— Сэймей! — одновременно вскрикнули старуха и Хиромаса.
— Все, больше не о чем беспокоиться. Все уже прошло. А что случилось, я вам завтра спокойно расскажу, поэтому сегодня как следует отдохните, пожалуйста… — Сказав так, Сэймей посмотрел на старуху. — Так, сейчас принесите чашку теплого питья, а затем приготовьте постель госпоже Такако.
— С-слушаюсь, — ответила старуха, которая явно не понимала уже, что вообще происходит, но послушно поднялась выполнять приказ Сэймея.
6
— Эй, слушай, что и как произошло, а, Сэймей? — так спросил Хиромаса уже в повозке.
— Так ведь все произошло как произошло, Хиромаса. — Сэймей радостно улыбался, рассматривая Хиромасу.
— Знаешь, а мне вот до сих пор ничегошеньки вообще не понятно! Сэймей, прошу, объясни мне, что сейчас произошло?
— Ладно, ладно! — рассмеявшись, поднял руку Сэймей. — Помнишь, я сказал тебе, что госпожа Такако умерла? Это была ложь.
— Ложь?
— Ага.
— Ты, ты меня обманул, что ли, Сэймей?
— Ну, извини. Только я обманывал не тебя. Я обманывал волосы.
— Что?
— Волосы оторвались от лица госпожи Такако только потому, и именно потому, что решили, что госпожа Такако мертва. А я, когда держал ее голову, на самом деле пальцами обеих рук пережимал кровяную жилу, которая находится на шее.
— Кровяную жилу?
— Ну да. Если кровяную жилу некоторое время пережимать, то у человека дух на некоторое время куда-то исчезает, понимаешь ли.
Хиромаса молчал.
— Ну, а сердце в это время все равно работает. Поэтому мне было необходимо, чтобы волосы схватились и за твою руку. Ведь в этом случае волосы стали чувствовать биение твоего сердца. И им стало сложно различить, стучит ли сердце у госпожи Такако.
— Но ведь именно ты сказал, что она умерла, Сэймей.
— Если бы я так не сказал, волосы бы не отпустили госпожу Такако. И еще, волосы я смог обмануть именно потому, что ты поверил моим словам. Так что все благодаря тебе, Хиромаса.
— Знаешь, что-то я не могу порадоваться твоим словам…
— Это был критический момент, между жизнью и смертью. Если бы я там стал готовить заклинание, или табличку с заклинанием, а потом это все произносить, то госпожа Такако умерла бы на самом деле. Если бы я попытался сжечь те волосы огнем, то огонь перекинулся бы на волосы самой госпожи Такако…
— Ох…
— Все благодаря тебе, Хиромаса.
— Ну…
— Ты всех спас.
— Не может быть, Сэймей! Ты же не собирался все это устраивать с самого начала, когда мы собирались идти в усадьбу госпожи Такако, и ты говорил, что я тебе понадоблюсь?
— Не может этого быть. Я тогда обо всем этом даже не думал. Я ведь и про волосы ничего не знал.
— Ну, это точно. Но… — Что-то все же не давало покоя Хиромасе. Он недовольно поджал губы. — Это все понятно, Сэймей. Но вот скажи, ты сейчас куда направляешься?
— Не знаю.
— Не знаешь?
— Ага.
— Почему?
— А ты у него спроси! — И Сэймей протянул в сторону Хиромасы правую руку.
— Что?
— А, тебе не видно? Вот же! — И Сэймей подсунул правую руку еще ближе Хиромасе. Сложенными вместе указательным и большим пальцами Сэймей словно бы что-то держал, подняв кончики пальцев щепоткой вверх. Хиромаса поднял шторку, впустив внутрь повозки свет луны. Сэймей поднес сжатые пальцы в поток лунного света. Между его указательным и большим пальцами было зажато…
— Что это?! — Вскричал Хиромаса.
Это был один тонкий черный волосок. И кончик этого волоса указывал именно в ту сторону, куда двигалась повозка. Словно бы где-то там впереди существовала какая-то магнетическая сила, которая тянула к себе этот волосок.
— Я, перед тем, как волосы сжигать, отделил один. Этот волос должен нас привести…
— Куда?
— К хозяину волос. К тому, кто заклял волосы на убийство госпожи Такако, — сказал Сэймей.
7
Когда полная луна склонилась далеко на запад, повозка остановилась. Слышался шум реки на отмели. Сэймей и Хиромаса вышли из повозки. Они были в восточной части Столицы, на краю моста через реку Камогава.
На небе луна уже почти коснулась края гор на западе. А у моста, если приглядеться, виднелась тень человека, вобравшая в себя синий лунный свет.
Сэймей медленными шагами приблизился к этой тени. Женщина, женщина в накидке кацуги, из под которой виден только рот.
— Госпожа Такако мертва. Твои волосы задушили ее, — тихим голосом сказал Сэймей. И тут красные губы, единственное, что можно было разглядеть под накидкой, растянулись вправо и влево, показав белые зубы.
— Какая радость! — смеющимися губами произнесла женщина.
— Не могли бы Вы оказать нам любезность и рассказать, почему так произошло? — на вопрос Сэймея женщина начала медленно рассказывать.
— Это было четыре года назад. В ту пору господин мой Фудзивара-но Ясунори был правителем Тотоми-но Куни, а я в том краю была его женщиной. И вот, четыре года назад господин мой Ясунори уехали назад, в Столицу. — Голова ее была опущена, и говорила она спокойно. — Он крепко-накрепко обещался мне, что по приезде в Столицу, непременно вызовет меня к себе, но вот он уехал, год прошел, два прошло, три прошло, а он меня так и не позвал. Долго ли, коротко ли, вот и четыре года прошло, и с ветром прилетела мне весть, что у него появилась новая женщина, что к ней лежит его дорога… — Чем дальше говорила женщина, тем громче стучали ее зубы, клацали, то ли от гнева, а может быть, от горя.
— Проклятый Ясунори! — раз, и изо рта женщины проросли клыки и снова спрятались за губами. — Я должна была проверить искренность намерений господина моего Ясунори, и вот этою весною я одна-одинешенька ушла из своего дома в Столицу. Но по дороге настигла меня болезнь, истратила я все свои бедные сбережения в пути и с постоялого двора отправила господину моему письмо. Было это десять дней назад…
Ясунори явился. Почему-то он пришел совершенно один, без слуг. Увидел женщину, воскликнул: «Ах, любимая!», руки жал и слезы проливал крупные и частые. Когда женщина услышала от возлюбленного: «Идем же вместе в Столицу», вроде и болезнь ее излечилась, и она кое-как смогла встать на ноги, и когда они дошли наконец-то до реки Камогава, уже была ночь.
«Поскорее бы в Столицу!» — и вот, когда даже ночью гонимая этими только мыслями женщина первой начала переходить через мост, Ясунори вдруг ударил ее мечом в спину. И только получив удар, женщина вдруг осознала истинные намерения Ясунори: убить ее, помеху, здесь, в безлюдном на его счастье месте, а труп сбросить в реку Камогава и убежать… Вот почему он был один. И то, что к реке они пришли ночью, тоже было задумано с самого начала.
Решив, что с первого удара мечом «тачи» он лишил женщину жизни, Ясунори на мгновение привалился к перилам моста перевести дух. И тут женщина восстала, она выхватила у Ясунори меч и вонзила в его грудь, убивая. Ясунори умер, но и сама женщина была тяжело ранена, поэтому ей оставалось жить всего несколько ударов сердца.
— И тогда подумала я, стану я «икирё», живым призраком и убью женщину Ясунори, которая еще жива… — тут зубы женщины заклацали с новой силой. — Срезала я уд Ясунори, выколупала его глаза, а сама себя, вот! Кожу с головы! — и женщина резко сдернула кацуги.
— Ох! — это воскликнул Хиромаса.
От бровей и выше кожа с головы женщины была срезана, и виднелась залитая кровью черепная кость.
— Волосы черные мои, весь мой гнев вобравшие, убили они соперницу проклятую… — глаза женщины лопнули к вискам, а изо рта выросли клыки.
— А-а-а! — завыла она, запрокинув голову к небу. — Какая радость! Какое горе! Какая радость! Какое горе! — пока она так говорила, ее тело стал бледнеть, а когда совсем истаяло, стихли и крики: «Какая радость!» и «Какое горе!»
Настала долгая тишина. А потом:
— Все закончилось, Хиромаса, — коротко прошептал Сэймей. А Хиромаса в ответ только кивнул. Кивнул, а сам все смотрел туда, где исчез призрак женщины, и никуда не двигался. Сэймей и Хиромаса долго стояли на холодном осеннем ветру.
