Война началась из-за спора… о ключах к воротам церкви!
Католики и православные в Палестине заспорили о том, кто должен хранить ключи от ворот Вифлеемской церкви. Султан выбрал сторону католиков, чем раздосадовал царя Николая I. В отместку он разорвал дипломатические отношения с Османской империей, и хотя султан согласился на уступки, но Николай потребовал заодно признания его гарантом прав православного мира в Османской империи, что делало султана зависимым от царя. На такой шаг султан, естественно, пойти не мог. Это все равно, если б султан захотел стать покровителем мусульман в Российской империи.
Получив отказ, Николай I приказал ввести войска в зависимые от Стамбула придунайские княжества. Турции ничего не оставалось, как объявить войну. Великие державы принялись увещевать царя. В январе 1854 года Наполеон III написал письмо Николаю I, в котором предлагал царю вывести войска, после чего вступить в переговоры с султаном с помощью держав, входивших в Священный союз — что-то вроде тогдашнего ООН. В ответ Николай отправил послание, которое заканчивалась словами: «Я смело отвечу нет… Я имею веру в Бога и в мое право, и я ручаюсь, что Россия в 1854 году та же, какой была в 1812-м». После чего разорвал дипломатические отношения, не оставив Англии и Франции выбора.
Так и осталось непонятным, чего хотел царь, упорно напрашиваясь на войну. Неужели дело было в ключах? Как-то мелко. Это предлог, а не причина войны. Может, Николай I хотел раздела Османской империи? Но его никто не поддержал, а в одиночку такие дела не делаются. Просчитался? Но для этого должен был расчет. В чем же он состоял? Что все его действия будут терпеливо сносить? Так это называется глупостью, а не политикой. А глупцом Николай I — в этом сходятся все историки — не был. Но что-то царь ведь хотел, настраивая против себя великие державы.
Показательно, как встрепенулись славянофилы, решив было, что Николай I затеял освобождение славян из-под турецкого владычества. Писались обнадеживающие статьи, и складывались стихи. Настроения были примерно теми же, что в 2014 году относительно «Русского мира». Но вскоре выяснилось — понять, что хотел Николай I, на самом деле совершенно невозможно (освобождать славян он точно не собирался). Остается строить версии. Например, такую.
Внешний конфликт нужен в том случае, когда решение некоей внутренней проблемы созрело, перезрело и стало фурункулом, дорого стоящим стране, но правительство никак не может найти средств вылечить болячку. Такой язвой было крепостное право. О необходимости его отмены задумывалась Екатерина II, мечтал Александр I, создавал секретные комиссии по изучению вопроса Николай I. Толку — ноль. Но как только прилетел жареный петух в виде проигрыша в Крымской войне, сразу выяснилось, что нерешаемая задача все же имеет решение. Но чтобы окончательно разделаться с остатками крепостничества, понадобились очередные внешние потрясения 1905 года. Так, может, этот «ключ» к решению «нерешаемых» проблем имел в виду Николай I?..
Идея об особом факторе развития, особом толчке появилась давно, и кто придумал термин «жареный петух», неизвестно. «Открытие» породило дискуссию о необходимости поражения государства как факторе прогресса. Например, если бы Российская империя проиграла войну 1812 года, то это, вероятнее всего, привело к падению крепостного права, а значит, изменился бы исторический вектор. И ничего необычного в таком факторе не было. Поражение от наполеоновской Франции привело к ликвидации крепостного права в Германии и Австрии. Внешнее давление заставило правящий класс Японии пойти на переформатирование общества («революция Мейдзи»). Только после поражений происходили реформы в Турции и Китае…
Как часто бывает в подобных неоднозначных вопросах, споры достигли крайних пределов. Одну из крайностей стал олицетворять персонаж романа Достоевского «Братья Карамазовы» Смердяков. Он говорил: «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона. и хорошо кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».
Ленин тоже делал ставку на поражение царского правительства, но из принципиально иных соображений. Поражение для него было средством ускорить революцию, чтобы совершить цивилизационный рывок — построить новое общество. (Опять тот же «ключ»!) Ныне в роли пораженцев выступают московские либералы (называю их московскими, так как за пределами Москвы и Петербурга либералов найти весьма затруднительно). Проигрыш, по их мнению, помог бы свергнуть режим Путина.
В наше время проблемы вновь завязались в такой тугой узел, снова стали «нерешаемыми», а значит, объективно вновь потребовался очередной «золотой ключик» полууспеха-полупоражения. Успех нужен, чтобы руководству удержаться у власти, а полупоражение — чтобы сдвинуть увязшую телегу с места. И раз гром грянул, то правительство наконец перекрестилось. Стали сокращаться расходы на чемпионат мира по футболу, на бонусы госслужащим (ранее просто умопомрачительные — по миллиону рублей чистыми получали в виде 13-й зарплаты руководители городских служб — энергосетей и пр., а у менеджеров высшего звена счет шел на сотни миллионов). Сократили себе зарплату депутаты Думы и даже президент. Арестовали сахалинского губернатора за безумные бюджетные траты, которые еще недавно считались приемлемыми — денег было навалом. И (вот оно — главное) было объявлено, что займутся импортозамещением. Что означает это понятие?
Есть два вида импорта — дополняющий и замещающий. Ни одна страна не может производить всю номенклатуру товаров, и импорт заполняет существующие лакуны. Другая роль у замещающего импорта. Он вытесняет национальное производство. Сторонники свободного импорта объясняют это тем, что плохие изделия заменяются качественными, потому это благо. Под этим соусом шло уничтожение российского авиа-, автомобиле— и станкостроения, не говоря уже об отечественной электронике и бытовой технике. Во-первых, уничтожение этих отраслей как плохих — ложь, а во-вторых, деиндустриализация ставит крест на будущем России. В качестве «Саудовской Аравии» ей не выжить. Социальный паразитизм и интеллектуальная леность, мягко говоря, не есть благо. К тому же под видом «конкуренции» создана система, при которой выгодно привозить курятину в Москву из США, но невыгодно производить ее в Подмосковье. Везти картофель из Турции, но не производить самим. Тащить яблоки из Польши, но не из Курска. Причем объем импорта огромен. В 2013 году ввезли 1 миллион 200 тысяч тонн яблок. И это на родину Мичурина! Понятно (с точки зрения нашего правящего класса), что Россия, как богатая страна, обязана финансировать экономики других стран. Но и до 2014 года было ясно, что Польша — не дружественное государство. Так не лучше ли было направлять эти деньги на развитие садоводства в Беларуси и Киргизии, раз свое развивать противно?
Под видом «свободной торговли» уничтожаются не только высокотехнологичные отрасли. Промелькнуло сообщение, что 90 процентов семян, используемых в российском сельском хозяйстве, импортные. Причина столько баснословно высокой доли — в их высокой урожайности. Но эффективность таких семян часто достигается за счет их гомомодифицированности. Гомомодифицированные семена хороши за одной «маленькой» особенностью — они не дают потомства. Это семена-самоубийцы. Поэтому их нужно покупать каждый год. А теперь представим, что на их поставку введут запрет (их производство — монополия западных фирм). В этом случае стране будет грозить голод похлеще голодомора в 1933 году, особенно с учетом того, что большая часть мяса и фруктов тоже привозные. Оттого либерал-компрадоры так рьяно ратуют за «свободную торговлю» и ничем не ограниченный импорт «во имя интересов потребителей», что угроза удавки — лучший способ приструнить страну.
В свою очередь, потому столь благотворны для российской промышленности и сельского хозяйства оказались кризисы 1998 и 2008 годов, что они нарушали стройность политики разрушения производительных сил России из-за сокращения замещающего импорта. Таковым дождем на сухую почву должен был стать кризис 2014 года. Только в отличие от предыдущих кризисов взлета не произошло: совокупный экономический рост составил около 1 процента (величина статистической погрешности). Сказалась долговременная политика мягкого удушения российского производителя.
Замещающий импорт способствует не только свертыванию местного производства, но и вытравливанию желания заниматься таким неблагодарным делом, как реальное производство, и также деквалификации рабочей силы. Оборудование есть, а толковых работников нет. Обеспечить большие объемы роста становится невозможно, приходится самим искать импорт, чтобы заткнуть дыры, например, в обеспечении населения продовольствием. Об этом написал бывший «прораб» нынешней экономической модели А. Кох:
