Ласло поспешил наверх, посовещаться.
— Здесь надо нам устраиваться! — сказал он Магде и дяде Мартону.
— Верно. Из развалин можно натаскать и досок и балок, — радостно подхватила Магда.
Задумчиво поглаживая свою седую щетину, дядя Мартон окинул взглядом комнату.
— Что ж, устроимся, наладим… Пошли!
Мужчины целый день провели на развалинах, долбя камни, пиля бревна. Выбитые окна заделали снаружи и изнутри досками, а пространство между ними заполнили песком, битым камнем.
На следующий день они принялись за укрепление квартиры изнутри.
Женщинам тоже работа нашлась. Они выволокли из комнаты в переднюю большую никелированную печь, заменив ее кухонной плитой, поудобнее распределили, где кому спать…
Часы вечернего затишья были часами радости для детворы. Ребятишкам разрешалось на это время выходить порезвиться в соседнюю комнату без окон. Женщины тем временем хлопотали возле плиты: варили ужин, грели воду, — готовясь купать ребятишек. Мужчины, усевшись где-нибудь на краю кровати — в комнате, кроме кроватей или лежанок, никакой мебели не было — и скрестив руки на груди, ждали, пока поспеет ужин. Потрескивали в печи подмокшие щепки, и от теплого, уютного сумрака комнаты на душе становилось веселее, совсем как в канун праздника. Может, завтра уже?.. Ведь фронту достаточно лишь самую малость стронуться с места… Говорят, он проходит совсем рядом, где-то у больницы св. Яноша, в Варошмайоре… в каких-то полутора километрах! И только жену «профессора», свекровь Магды, никто и никогда не видел веселой. Даже когда она улыбалась, глядя на детей, глаза ее оставались печальными. Магда иногда даже злилась на свекровь за то, что она загодя похоронила своего сына, когда она, Магда, была твердо убеждена, что Фери жив… Он должен быть жив… Этого не может быть, чтобы его не стало!..
Скольких знакомых, у которых, по ее предположению, мог укрыться Фери, обошла она за эти два месяца! Так Магда установила связь и с тем офицером, что брался вызволить заключенных из гетто. Это был черноволосый молодой человек с небольшой круглой головой, колючим взглядом и острым носом, делавшим его похожим на какую-то хищную птицу, — обер-лейтенант Каснар. Когда Магда, впервые после долгой разлуки, встретилась со стариками, первым вопросом свекрови был: «Где Фери?..» И в голосе ее звучал как бы упрек. Словно Магда была в чем-то виновата. Да разве есть кто-нибудь на свете, кто так же боялся бы, так мучился бы из-за Фери… Но он жив, непременно жив! Ведь его, пусть неуклюжего и смешного, миновало уже столько бед… Почему же именно теперь?.. Пусть его схватили, даже пытали, но… Нет, они не могли убить его, такого доброго, такого хорошего человека…
Магда первой почувствовала надвигающуюся новую угрозу, о которой в суматохе первых дней «создания блиндажа» никто, кроме нее, и не подумал. Голод! Эта угроза была ближе и опасней самой страшной бомбежки.
Ласло и дядя Мартон отправились по воду, «на колодец». Оставшись без мужчин, все вдруг почувствовали себя как бы осиротевшими, беспомощными. «Ничего, — думала Магда, — они вернутся и что-нибудь придумают».
Мужчины вернулись. Магда встретила их в темной, похожей на коридор, передней. Дядя Мартон пронес ведра с водой в комнату, а Ласло остановился у двери.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Кладовая наша вот-вот опустеет. Еще день-другой, и…
Ласло на миг задумался.
— Знаю, — сказал он затем. — Это и меня тревожит. Мяса надо бы…
— Да, конечно.
— Мяса-то много, только… — И тут же весело добавил. — Во Франции, например, в самых фешенебельных ресторанах бифштексы из конинки делают.
Магда, улыбнувшись, кивнула.
— Только не говорите свекрови моей… — попросила она и, смешавшись, покраснела.
Ласло ласково дотронулся до ее плеча.
— Глупенькая! Чего же вы испугались? Ведь вы среди своих. Или думаете, я не догадывался? Вот только не знал, ваши они родители или вашего мужа. А господина Эрнё Фабиана я, пожалуй, даже знаю… известный славист… Одним словом, скажем старикам, что это — говядина! Да и остальным тоже… Где взял? Выменял… На золото! Есть, мол, у меня такая шкатулочка — в ней полно всяких драгоценностей. Верно? А теперь вызовите-ка сюда дядюшку Мартона и раздобудьте где-нибудь хороший, острый нож, да и топор тоже.
Детвора занялась обычными вечерними играми, женщины грели воду для мытья. Вдруг кто-то нерешительно постучался в дверь. И еще раз, чуть громче. Вошел солдат — пожилой, чуть сутуловатый венгр.
— Добрый вечер! — поздоровался си, сняв пилотку.
Магда узнала его: тот самый, что вчера угощал ее сухим кофе.
— Сварить вам кофе? — предложила она солдату.
— Нет, не за этим я, — сказал солдат и неловко умолк. — А вы тут складно все оборудовали. — Оглядев подпорки, он одобрительно кивнул. — Эти выдюжат…
Помолчав еще немного, солдат объяснил цель своего прихода:
— Вот, барышня, я было попросить вас хотел… Залатал я на себе все дыры. Даже подметки подбил, а вот грязь… Ведь тут человеку и помыться негде. Хотелось бы исподнее с себя помыть, портянки опять же… Да ладно, не буду уж вам тут мешаться, — и, махнув рукой, словно сожалея, что пришел, направился к выходу.
— Постойте! — схватила солдата за рукав Магда. — Есть у нас вода. А для себя мы еще согреем.
Солдат сначала выстирал исподнее, затем, натянув обмундирование прямо на голое тело, вышел на кухню развесить белье вокруг плиты, снова вернулся в ванную и добрых полчаса мылся сам в тазике теплой воды. Когда он вернулся на кухню за бельем, волосы его мокро блестели.
— Вы не осерчаете, что я тут вам глаза мозолю? — застенчиво поглядывая на Магду, все спрашивал он.
Тем временем Ласло с дядей Мартоном выцарапали из-под развалин дома отличнейший кусок конины. Дядя Мартон сначала ножом отделил мясо, затем раздробил и мослы. Женщины собрались вокруг мяса, нюхали, ахали, приговаривали: «Вот это да!»
Только сейчас Ласло заметил все еще сидевшего в комнате солдата.
— У нас гость?
— Сейчас ухожу уже. Вот бельишко подсохнет, я и подамся.
— Куда? — не поняв, переспросил Ласло.
Солдат сперва промолчал, а затем, мрачно и решительно взглянув прямо перед собой, тихо признался:
— Домой.
— Как? — удивился Ласло. — Разве вы не с теми солдатами, что у наших ворот стоят?
— Был с ними, — подтвердил солдат. — И телеги были наши и лошади. Лошадей побило, телеги — начальство говорит: «На что они теперь?» Раз так, пойду и я до дому.
— Куда же вы пойдете? Разве вы здесь живете, в Будапеште?
— Да нет, Шомодьской области мы. Село Игаль, — может, слыхали?
Ласло никак не мог уловить смысла слов солдата и решил просто предложить ему поужинать со всеми вместе:
— Хорошего супу тарелочку съесть, надеюсь, не откажетесь?
— Спасибо, — согласился солдат. — И правду сказать… дорога-то дальняя.
Теперь уже Ласло удивился по-настоящему:
— А как же вы до Игаля-то добраться думаете?
Но солдат вместо ответа принялся вдруг объяснять, почему он так решил:
— Русские там. Я ведь земляка своего тут повстречал. Говорит, пришли уже русские. Он точно знает: в денщиках у офицера служит. А ему опять же его капитан самолично сказывал…
Пока солдат сидел, упершись взором себе под ноги и ссутулив спину, Ласло хорошо разглядел его задумчивое, озабоченное, густо иссеченное морщинами лицо.
— А вы, папаша, не молодой уже, — заметил он. — Из призывного-то возраста, должно быть, вышли?
— И вышел и, вишь вот, — не вышел. Я ведь раньше-то никогда не служил в солдатах. Даже в первую мировую. А тут забрали, да в самом конце лета, после молотьбы… Говорят: ездовым сгодится… Посадили в вагон, повезли в Карпаты… Да только до Дебрецена и довезли… А оттуда нас как погнали, как погнали!.. Ну да не в этом беда. Нас гонят — а нам-то до своей деревни ближе. На прошлой неделе сказывали: в Буду отправляют… Еще лучше, думаю; ближе к Игалю. По карте вроде так выходит… А на самом-то деле…
Дядя Мартон стоял возле кухонной плиты и молча слушал.
— А вы знаете, что русские в кольцо взяли город-то? — спросил он наконец своим певучим палоцским говором. — И фронт теперь со всех сторон.
Его палец нарисовал в воздухе окружность.
— Понимаю, конечно. Чего же тут не понять?
— Ну и как же вы рассчитываете через фронт пробраться?
— Семья у меня, детишки… — сказал вдруг солдат. — Девять душ было бы, да, вишь ты, только четверо выжили. Двое совсем еще маленьких. Малец и девчонка. Вот такая, — взглянув на Кати, показал он. — Ну и жена. Раньше я все надёжился на рождество к ним попасть. Чтобы вместе, значит… Ну, пока Игаль по эту сторону фронта был, ладно… А теперь раз уж Игаль у них, значит, и мое место там.
