Солнце медленно выползало на небо.
Я взглянула вдаль и зажмурилась, ослепнув от серебристого сверканья озера. Что там делает доктор, я не смотрела. Отошла от машины и двинулась по дорожке вдоль озера.
От озера веяло безмятежностью и покоем, оно было мощным и великолепным. Вблизи вода была прозрачной и казалась сине-бирюзовой.
Я все-таки обернулась. Кейн уже виделся силуэтом в конце аллеи. Достаточно далеко, чтобы помешать.
Я взяла «Глок» и глубоко вздохнула.
Внутри себя я чувствовала только пустоту и усталость. Скольжение вниз, которое началось много лет назад, подходило к концу.
Я прикрыла глаза. Поползли обрывки истории, конец которой я хорошо знала. В глубине души я была твердо уверена, что моя жизнь кончится именно так.
Свободным выбором в одиночестве.
Так же, как я всегда старалась жить.
28
Одним лишь сердцем
Только те дороги чего-то стоят, которые ведут внутрь нас.
Шарль Жюлье
Я вложила холодный ствол в рот.
Я хочу остаться собой. Не хочу быть женщиной с мертвой памятью. Не хочу быть больной, которую держат в больничной палате.
Хочу до конца сохранить право решать, как мне жить.
Сохранить ясное сознание.
И никто не смеет отнять у меня это право!
Мою последнюю свободу.
Закрыв глаза, я вновь перебрала счастливые дни, которые прожила с Полем. Десятки снимков. Их подхватывал ветер и уносил к небу, открывая путь туда и мне.
И вдруг я увидела своего мальчика, он держал отца за руку. Мальчика, которому мы так и не выбрали имени, и он навсегда так и остался безымянным. Мальчика, которого я никогда не увижу, но чье личико так хорошо всегда себе представляла.
Они рядом со мной, эти двое мужчин моей жизни, в благодатном полумраке. Я не открывала глаз, не вынимала изо рта дуло пистолета, держала палец на спусковом крючке, готовясь нажать. Готовясь уйти к ним.
Мальчик отпустил руку Поля и сделал несколько шагов ко мне. Какой он красавец! Он уже не младенец. Он уже маленький мальчик. В клетчатой рубашечке и закатанных штанишках. Сколько ему? Года три? Или даже четыре. Меня завораживает его чистый взгляд, наивный, невинный. Сколько обещаний и сколько дерзновений я читаю в этом взгляде.
— Мама, я боюсь, идем со мной, пожалуйста!
Он зовет меня. Он протягивает мне руку.
«А я? Я тоже боюсь».
Какое мощное притяжение. Рыдания перехватывают мне горло. И все же я знаю, что ничего этого нет. Что все это лишь игра моего воображения.
— Иди же, мама! Пожалуйста!..
«Иду!»
Палец сгибается на спусковом крючке. Бездна открывается передо мной. Я чувствую, как растет, как больно теснит меня неполноценность, которая поселилась во мне с самого детства.
Моя история — это печальная история одинокой девочки, которой так и не нашлось места нигде. Человеческая бомба приготовилась взорваться. Скороварка всегда под давлением, скороварка, в которой вечно кипят обида, неудовлетворенность, желание стать другой.
«Нажми. Нажми на курок. Боль и страх сразу же исчезнут. Сделай это сейчас. У тебя хватит мужества, трезвости и усталости. Сейчас самый подходящий момент».
Вибрация у моего бедра.
Это в кармане вибрирует мобильник.
Я пытаюсь не обращать на него внимания, но Поль и мой мальчик уже исчезли. Вместо пронзительной печали снова вспыхивает гнев. Я открываю глаза, вытаскиваю изо рта пистолет и с яростью нажимаю клавишу. И слышу голос Гэбриэла.
— Не делай этого, Алиса!
Я оборачиваюсь. Кейн в пятидесяти метрах от меня, он подходит все ближе.
— Разговор закончен, Гэбриэл.
— Нет. Я так не считаю.
В отчаянии я начинаю орать:
— Оставьте меня в покое, слышите?! Испугались за свою карьеру? Пациентка раскроила себе голову на территории вашей великолепной клиники? Какой пассаж! Какое безобразие! Этого вы боитесь?
— Вы вовсе не моя пациентка, Алиса.
Я смотрю, не понимая.
— Как это?
— Думаю, вы тоже знаете это правило. Врач не имеет права влюбляться в того, кого лечит.
— Последняя попытка, Кейн? И весьма патетичная!
— А как вы думаете, почему я ввязался в эту рискованную историю? — заговорил он, приближаясь ко мне еще на шаг. — Меня словно что-то толкнуло, как только я увидел вас лежащей на скамейке.
— Чушь какая!
— Я не играю, Алиса.
— Мы даже не знакомы.
— А мне кажется, наоборот. Мне кажется, мы с вами хорошо узнали друг друга.
Я его оттолкнула.
— Вы, который волочится за каждой юбкой, в меня влюбились? «Девушка в каждом порту» — я не забыла вашего девиза.
— Пустые слова вымышленного персонажа.
— Да вы тянетесь ручонками ко всему, что движется!
— Я глаз не могу оторвать от вас, Алиса. Мне по душе ваш дурной характер, ваша готовность всегда дать отпор. Мне ни с кем еще не было так здорово, как с вами.
Я уставилась на него и не могла выговорить ни слова. Кейн говорил подкупающе искренне, и я просто онемела. Вообще-то он и впрямь ради меня рисковал своей шкурой. А вчера вечером я вполне могла его продырявить.
А он все продолжал говорить:
— Мне так хочется быть с тобой, рассказать о книгах, которые я люблю, показать квартал, где я вырос, приготовить тебе по моему собственному рецепту макароны с сыром и трюфелями, я…
И снова меня стали душить рыдания, слезы застилали глаза. В словах Гэбриэла звучала такая нежность, что мне захотелось довериться ему и согреться. Я вспомнила, как впервые увидела его на той самой скамейке в Сентрал-парке. Тогда мы с ним стали напарниками. Вспомнила, как в магазине, завернувшись в плащ, он показывал фокусы, забавляя ребятишек…
Но я оборвала его излияния:
— Женщина, которую, как вам кажется, вы полюбили, Гэбриэл… Она через несколько месяцев, как вам известно, исчезнет. Не будет вас узнавать, станет обращаться к вам безличным «месье», и ее придется запереть в больничной палате.
— Возможно, и так, но совсем не обязательно. И я готов пойти на этот риск.
Я отбросила телефон, все равно батарейка у него сдохла.
Но Гэбриэл уже стоял передо мной, метрах в десяти.
— Если кто-то и может начать эту борьбу, то только ты.
Он стоял уже в нескольких сантиметрах.
— В этой борьбе от меня ничего не зависит.
— Мы будем бороться вдвоем, Алиса! Мы ведь неплохая команда, правда?
— Мне страшно. Страшно, и все…
Яростный порыв ветра поднял клуб пыли, и золотые иголки лиственниц задрожали. Холод обжег мне пальцы.
— Я знаю, что это трудно, но вот увидишь…
Увидишь…
Вот увидишь, будут ясные дни. И пасмурные, сплошь в тучах.
Будут дни сомнения, дни страха, долгие безрадостные часы ожидания в больничных приемных, пропахших лекарствами.
Будут минуты отдыха, весенние минуты, детские, юношеские, когда ты даже не вспомнишь о болезни.
Как будто ее никогда и не было.
Жизнь будет продолжаться.
И ты будешь крепко держаться за нее.
* * *
Будет теплый голос Эллы Фицджеральд, будет гитара Джима Холла, печальная песня Ника Дрейка, прилетевшая из прошлого.
Будут прогулки по берегу моря, запах скошенной травы, краски закатного неба.
Рыбная ловля в часы отлива.
Теплый шарф, спасающий от ветра.
Замки из песка, устоявшие против соленых волн.
Слойки с лимоном на ходу в лабиринтах улочек Норт-Энда.
* * *
Будет дом на тенистой улице. Фонари в ореоле мерцающего света. Рыжая кошка, прыгающая на колени. Большая добрая собака.
Будет зимнее утро, когда я закопаюсь и буду опаздывать на работу.
Скачусь по лестнице через три ступеньки. Поцелую тебя на лету. Подхвачу ключи от машины.
Дверь, мостовая, заурчавший мотор.
И только остановившись на первом светофоре, рассмотрю, что вместе с ключами прихватил еще и соску.
* * *
Вот увидишь, чего только не будет!
Пот, кровь, первый крик малыша.
Обмен взглядами.
Союз, заключенный навеки.
Бутылочка каждые четыре часа, стопки пеленок, памперсы, дождь за окном, солнце в сердце.
* * *
Вот увидишь…
Пеленальный столик, маленькая ванночка, отит за отитом, куча плюшевых мишек, колыбельные вполголоса.
Улыбки, прогулки в парке, первые шаги, трехколесный велосипед.
Прежде чем заснуть, обязательно сказка о принце, который победил дракона.
Дни рождения. Возвращения из школы. Игра в ковбоев. Персонажи из мультиков на холодильнике.
Игра в снежки, фокусы-покусы, хлеб с вареньем на полдник.
* * *
Время будет лететь.
И опять курсы лечения в больнице, осмотры, исследования, анализы, тревоги и новые методы лечения.
И каждый раз ты снова будешь идти в битву с бьющимся сердцем, чувствуя сосущий страх под ложечкой, вооруженная единственным и самым надежным оружием — своим желанием жить.
