– Мне кажется, они ссорятся, – говорит он самому себе. – Удивительно! Что-то пробежало между ними на балу. Может, ревность? Я не удивился бы, если это из-за молодого мастера Шенстона. У капитана точно нехорошие мысли насчет него. Но если бы он посмотрел глазами разумного человека, забыл бы всякие такие мысли. Конечно, он влюблен и не может посмотреть разумно. Она так же влюблена в него, как он в нее, если не сильнее. Что ж, это одна из любовных ссор, а любовные ссоры быстро проходят. Горе мне! Я хотел бы…
Он мог сказать: «Я хотел бы, чтобы это была ссора между мной и Мэри», но слова застыли у него на устах, а по щекам потекли обжигающие слезы.
К счастью, на горе у него нет времени. Наконец слышатся шаги на лестнице, которых он так долго ждал; не твердые, как обычно, но словно шаги пьяного!
Но Уингейт не верит, что капитан пьян. Он знает, что тот очень воздержан и не увлекается выпивкой. Он никогда не видел его нетрезвым; и не увидит, особенно в такую ночь. Вероятно, это имеет отношение к гневным речам наверху, которые он слышал, или к чему-то предшествующему.
Рассуждения лодочника заканчиваются: на причале появляется его пассажир. Он останавливается лишь для того, чтобы спросить:
– Вы здесь, Джек?
Вопрос объясняется абсолютной темнотой.
Получив утвердительный ответ, он ощупью пробирается по каменистому берегу, покачиваясь, как пьяный. Но это не пьянство, а результат все еще звучащего у него в ушах резкого ответа. Он как будто в каждом порыве ветра слышит доносящееся сверху: «Да, пусть будет!»
Он знает, где должен быть скиф: там, где он его оставил, рядом с прогулочной лодкой. Бухточка недостаточно велика, чтобы вместить обе лодки, и, чтобы добраться до своей, он должен перейти через другую, пройти по скамье «Гвендолин».
Ступая в прогулочную лодку, вспоминает ли он, с какими мыслями сделал это в первый раз, когда расправился с хулиганами из Форест Дина? Или он все еще в гневе против той, чье имя носит лодка? Ни то ни другое. Он слишком возбужден и смятен, чтобы думать о прошлом; думает только о черном и горьком настоящем.
По-прежнему пошатываясь, садится он на кормовую банку скифа и приказывает лодочнику оттолкнуться. Тот молча выполняет приказ. Джек видит, что капитан расстроен, и догадывается о причине; он, естественно, понимает, что самому ему лучше в такое время помолчать. Поэтому он ничего не говорит, но, пригнувшись к веслам, выводит лодку в основное русло.
Если оглянуться, можно еще увидеть вверху очертания павильона. Капитан Райкрофт оглядывается через плечо; сидя за рулем, он лицом повернулся в противоположную сторону. В павильоне по-прежнему горит тусклый свет. Он видит очертания фигуры, силуэт женщины, которая стоит у перила, как будто смотрит вниз.
Он знает, кто это: это может быть только Гвен Винн. Как хорошо для них обоих было бы, если бы он знал, о чем она сейчас думает. Если бы знал, вернулся бы назад, и эти двое снова были бы вместе – может, никогда больше не расставались бы.
Но тут, словно зловещее предзнаменование, павильон скрывается за утесом из песчаника, и капитан Райкрофт уплывает с сердцем, темным и тяжелым, как камень.
Глава тридцать первая
Сдавленный крик
Все это время Уингейт не произносит ни слова, хотя тоже замечает фигуру в павильоне. Он сидит лицом в ту сторону и поэтому не может ее не видеть. И легко догадывается, кто это. Если бы у него были сомнения, поведение пассажира их развеяло бы.
– Мисс Винн, конечно, – говорит он про себя, но вслух не произносит ничего.
Повернувшись к патрону, он видит, что тот сидит повесив голову и не обращает внимания на руль. Но лодочник по-прежнему воздерживается от замечаний. В такие минуты капитан не потерпит его вмешательства. Поэтому молчание продолжается.
Но недолго. В голову лодочнику приходит мысль, и он решается заговорить о погоде. Делает он это из добрых побуждений – видит страдания пассажира, – но у него есть и другая причина. Он говорит:
– Нас ожидает очень сильный дождь, капитан.
Капитан отвечает не сразу. Он по-прежнему в плохом настроении, погружен в свои мысли, и слова кажутся ему бессмысленными, словно далекое эхо.
Немного погодя он соображает, что с ним заговорили, и спрашивает:
– Что вы сказали, Джек?
– Что нас ждет сильный дождь. Вода и сейчас стоит высоко; но скоро она зальет луга.
– Почему вы так считаете? Я ничего не замечаю. Конечно, небо в облаках; но так уже все последние несколько дней.
– Не небо говорит мне это, капитан.
– Что же тогда?
– Хикволл .
– Хикволл?
– Да, он кричал весь день и весь вечер, особенно громко на закате. А после его криков всегда много дождя.
Райкрофт, заинтересовавшись, на время забывает о своем горе. Он спрашивает:
– Вы говорите загадками, Джек. Во всяком случае для меня. Что это за барометр, в который вы так верите? Зверь, птица или рыба?
– Это птица, капитан. Мне кажется, джентльмены называют его дятлом, но в наших краях он известен под названием хикволл.
Написание слова передано в соответствии с произношением Джека: слово это произносится по-разному.
– Он предупреждает о дожде, как погодное стекло, – продолжает Джек. – Если он так смеется большую часть дня, можно ждать непогоды. К тому же и совы кричали. Пока я вас ждал, сова все время пролетала мимо меня и кричала, как будто мало мне неприятных мыслей. Они всегда прилетают, когда у тебя горе, словно хотят сделать еще хуже. Слышите! Вы слышали, капитан?
– Слышал.
Они говорят о звуке, который донесся до них снизу – снизу по течению реки.
Оба проявляют признаки возбуждения, особенно лодочник: ибо звук похож на женский крик в отчаянии. Далекий крик, как тот, что Джек слышал в ночь после расставания с Мэри Морган. Теперь он знает, что тогда слышал, должно быть, крик тонущей Мэри. И часто думает, что мог бы тогда спасти ее. Неудивительно, что с такими воспоминаниями услышанный звук приводит его в возбуждение.
– Это не хикволл и не ушастая сова, – произносит он шепотом.
– А как по-вашему, что это было, – спрашивает капитан, тоже негромко.
– Это женский крик. И со стороны Корта!
– Да. Крик доносился оттуда.
– Я почти готов повернуть и посмотреть, что случилось. Что скажете, Уингейт?
– Прикажите, сэр! Я готов.
Лодочник уже опустил весла в воду и держит их там, но Райкрофт пребывает в нерешительности. Оба прислушиваются, затаив дыхание. Но женский ли это был голос или звук имел другой источник, больше они его не слышат; только монотонный шум реки, печальные вздохи ветра в деревьях на берегу и отдаленный гром, подтверждающий предсказание птицы.
