— Что сделал? — спросил Гог резким и громким голосом, обводя взглядом герцога и окружавшие его поблескивавшие топоры.
— Потуши огонь, — сказал я и посмотрел на камин. — Верни в источник, — тут же поправился я.
Гог не спускал глаз с сидевшего на троне Аларика.
— Огонь просто есть, он один, глупый, — сказал Гог, забыв, что он находится в присутствии короля и герцога. — Я его просто сжал.
Я нахмурился. Существовала грань, за которой я его не понимал, хотя очень хотел, и меня это злило.
— Говори мне. — Я развернул его за плечи так, чтобы он наконец-то посмотрел на меня.
— Огонь просто есть, он один, — повторил Гог. Его глаза, как всегда, были совершенно черными, но в его взгляде появилось что-то горячее, от чего становилось не по себе, как будто он мог зажечь тебя, как пропитанный маслом фитиль.
— Огонь один, — повторил я, — а что же это… — я махнул рукой в сторону горевших ламп. — Окна, сквозь которые мы на него смотрим?
— Да. — Гог сердито вздохнул и попытался вывернуться, чтобы увлечься новой игрой.
В моей голове хранилось воспоминание о коврике. Коврике со складкой. Воспоминание из тех дней, что были более спокойными и счастливыми. Из тех дней, когда я спал в мире, который не трясло, который не горел в огне; спал в комнате, куда моя мама приходила пожелать мне спокойной ночи. Коврик со складкой, которую служанка расправляла ногой. Она ее расправляла, а складка вскоре снова собиралась. И всегда это была только одна складка. Потому что в коврике был только один излом.
— Ты можешь взять огонь из одного места и перенести в другое, — сказал я.
Гог кивнул.
— Потому что огонь один, а мы видим его по частям, — сказал я. — Ты сжимаешь его в одном месте и расширяешь в другом.
Гог кивнул и попытался убежать.
— Ты делаешь только это и больше ничего, — сказал я.
Гог не ответил, словно ответ и без того был слишком очевиден. Я отпустил его, и он нырнул под ближайший стол играть с рыжей собакой.
— Тролли? — спросил Аларик тоном человека, едва сдерживающего свое нетерпение.
— Да, мы встретили парочку. Горгот разговаривал с ними. Кажется, он им понравился, — ответил я.
Аларик ждал. Хорошая тактика. Ты молчишь, а окружающие чувствуют себя обязанными говорить, даже если им хочется сохранить что-то в тайне. Хорошая тактика, я знал это — и потому хранил молчание.
— Герцог Маладона знает о троллях, — доложил Горгот. Дейнцы выразили крайнее удивление, словно они были уверены: Горгот не умеет разговаривать, он умеет только рычать. — Тролли служат Ферракайнду. И герцог хочет знать, почему те, которых мы встретили, не находятся на службе у Повелителя огня.
Аларик пожал плечами.
— Да, именно это я и хочу знать.
— Тролли служат Ферракайнду из страха, — сказал Горгот. — Их плоть горит так же легко, как человеческая. Часть троллей сумели спрятаться от него.
— Почему они просто не ушли из Химрифта, чтобы жить свободно? — спросил я.
— Люди, — ответил он.
Я не сразу понял. Трудно было в троллях увидеть жертв. Я помнил их руки с черными когтями — такими руками оторвать человеку голову ничего не стоит.
— Когда-то их было много, — заметил Горгот.
— Ты сказал мне, что они были созданы для войны, что они — солдаты. Так почему же они прячутся? — спросил я.
Горгот кивнул.
— Да, созданы для войны. Созданы служить. Но не для того, чтобы на них охотились. Разбросали по такой странной земле и охотились.
Я выпрямился в полный рост, который в последнее время был не менее шести футов.
— Я думаю…
— Что ты думаешь, Макин? — перебил меня герцог.
Макин поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся.
— Я думаю, что все это проблески одного и того же огня, — сказал он. — Здесь все сходится на Ферракайнде. Мертвые деревья, больной скот, потерянный урожай, сотрясение дома — вылетит кирпич, конек с крыши свалится, балка покосится — тролли, отсутствие шансов у каждого из вас вступить в борьбу за императорский трон — и в центре всего этого горит огонь Ферракайнда.
Каждый раз что-то иное заставляло магию срабатывать. Сегодня это был его ум. И в конце концов вы хотели, чтобы Макин был вашим другом.
21
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ
Дейнцы унаследовали природу викингов в основных чертах. Кровь завоевателей смешалась с кровью крестьян, которых они завоевали. Каждый дейнц считал своим предком одного из бесстрашных и жестоких воинов, спрыгнувших с борта галеры. Но в действительности жители фьордов презирали их и называли fit-firar — ошибка, которую викинги так усердно стремились исправить своими топорами.
— Ты мне здесь крайне необходим, Макин.
— Ты безумец уже потому, что решил отправиться сюда, — ответил тот.
— Именно поэтому мы сюда и приехали, — сказал я.
— Чем больше я узнаю об этом Ферракайнде, тем больше убеждаюсь, что нужно от него держаться подальше, — посоветовал Макин.
— Мы здесь потому, что брат Йорг испытывает слабость к маленькому монстру, — сказал появившийся в дверях Роу. Его никто не приглашал к разговору. Но братьям не нужно было приглашение. На дорогах, кто бы что ни сказал, — это говорилось для всех, и каждый мог выразить свое мнение. Хотя сейчас, строго говоря, мы были не на дороге. Мы находились во флигеле для гостей, располагавшемся параллельно парадному залу герцога Маладона, но размерами меньше и разделенном на отдельные комнатенки.
— Или сильную привязанность. — Вошел Райк, нагнул голову и злобно покосился. С того момента, как у меня появилась медная шкатулка, он решил, что может говорить то, что думает.
— Существуют две вещи, братья, которые вам надо запомнить, — сказал я.
Из-за спины Райка высунулись лица Грумлоу, Сима и Кента.
— Если еще раз кто-нибудь из вас затронет эту тему, клянусь всеми чертями преисподней, он не выйдет отсюда живым. Второе: если забыли, то потрудитесь вспомнить, как наши братья умирали у стен Логова, как нас убивали солдаты графа Ренара. И больше нет с нами Элбана, Лжеца и Толстяка Барлоу… И тогда Гог всю личную гвардию графа, более семидесяти отборных солдат, превратил в лужу кипящей крови и жира. А ему было всего семь лет. И кем он вырастет, и вырастет ли вообще — вопрос для меня очень важный, поважнее того, доживет ли ваша жалкая свора до завтра или нет. Честно говоря, Райк, меня заботит много вопросов, но сейчас Гог для меня на первом месте.
— Я там тебе понадоблюсь, — сказал Макин. За долгие годы его обязанность охранять меня стала привычкой и даже жизненной необходимостью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
