Анжела помрачнела: по всей видимости, эти соображения приходили ей в голову и раньше, но жадность и желание поскорее заполучить вожделенную сумму в конце концов заставили замолчать голос разума.
– Значит, вся заковыка только в том, что Ленка не вернулась к отцу живой и здоровой? – пробормотала она.
– Совершенно верно.
– И ты подозреваешь, что я могла приложить руку к ее убийству?
– Убийству? По-моему, ты преждевременно ее хоронишь? – холодно заметил Владимир. – Сейчас идет операция, и, как сказал доктор, есть неплохие шансы выжить.
Котова открыла было рот, затеребив сумочку на коленях, но потом смешалась и после тягостной паузы, в течение которой Влад Свиридов буравил ее откровенно подозрительным взглядом, произнесла:
– Вот что, дорогой мой Владимир Антонович. Хочу тебе сказать первый и последний раз: я не имею никакого отношения к человеку, который стрелял в Лену. Тебе это понятно? Ни-ка-ко-го! Я что, совсем дура?
– Хорошо. Я просто спрошу: ты согласна с тем, что нам стоит повременить с дележом денег? Хотя бы до того момента, пока Лена и Алиса поправятся?
Анжела долго молчала. Владимир видел, как побледнело ее осунувшееся и потерявшее весь налет вульгарности лицо – это было заметно даже под толстым пластом косметики. Наконец, облизнув губы, она медленно проговорила:
– Я обманула тебя.
– То есть? – Свиридов встал и шагнул к жене Котова. – Это все-таки ты… ты заказала Елену?
– Нет… не в этом дело. Просто когда я говорила тебе: «убийство Лены» – я не оговорилась. Дело в том, что операция закончилась час назад. Лена умерла… Лена умерла через пять минут после ее завершения.
Свиридов сглотнул и хрипло проговорил:
– Вот как? Что ж… понятно.
– Что же теперь ты собираешься делать?
– То же самое, – с трудом собравшись с мыслями, сказал Владимир. – Подозрение еще и на Алисе. И если ее, не дай бог, обвинят в этом убийстве, то я…
Он осекся, тряхнул головой и посмотрел на Анжелу:
– И как же ты теперь собираешься делить деньги?
– Очень просто. Ту же сумму разделить по старому принципу – на двоих. Мне и Смоленцевой – по четыреста пятьдесят, а тебе – сто.
Владимир взглянул на ее породистое алчное лицо, которое на мгновение исказила гримаса досады и злобы, и его едва не передернуло от отвращения при одной мысли только о том, что из трагической и нелепой смерти своей падчерицы Анжела Котова вынесла только одно: желание поскорее захапать себе долю Лены.
И тогда он принял решение: мгновенное и единственно возможное.
– Это несерьезно, – сказал он тоном Моргунова-Бывалого, требующего у директора склада реальной оплаты за осуществление фиктивной кражи со взломом. – Дорогая госпожа Котова, я думаю, что в сложившихся обстоятельствах лучше всего было бы поделить деньги между оставшимися участниками нашей концессии поровну.
– Поровну?!
– Совершенно верно, поровну. Триста тридцати три – вам, триста тридцати три – Алисе, ну и столько же – вашему покорному слуге.
Анжела буквально задохнулась от подкативших к горлу эмоций.
– Да… да как ты смеешь… – начала было она, но была прервана невозмутимым: -…как сказала барыня своему холопу. Вот только ты упускаешь из виду, что и ты не барыня, и я не холоп, и Калининградский залив – не Тихий океан. Я и так сделал куда больше того, что мне полагалось сделать по твоему, надо сказать, довольно бестолковому плану. Вот такой расклад. Так что мне полагается компенсация. Пусть даже – за счет покойной Елены Филипповны, – с отвратительным цинизмом закончил Свиридов.
Но в данном случае этот цинизм имел только одну цель – поставить на место зарвавшуюся дамочку. Впрочем, последняя так и не пожелала угомониться.
Ее размалеванное лицо окаменело от наконец-то окончательно прорвавшейся злобы, и она, стиснув зубы, проговорила, не разжимая челюстей:
– Дай тебе палец – всю руку откусишь. Сейчас ты требуешь для себя триста с лишним, потом запросишь пятьсот, а потом кто помешает тебе хапнуть и весь миллион, если ты и сейчас – единственный, кто знает, где он лежит? Так что могу предложить тебе иной финал: если ты не примешь моих условий, то я просто выдам тебя с головой мужу. Да и твоей Алисочке мало не покажется.
– А свою голову сбоку не пристегнешь? – насмешливо откомментировал Свиридов, хотя при упоминании имени Алисы еле заметно вздрогнул. – Если не ошибаюсь, мы с тобой прочно повязаны. У меня лежит листочек с твоими инструкциями, по которому любая экспертиза установит, что отпечатан он наверняка… на домашнем принтере Кашалота, и вообще… Зря я, что ли, привел тебя именно в эту комнату, моя дорогая?
Анжела подскочила и зашипела, как кошка, обжегшая мордочку в миске с горячим молоком:
– Так ты что же, это, падла… записывал?
– Ну конечно, – пожал плечами Владимир. – Иногда меня посещает сомнение в том, что ты уразумела, с кем, собственно, имеешь дело. Первоначально ты показалась мне довольно умной дамой, а теперь приходится пересмотреть свое первоначальное мнение. Вот что происходит с мужиком, если он свяжется с бабой в деловом предприятии. А тут я связался аж с тремя… что ж, теперь самому и расхлебывать, дураку.
Анжела, издав горлом короткий всхлип, с ненавистью пробормотала:
– Какая сука… сучара… хотела же я другого… Да Ленка уговорила… дернул черт дуру…
– Никто другой не сумел бы справиться с вашим милым поручением лучше меня, – сказал Владимир. – А теперь позвольте мне проводить вас до двери. Думаю, вам не стоит волноваться: Владимир Свиридов свое слово держит и никого не сдает. Конечно, если его самого не предадут. Так что запомни это, Анжела.
– Когда же я увижу деньги? – уже справившись с душившим ее бешенством, сухо спросила Котова.
– Скоро.
– Конкретнее нельзя?
– А конкретнее… можно будет узнать у прокурора.
И, сказав эту двусмысленную фразу, Владимир выпроводил незваную гостью и захлопнул за ее спиной дверь.
– Жадная сучка! – проговорил он, входя в кухню, где Фокин допивал бутылку водки, а Маркин мирно спал в углу, убаюканный мирным басовитым мурлыканьем Афанасия: тот напевал себе под нос душещипательную песенку «На муромской дорожке стояли три сосны, прощался со мной милый до будущей весны».
– Это ты о ком? – спросил Фокин.
– А вот об этой жабе, которая осчастливила нас своим визитом. Налей-ка мне и себе, Афоня. По полному.
– Новую бутылку придется открывать…
– Открывай, вот тоже проблему нашел!
Фокин налил до краев два стакана водки и, зажав в здоровенной ручище свою порцию, сказал:
– Ну… вздрогнем.
– Не чокаясь! – строго предупредил Владимир.
Фокин быстро-быстро заморгал на него короткими ресницами и после некоторой паузы, скомканной недоумением и тревогой, спросил:
– Так… за что пьем-то?
– За упокой рабы божией Елены…
Глава 11
Подходящая компания для убийц
Лена Котова умерла.
Она умерла, не приходя в сознание, через несколько минут после окончания операции. Прекрасные хирурги, оперировавшие ее, вынуждены были признать свое полное бессилие.
Когда эту скорбную весть сообщили Котову, в сопровождении целой свиты дожидавшемуся результатов в коридоре, тот не сказал ни слова.
И это показалось неизменно сопровождавшему босса Медведеву куда более зловещим признаком, чем самая забористая ругань в адрес всех и вся, угрозы и изрыгание слюны вперемешку с обещаниями уничтожить полгорода.
Филипп Григорьевич встал и, тяжело раскачиваясь, молча пошел по больничному коридору. Свита следовала за ним, переглядываясь, но не смея нарушить тишину утреннего больничного покоя.
Наконец Кашалот остановился перед большой стеклянной дверью и постучал в нее.
Открыли немедленно. И не какой-нибудь там заспанный санитар с пропитой красной физиономией, все свое дежурство угробивший на авральное траханье сексуально озабоченной медсестры, а здоровенный парень в камуфляже и с автоматом, головы на две повыше Кашалота и такой же, как Филипп Григорьевич, широкий в плечах.
– Чего надо… – начал было парень, но, узнав Котова, почтительно распахнул перед ним дверь и посторонился.
– Медведев, со мной, остальным ждать здесь, – бросил Кашалот, и дверь тотчас же захлопнулась. …В этом отделении в одноместной палате лежала Алиса Смоленцева.
Она лежала на кровати, левая рука и плечо были в бинтах, а здоровой рукой она вяло перебирала какой-то журнал, наверняка не улавливая его содержания и даже не видя иллюстраций. Потому что ее прекрасные зеленовато-серые глаза, которые Владимир так любил сравнивать с двумя широко распахнутыми и не отпускающими ведьмовскими омутами, беспокойно блуждали по стенам, по потолку, на который легли две тяжелые скрещивающиеся тени.
И третья тяжелая тень упала на пол одновременно с легким шумом распахнувшейся двери.
Алиса вскинула глаза и увидела в дверном проеме огромное тело Котова. Распахнув дверь столь резко, он хотел было с той же стремительностью ворваться в палату, но отчего-то задержался на самом пороге.
