Этот третий был самого зловещего вида: синее, болезненное небритое лицо, выбитый левый глаз, зубы через один. На своем тощем кадыкастом горле он держал костлявую кисть, больше похожую на куриную лапку, чем на нормальную человеческую руку.
– Вот и хорошо, – сказал Владимир, – тогда кому-то из вас придется уступить мне место.
– У параши свободно, – сказал Череп, а похожий на крысу человечек захохотал, оценив этот венец юмора: параши в камере следственного изолятора как раз и не было.
Владимир вздохнул и, прислонясь к стене, довольно миролюбиво произнес:
– Я смотрю, у тебя, гражданин Череп, сил больше всех… беспокойный ты какой-то: то домино ищешь, то КВН тут устраиваешь, то просто куражишься. От избытка сил, наверно. Так что, я думаю, ты не будешь в претензии, если я лягу именно на твою шконку.
И он без дальнейших разглагольствований, до которых был большой охотник, лег на место Черепа и преспокойно закрыл глаза. До онемевших от изумления Черепа и его крысевидного сотоварища донеслось спокойное дыхание их нового сокамерника. Только третий уголовник, одноглазый, сохранил абсолютное спокойствие, а на его обезображенном лице мелькнула жутковатая улыбка.
Лишь через несколько секунд Череп обрел дар речи. Он яростно, со свистом, выдохнул воздух из могучих легких, а потом, полыхнув на Владимира испепеляющим взглядом маленьких оловянных гляделок, перевел взгляд на одноглазого:
– Слышь, Есип… можно я его…
– Ну что ж, поучи, – спокойно согласился одноглазый, – а я посмотрю, каков из тебя учитель.
Крысевидный снова захихикал.
Получив разрешение, Череп двумя широкими шагами преодолел расстояние до Свиридова и, схватив Владимира за горло, что есть силы сжал пальцы и потянул на себя…
Владимир подался с неожиданной легкостью, как будто ничего не весил. Более того, создалось впечатление, что его тело спружинило и само подалось в сторону Черепа, да так, что лоб Владимира угодил прямо в плоский обезьяний нос уголовника.
Хрустнули хрящи, Череп взвыл и разжал пальцы на горле Володи. И тут же получил от Свиридова, находящегося от него вполоборота, удар такой силы и точности, что не успел издать и звука… Чавкающий звук издал только его лысый татуированный череп, который принял на себя стремительный выпад Владимира.
Вот, скажем, Витька Доктор мог бы много рассказать о таких ударах в голову, благо один из них преспокойно уложил центнер с гаком его туши на травке в дорожном кювете. …Урка Череп отлетел так, словно его приложили по меньшей мере оглоблей, а если судить по последствиям – то и бревном. Его лицо тут же обильно залилось кровью – по всей видимости, Владимир проломил ему голову.
– Нехорошо беспокоить спящих, – хрипло сказал Владимир, рассматривая разбитые в кровь костяшки пальцев на своей правой руке.
Крысовидный тип издал дребезжащий гортанный крик, с которым воинственные племена обезьян объявляют о своих агрессивых намерениях, но вместо движения вперед попятился назад, а его сероватые обломанные ногти царапнули стену камеры.
Одноглазый засмеялся неприятным дребезжащим смехом, но вмешиваться не стал, и Владимир снова улегся на нары.
На крик крысовидного зека не замедлили явиться менты: в замке заскрежетал ключ, и двое вооруженных резиновыми дубинками сержантов ввалились в камеру.
Один из них, профилактически вытянув дубинкой продолжающего скулить у стены СИЗО крысовидного, ткнул ногой в бок Черепа и спросил:
– В чем дело?
Свиридов аж приоткрыл глаза: лично он был уверен, что сейчас его стащат с нар и будут метелить на общих правах с «Крысой» и одноглазым. А тут…
– Он хватал меня за горло и вообще вел себя как в детском саду, – произнес он.
– Ага… твоя работа, Свиридов? А ну-ка поднимайся, пойдем. Вставай, вставай с лежбища своего!
– Куда? В карцер, что ли?
– В одиночку тебя отправим, раз не умеешь себя вести, – грубо, но беззлобно сказал сержант. – Поднимай задницу! А этого… этого в медчасть надо. Ишь как башку рассадил… …Гостеприимная «пресс-хата» для Владимира Свиридова провалилась.
* * *
Судебный процесс по делу о похищении и убийстве Елены Котовой начался через месяц после ее похорон.
На первом же заседании суда Владимир подтвердил свои показания, данные им несколько дней назад непосредственно после того, как он доставил тяжело раненную Лену в больницу. Он наотрез отказался признать себя виновным в инкриминируемом ему преступлении.
Глава 12
Три приватных разговора Вечером того дня, в который состоялось первое заседание суда по делу об убийстве, в камеру к своему подзащитному Владимиру Свиридову пришел знаменитый в Москве адвокат Павел Евстафьев.
Павел Евстафьев совершенно не походил на своего брата Маркина-Моська – ни внешностью, ни манерами, ни голосом, ни осанкой. Впрочем, как выяснилось, у них были разные матери, и потому такая несхожесть двух единокровных (т. е. имеющих общего отца) братьев не казалась удивительной.
Павел Евстафьев, в полную противоположность своему невзрачному, блондинисто-рыжему и низкорослому братцу, был высокий породистый брюнет с красивым самоуверенным лицом и такого атлетического сложения, что ему более приличествовало работать охранником в элитной коммерческой структуре или штатной единицей спецназа ФСБ, чем адвокатом.
Впрочем, каждый, кто слушал больше минуты его неторопливый бархатный баритон, великолепно поставленный и интонированный, понимал, что перед ним – очень квалифицированный и прекрасно знающий цену себе и другим ас столичной адвокатуры.
Он приехал в Калининград по просьбе своего брата и тут же заявил Владимиру, что, вне всякого сомнения, не сумел бы выкроить времени для него, Свиридова, в своей загруженной московской практике, если бы не личная просьба Вячеслава. То бишь Моська.
Евстафьев подчеркнул, что он глубоко признателен Владимиру за то, что тот сделал для его взбалмошного и беспокойного родственничка, а потом, понизив голос, добавил:
– Если мне не изменяет память, последним вашим местом работы была служба безопасности олигарха Маневского, не так ли? Помню, тогда шли большие пересуды, а отдельные граждане из Администрации Президента намекали мне лично, чтобы я отказался от защиты сотрудников «секьюрити» Маневского, дабы не иметь значительных проблем.
– Да, было дело, – сказал Владимир. – Но вот теперь все повернулось по-другому, и я оказался в незавидной роли экс-официанта бандитского ресторана, привлеченного к суду за похищение и убийство.
– Откровенно говоря, я очень удивился, когда узнал, что вы находитесь в Калининграде. В столице есть много людей, которые готовы навестить вас или послать людей. Сами понимаете, что в таком случае вам не потребовались бы услуги московского адвоката. Хватило бы услуг и калининградского похоронного бюро. …И вот теперь Павел Евстафьев вошел в камеру Влада уверенным твердым шагом и, проследив, чтобы дверь камеры тщательно закрыли, уселся и, положив на колени черный кейс, произнес:
– Сегодня на суде ты держался неплохо. По-моему, на граждан присяжных заседателей ты произвел неплохое впечатление. Даже если учесть, что им, вероятно, презентованы неплохие суммы от Котова.
– Всем?
– Я навел справки. Не все берут. В частности, нам повезло, что обвинение ведет зампрокурора Скляров, который не подчинен непосредственно губернатору области и потому не имеет особых прихватов с Котовым. Более того, мне кажется, что отношения Склярова и Котова далеки от идеальных.
– Откуда такая информация?
– Это моя профессия – среди всего прочего добывать такие факты, которые могли четче вырисовать ситуацию и спрогнозировать возможное ее развитие. В конституционных рамках и вне оных.
Евстафьев вынул из кейса маленький диктофон и проговорил:
– Но что меня особенно беспокоит, так это поведение… Смоленцевой. Твоей жены. Я не могу сказать, что она говорит совсем уж не то, что бы нам хотелось, но тем не менее прослушай еще раз ее сегодняшнее выступление на суде.
– Да я и так помню каждое слово.
– Тут важны не столько слова, сколько интонации и ее манера себя держать. Одним словом – прослушай.
Свиридов кивнул.
Евстафьев включил диктофон, и послышался четкий, хоть и несколько хрипловатый и приглушенный голос Алисы:
«…Я уже говорила о тех обстоятельствах, которые сопровождали мою со Свиридовым поездку на дачу. Свидетель защиты уже подтвердил, что Свиридов попросил у него ключи от дачи, которая находилась в закладе, и сказал, что гарантирует порядок и возвращение ключей через два-три дня. Свиридов находился не в самом благополучном душевном состоянии после того, как его в буквальном смысле вышвырнули с работы… присутствующий здесь гражданин Вейсман подтвердит, что обстоятельства, приведшие к этому увольнению, были не самыми ординарными и… скажем так, радужными. Мы уехали с ним на дачу и прожили там двое суток – до самого момента, как произошло это… несчастье.