из дупла, тяжело спрыгнул на землю и пустился в погоню – за белым силуэтом и прекрасным длинным хвостом.
Они добежали до свай, пересекли реку, намокая под струями дождя – полило как из ведра, скрывая Ежовку за водной завесой – выскочили на асфальт, почти не запачкав лапы, и притормозили возле крыльца, на котором стоял Семен Семеныч с огромным черным зонтом.
– Уложил детишек, – сообщил он. – Умаялись. Перекидываться отказались, легли вдвоем на одну кровать. Я им лапы влажным полотенцем протер, подушки положил и простынкой укрыл. Еда в холодильнике. Завтра с утра нас ждут в Метелице, Светланочка попросила дедушку сводить гостей на рыбалку. Я, с вашего позволения, пойду? Или еще что-то нужно?
– Спасибо! – Альма превратилась. – Отдыхайте. Дальше мы сами справимся.
Илларион тоже встал на ноги и обнял Альму, прижимая к себе, скрывая наготу, которой не успел полюбоваться. Дождь полил еще сильнее, капли ощутимо били по голове, хлестали по щекам, словно Линша, получившая изъявление покорности от рыси, решила проучить строптивого двуногого. Не задумываясь о том, что заодно карает и красавицу-ведунью.
Медведь сошел с крыльца, растворился в дождевой завесе, прикрываясь почти
