Попаданка с ужасом смотрела на застывшую над родничком женщину. На зависшие в воздухе капли воды, что сорвались с ее рук. На остановившую свое движение под дуновением ветерка траву. И на все сильнее сжимавшуюся хрустальную сферу, которая вот-вот реально превратится в ее гроб.
— Не надейся! — зло процедила попаданка и запустила ледяные стрелы, что видела у хозяина капкана. Громовой хохот оглушил, если так можно выразиться, ее.
— Ну насмешила! Воду против воды использовать, — водяной склонил голову, с любопытством рассматривая фантом девушки и прислушиваясь к потокам мира. — Предлагаю переместиться в мои чертоги, а то очень скоро, по меркам мира, здесь будут твои сородичи. Не хочу пока с ними встречаться.
Проекция Бога исчезла, и шар, в котором была заключена Ирина, рванул на бешеной скорости в никуда, со звоном и болью обрывая связующие нити души и смертной оболочки.
В этот момент тело выгнулось дугой и захрипело.
Ирбисса, а именно она притворилась деревенской вдовицей, бросилась к умиравшей, но была сбита с ног оскалившимся барсом. Женщина дернулась, чтобы дотянуться до заветной иголочки, но на ее руку опустилась тяжелая лапа хищника.
— Ты что здесь забыла? — раздался голос Лиграна над ее головой.
Попыталась взглянуть на приемного отца, но противный кошак зашипел на нее, давая понять, что он против ее движений. Однако краем глаза она увидела суматошные метания возле тела чужачки. А еще она услышала женский всхлип:
— Иррина умирает!
“Уже бабу притащили”, — всколыхнулась злость в груди убийцы.
— Нет! Не может быть! — одновременно воскликнули Лигран и Пард. — Отец!
“Значит, меня держит Иссил”, — отметила про себя Ирбисса и обратилась к нему:
— Ну, неужели ты думаешь, что старуха вроде меня, — нарочито устало прошептала она и дернула плечом, — может навредить таким грозным чародеям, как вы. Дай я хоть сяду. Это вам все нипочем, а у меня кости ныть будут от сырой земли.
— Иссил, отпусти ее, — мягко попросила соперница, но в ее голосе слышны были слезы. — Она права. Что она может сделать?
Барс нехотя освободил ее руки и демонстративно напрягся.
— Да поняла, поняла, — кряхтя, начала переворачиваться на бок Ирбисса, с ужасом понимая, что время уходит. А еще она точно знала, что этот упертый баран, то есть оборотень, не даст ей нырнуть за пазуху, чтобы добраться до заветной иголочки.
— Ты права, — раздался на поляне шелестящий голос Хранителя Леса, что не так давно был для нее чудесным. — Тебе лучше сесть и не шевелиться.
Пожилая женщина сидела в тени деревьев и демонстративно не смотрела, как бьется в конвульсиях тело чужачки. Что она там не видела? Подобное она уже видала… В памяти всплыли воспоминания о том, как умирали родители.
Нет, до этого ей казалось, что их семья живет, как все. Что отец и братья, как старшие мужчины, должны быстро и много есть, а они с матерью — ждать и доедать то, что останется. А потом пришел мор!
Жар съедал их тела, как огонь щепки. Пока еще они могли вставать, то, шатаясь, тащились к ведру с водой и жадно глотали ее. Потом, все также пошатываясь и придерживаясь за все, что попадется под руку, натужно дыша и надрывно кашляя, возвращались на лежанку.
Ирбисса сама лежала почти без памяти, когда к Богам ушли братья. А ведь их не трогали за надуманные провинности, не поднимали по ночам замаливать будущие прегрешения и не держали на хлебе и воде, чтобы тело случайно от ленной праздности не потребовало похотливых игрищ.
А потом, по неведомой для девочки причине, она пошла на поправку. Однако от слабости подняться еще не могла. Зато могла сквозь ресницы наблюдать, как осунулись и заострились лица родителей, как посерела их кожа, а вокруг глаз появились почти черные круги.
Однажды девочка проснулась от стона матери, которая металась в лихорадке и просила:
— Пить!
И отец, поднявшись, шатаясь больше прежнего, поплелся к ведру, но не дошел — свалился. Ирбисса даже подскочила, чтобы ему помочь подняться, но быстро опомнилась: ей всего тринадцать! Сил не хватит!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Девочка тихо опустилась обратно на свою лежанку и смотрела тогда в первый раз, как бьется в конвульсиях мужчина, подаривший ей жизнь.
Мать этого не видела и продолжала молить:
— Воды!
Но ее дочь, заткнув уши, изучала, как уходит жизнь из когда-то сильного человека.
А на следующий день она наблюдала за телом женщины, которая считала себя ее матерью. Девочка намеренно не давала воду умирающей, а вдруг ей полегчает, и кошмар вернется…
Только после этого Ирбисса повесила на дверную ручку светлую тряпку, как просьбу о помощи. Целитель с санитарами нашли ребенка, который пришел в сознание рядом с трупами родителей, и даже не удивились. Такое было сплошь и рядом. Мор!
Тела забрали. Девочка отказалась уходить из дома. И еще почти год Ирбисса проедала свое приданое выменивая еду на украшения и меховую рухлядь.
Жрецы не раз пеняли на ее гордыню. Особенно после того, как она, не выдержав страшных снов, поделилась с храмовником своим страхом перед ночью. Благо хватило ума не признаться, что видела смерть родителей своими глазами. Все на кошмары свалила. Но и этого хватило — служки Хранителей захороводили.
Предлагали уйти к их сестрам, забыть о мирской суете, жить в мире и спокойствии за крепкими стенами общего женского дома. В тишине ткать гобелены на продажу и в подарок владетелям, шить одежду для жрецов, пилигримов и нуждающихся. Петь хором с другими сестрами хвалы Богам…
Именно на этом доводе Ирбисса вспомнила, как ее будила мать, чтобы вознести хвалу Богам. Как, чтобы быстрее дочь проснулась, она хлопала ее по щекам. Как приносила ей холодную воду для умывания, чтобы голос девочки не звучал сонно. Ее передернуло от отвращения, и она, не задумываясь, отказалась.
Естественно, после ее вопиющего поступка, которым являлся отказ, по словам жреца, на ее голову должны были обрушиться все кары небесные. На службе было объявлено, что она — отцеубийца и греховодница. Ирбисса пыталась устроиться в услужение, но горожане отговаривались, что сами еще не отошли от мора, а когда она пошла в замок владетеля, то толстый мужик ответил так же, как многие до него.
Но когда она без сил опустилась возле стены, чтобы передохнуть в тени кустарника, то услышала громкий женский голос:
— Господин управляющий, ты же обещал, что следующая служанка придет к нам чистить овощи и мыть посуду.
— Ну, обещал! — недовольно отрезал голос, что только что ей сказал об отсутствии у них работы.
— А где та нищенка, что только что с тобой разговаривала? — зло закричала невидимая Ирбиссе женщина.
— Госпожа кухарка, займись своим делом! — заорал мужчина, а потом зашипел. — Ты хочешь из-за этой девчонки пойти на плаху? Подведет туда и тебя, и твоих девок, а сама опять сухой из воды выйдет…
— Да ты что? — ахнула тетка.
— Да! — громко сплюнул мужик. — Для такой ведьмы нет места даже на заднем дворе, вдруг, убирая навоз, скотину сглазит. Или на кур порчу наведет, что передается людям. Недаром жрец предупреждал насчет нее. Еще непонятно как мор в город пришел! Не она ли призвала…
— Так почему ее еще не забрала стража? — громко зашептала его собеседница, и Ирбисса замерла, даже дышать перестала, чтобы не пропустить ни слова из разговора о себе.
— Жрец говорил, что обращался к Хранителям за наказом по ведьме, ведь ее причастность к мору никем не доказана.
— И? — поторопила его кухарка.
— Нет их дозволения на правый человеческий суд. Видимо, еще нужна им маленькая гадина.
— Великие Хранители! Защитите нас от злого глаза! — запричитала невидимая тетка, а мужик гаркнул:
— Эй, стража! Придет еще раз эта побирушка — гоните ее взашей!
— А если?.. — начал спрашивать молодой басовитый парень, но был резко прерван:
— Даже если притворится, что подыхает.
А потом приехал дядька Лигран, и ее жизнь изменилась. Никто не поднимал несколько раз за ночь. И ела, пусть не разносолы, как родной батюшка, но и не остатки хлеба, что братья не доели, как они с маменькой.
