– Привет, – бросила я ей.
Она оторвала взгляд прекрасных глаз от модного журнала, секунду-другую смотрела на меня, не сразу, видимо, вспомнив, кто я такая. Память девичья. Да и я сегодня «при параде». В туфлях на каблуке, без рюкзака, с помадой на губах.
– О, привет. Твой лютовал тут, – бросила она в конце концов. Идентификация была мною пройдена успешно, раз она была так любезна.
– Серьезно? – удивилась я.
– Он вообще какой-то не такой, ты знаешь. Уехал куда-то, прямо убежал. Нервный. Ты, кстати, на кухню пойдешь?
– Ну... могу зайти, – пожала плечами я, бросив взгляд в коридор. Кухня была в паре-тройке метров от нас.
– Чашечку не захватишь? – мурлыкнула Илона, пододвинув мне белую кружку с сердечками.
– ОК, – кивнула я, взяла ее и двинулась дальше.
Родное болото встретило меня привычным застоем и тиной. На диванах в приемной находились люди с искаженными волнением и усталостью лицами. Из кабинета Халтурина не доносилось ни звука, наверняка он еще не приехал из своего прекрасного загородного коттеджа на Рублевке. Холодов, как сказала Илона, работает с клиентом. На кухне ко мне подскочил Вадик, потащил курить и пить кофе, навешал на уши все последние сплетни. Оказывается, Илона – все-таки казачок засланный.
– Она у меня выясняла, кто из наших «звезд» женат, а кто нет. Спрашивала о тебе.
– Обо мне? – удивилась я. – А я-то ей что?
– Ну, на предмет, как ты относишься к Журавлеву, как Журавлев относится к тебе. Он же не женат, ну, ты ж понимаешь...
– Я-то да, понимаю. Ну, ты ее заверил в моей полнейшей лояльности, – спросила я, с удивлением отмечая, что злюсь. Вот они, оказывается, какие цели и методы у нашей Илоны. Действительно, зачем ей становиться помощником адвоката, если можно за него выйти замуж. Как это сделала наша прошлая секретарша. Вполне в духе того, о чем говорил мой отец. Лучшая карьера секретарши – выйти замуж за босса.
– Ну, к Журавлеву-то не подобраться. Она, кажется, сосредоточилась на Халтурине.
– Так он же женат! – опешила я.
– И что? – фыркнул Вадик. – Ты что, ребенок? Кому и когда это мешало?
– Ну да... – кивнула я и вцепилась в кружку с крепким кофе. Дом, милый дом. Значит, Журавлев вне опасности? Хорошо.
– В общем, она теперь все вкусные звонки на Халтурина отправляет, а он уже потом, как с барского плеча, или Холодову, или еще кому. А мы вам воровку перебросили. Мой-то в отпуск укатил, а у нее суд на носу.
– Нам? – удивилась я.
История была старая, история была странная. Воровка – это та самая девушка, далеко не из бедной семьи и вообще хорошая девушка, студентка, комсомолка и просто красавица, которая украла платье в одном бутике. Платье-то на распродаже стоило что-то около полутора тысяч рублей, а бутиковцы требовали покарать девчушку по всей строгости закона. И бомбардировали суд письмами, и отказывались встречаться для мирных переговоров. Будто не платье она у них украла, а родовую честь. Дело было копеечное, а мороки много, тем более что никто не ожидал такого нечеловеческого упрямства со стороны малого бизнеса. Да они даже от денег отказались, хоть и платье им давно компенсировали, и характеристики на девушку из института принесли. В общем, геморрой.
– Вам-вам. Вы же были в отъезде – вот и проморгали, вам ордер подписали, наслаждайтесь.
– Ладно, посмотрим, – вздохнула я.
Сколько ни кури, а от работы не скрыться. То, что Синяя Борода отбыл в неизвестном направлении и в офисе отсутствовал, было, конечно, хорошо. От одной мысли о том, чтобы с ним увидеться, меня бросало в жар. И, войдя в наш с ним кабинет, увидев снова его бумаги, висящий на стуле пиджак, сумку, я вдруг почувствовала, что невыносимо скучала по нему все эти два дня. Надо же, разве можно вот так бояться и скучать одновременно?
– Вероника Юрьевна, вы, значит, все-таки соизволили объявиться, – раздался знакомый голос из дверей. Я так резко обернулась, что дернула шею и охнула.
– Извините, я не хотела, – зачем-то забормотала я.
Синяя Борода, усталый и бледный, смотрел на меня злыми колючими глазами.
– Чего вы не хотели? Объявляться? Я это уже понял.
– Я отработаю. Я... я...
– Достаточно, – оборвал меня он. – Я так понял, кофе вы уже попили, можете и поработать, да?
– Да, конечно.
– Имейте в виду, я жду от вас максимальной преданности... работе. – Он откашлялся, включил компьютер на столе, пошевелил бумагами, поглядывая на меня исподлобья.
– Я сделаю все, что вы пожелаете, – брякнула я, широко улыбнувшись.
Вдруг страх отступил, а на его место пришло какое-то неудержимое шаловливое веселье. Интересно, о какой... м-м-м... преданности работе он говорит. Я правильно поняла, правильно догадалась?
– Что ж, отлично. В таком случае напечатайте ходатайство по платью. Три экземпляра. Какая пакость, что нам его подсунули!
– Сейчас напечатаю, – кивнула я, все еще улыбаясь. – Что-нибудь еще?
– Да. Потом возьмете мою машину и съездите к клиентке, поговорите. Я уже ее показания читал, но мне хочется сравнить. Вдруг мы упустили какую-то деталь. Из-за чего-то же они к ней так пристали?! У нас такая кража вообще не должна приводить к возбуждению, слишком маленькая сумма, да и урегулирована вся. Что-то там не то.
– Урегулирована? То есть она все деньги за платье отдала? А почему тогда они вообще к ней прицепились? – спросила я.
– Отдать-то отдала, только это ничего не значит. Уголовное дело по заявлению потерпевшего возбудить все равно обязаны. А потерпевший, вернее потерпевшая, у нас непримирима. Хозяйка бутика даже не поленилась, прислала из головного офиса справку, что закупочная стоимость платья была на двести рублей выше, чем та, что стояла на ценнике, так как платье продавалось по акции.
– И зачем это ей понадобилось? – удивилась я.
– Чтобы сумма украденного превысила необходимый минимум. До полутора тысяч рублей уголовного дела не возбудят. Буква закона, знаете ли. Можно безболезненно красть миллионы, а можно сесть в тюрьму за платье.
– Бред какой-то, – пожала плечами я. – Ну а что мне ей сказать?
– Вот список вопросов, и не забудьте диктофон. Можете спрашивать ее обо всем, что вам самой покажется важным. И, пожалуйста, не отключайте телефон. Вы на работе.
– Не буду. Извините еще раз. Это все? – хмыкнула я, направляясь к своему столу.
– Да, все.
– Отлично. – Я передернула плечами и погрузилась в ходатайство. Мысли путались и скакали, слова сливались в неразборчивую кашу, и мне пришлось несколько раз править напечатанное, чтобы не оставить откровенных ляпов. Мне было трудно, так как глаза мои все время норовили смотреть не туда, куда нужно, а на сосредоточенного, растрепанного и небритого Максима. От того, что он сидел где-то рядом, становилось тепло и хотелось петь. Я старательно говорила себе, что я дурочка, что все себе придумала и что никому нет до меня дела, но – смотрела, не могла не смотреть. Иногда (или мне кажется?) он тоже отрывался от бумаг и бросал взгляды на меня. Воздух стал густым и наполненным взрывоопасной энергией, в тротиловом эквиваленте килограмм на сто. Наконец последняя строчка была мучительно допечатана и проверена. Я встала и положила бумаги на журавлевский стол.
