Во время нашего короткого путешествия Скарсдейл не проронил ни слова. В тесной кабине еще сильнее ощущался какой-то затхлый, кисловатый запах его одежды. Покачиваясь на ухабах и выбоинах, «лендровер» продвигался к дому Бреннеров. Навстречу, заливаясь остервенелым лаем, выскочила собака, но подойти ближе не решилась. Мы вышли из машины, и я энергично постучал по входной двери, сбивая с нее ошметки старой краски. Почти тут же нам открыла изможденная женщина, в которой я признал мать Карла Бреннера.
Длинные космы седых волос, бледная кожа. Она выглядела до болезненности худой, словно из нее высосали саму жизнь. Да так, наверное, оно и есть, если принять во внимание характер детей, которых она ставила на ноги в одиночку. Несмотря на жару, женщина была одета в кофту ручной вязки поверх выцветшего платья. Пощипывая складки одежды, она молча нас разглядывала.
– Меня зовут доктор Хантер, – сказал я. Скарсдейла же представлять не требовалось. – Карл дома?
Казалось, она не услышала моего вопроса. Только я собрался повторить его вновь, как женщина сложила на груди руки.
– Он в постели.
Слова вылетели очень быстро, а тон, которым они были произнесены, свидетельствовал об агрессивности и вместе с тем нервозности.
– Нам надо с ним поговорить. Это очень важно.
– Ему не нравится, когда его будят.
Скарсдейл шагнул вперед.
– Это не займет много времени, миссис Бреннер. Однако действительно очень важно, чтобы мы поговорили.
Она неохотно отодвинулась, давая нам пройти.
– Обождите в кухне. Я схожу за ним.
Первым вошел Скарсдейл. Я последовал его примеру и очутился в грязной прихожей. Пахло старой мебелью и чем-то жареным. Запах пригоревшего масла стал сильнее, когда мы добрались до кухни. В одном углу показывал какое-то музыкальное шоу небольшой телевизор. За столом, перед пустыми тарелками, ссорились дети-подростки: мальчик и девочка. Рядом, положив на табурет забинтованную ногу и с недопитой чашкой чая в руке, сидел Скотт Бреннер, увлеченный телепередачей.
Завидев нас, все умолкли.
– Доброе утро, – сказал я Скотту, испытывая некоторую неловкость.
Из памяти совершенно вылетело, как зовут его младших брата и сестру. Впервые начали закрадываться сомнения в том, правильно ли я делаю, придя в чужой дом, чтобы обвинить человека во лжи. Впрочем, прав я или нет, без этого не обойтись, поэтому усилием воли я отбросил неуверенность и колебания.
Дом заполнила тишина. В центре комнаты стоял Скарсдейл, невозмутимый как статуя. Дети не отрываясь смотрели на нас, а Скотт упорно разглядывал собственные коленки.
– Ну как ваша рана? – спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Ничего, – ответил он, посмотрев на ногу и пожав плечами. – Так, побаливает...
Просто поразительно, до какой степени у него грязные бинты.
– Слушайте, вам когда в последний раз делали перевязку?
Скотт покраснел.
– Не знаю.
– Ее вообще меняли или нет?
Он молчал.
– Рана опасная, и вам не следует быть таким легкомысленным.
– Да куда ж я пойду с такой ногой-то? – расстроенно ответил он.
– Мы могли бы прислать медсестру. Или пускай Карл отвезет вас в амбулаторию.
У Скотта окаменело лицо.
– Он слишком занят.
«Да-да, – подумал я, – еще как занят». Впрочем, у меня не было никаких оснований его обвинять. Вот, пожалуйста, еще одно напоминание о том, насколько я оторвался от своих врачебных обязанностей.
Из коридора послышались звуки, словно кто-то спускается по лестнице, а затем в кухню вошла миссис Бреннер.
– Мелисса, Шин, ну-ка идите погуляйте, – приказала она детям.
– Почему-у? – запротестовала девочка.
– Потому! Брысь отсюда, я сказала!
Ребятишки поднялись и, волоча ноги и огрызаясь, покинули кухню. Их мать подошла к раковине и открыла кран.
– Он спускается? – спросил я.
– Спустится. Когда захочет.
Похоже, добиться большего от нее не удастся. Она раздраженно принялась перемывать стопку тарелок, и в кухне какое-то время слышались только плеск воды да звон посуды. Я пытался уловить хоть какой-нибудь звук сверху, но так ничего и не услышал.
– Что же мне делать? – спросил Скотт, обеспокоенно уставившись на ногу.
Переключить внимание стоило некоторых усилий. К тому же раздражал Скарсдейл, молча наблюдавший за мной. Нетерпение пару секунд боролось с чувством ответственности, затем я сдался:
– Давайте-ка я посмотрю.
Рана оказалась не столь уж запущенной, как можно было ожидать по безобразному состоянию бинтов. Процесс заживления пошел, и имелись неплохие шансы, что функции нижней конечности восстановятся полностью. Стежки выглядели так, будто их накладывал неопытный криворукий санитар, однако края раны явно начинали стягиваться. Я принес из машины свой медицинский набор и занялся очисткой и перевязкой. Дело подходило к концу, когда тяжелый топот возвестил о прибытии Бреннера.
Закончив с бинтами, я встал, и в этот момент Карл лениво вошел в кухню. Одет он был в грязные джинсы и обтягивающую майку. Торс совсем не загорелый, мертвенно-бледного цвета, хотя крепкий и перевитый жилистыми мускулами. Бреннер бросил в мою сторону ядовитый взгляд, потом кивнул Скарсдейлу, нехотя выражая уважение. В общем и целом он походил на угрюмого мальчишку, вызванного в кабинет строгого завуча.
– Доброе утро, Карл, – сказал пастор, беря инициативу в собственные руки. – Извините, что пришлось вас побеспокоить.
В его голосе читалось некоторое осуждение. Заслышав такие нотки, Бреннер, кажется, даже устыдился своего внешнего вида.
– Да я только что встал, – сообщил он, хотя это и слепому было видно. Голос хриплый, как у едва проснувшегося человека. – Вернулся поздно.
Выражением лица Скарсдейл дал понять, что прощает Карла. В первый и последний раз.
– Доктор Хантер хотел бы вас кое о чем спросить.
Бреннер и не пытался скрыть свою ненависть ко мне.
– Да мне наср... – тут он спохватился, – наплевать, чего он хочет!
Пастор, наш терпеливый миротворец, воздел руки к небу.
– Я понимаю, это выглядит как вторжение, однако доктор Хантер полагает, что дело может оказаться важным. Мне бы хотелось, чтобы вы его выслушали.
Тут он обернулся ко мне и всем своим видом показал, что считает свою миссию выполненной. Я вступил в разговор, хотя мне здорово мешало присутствие Скотта с матерью.
– Вы знаете, что Бен Андерс арестован? – спросил я.
Бреннер не торопился с ответом. Он оперся задом о стол и сложил руки на груди.
– Ну и?..
– Вам что-нибудь об этом известно?
– Да я тут при чем?
– В полицию поступил анонимный звонок. От вас?
Как жар от раскаленной печи, от Карла исходили волны враждебности.
– А вам-то что за дело?
– Потому что если это так, я хотел бы знать, действительно ли вы его видели.
Его глаза превратились в щелки.
– Вы меня обвиняете?
– Послушайте, я просто не хочу, чтобы полиция зря теряла время.
– С чего вы взяли, что она теряет время? Уже давно пора присмотреться к этому ублюдку Андерсу.
Скотт обеспокоенно заерзал на стуле.
– Карл, я не знаю... Может, это не он...
Карл резко обернулся.
– А ты чего лезешь? Заткнулся, быстро!
Скотт вздрогнул и втянул голову в плечи.
– Дело не только в Бене Андерсе! – возмутился я. – Господи Боже, да неужели вы не понимаете?!
Бреннер оторвался от стола и сжал кулаки.
– А ты кто такой? Мы тебя вечером остановили, так ты даже разговаривать не стал, а теперь заявился и давай мне указывать, что и как делать?
– Я просто хочу, чтобы вы сказали правду.
– Так я, по-твоему, вру?
– Вы играете с человеческой жизнью!
Он зло ощерился.
– Чудненько. Да пусть его хоть повесят, мне до лампочки!
– Да я не о нем! – закричал я. – А девушка?! С ней-то что будет?
Тут он перестал ухмыляться. Такое впечатление, что эта мысль никогда не приходила ему в голову. Он пожал плечами, как бы пытаясь оправдаться.
– Да она, наверное, и так уже... того... померла.
Скарсдейл успел придержать мою руку, когда я двинулся на Бреннера. Страшным усилием воли я заставил себя попробовать еще раз.
– Он держит их живыми трое суток, потом убивает, – сказал я, стараясь говорить ровно. – Держит живыми, чтобы проделать с ними бог знает что. Пошел второй день, и полиция еще не добилась от Бена Андерса признания. А все оттого, что кто-то заявил, будто видел его возле ее дома. – Здесь мне пришлось сделать паузу. Секунду спустя я добавил: – Я вас очень прошу. Если это были вы, то так и скажите им.
Все смотрели на меня, ошеломленные до потери дара речи. Никому, кроме следователей, не было известно, что жертв убивали не сразу. Маккензи придет в ярость, когда узнает, что я все выболтал. Ну и ладно. Теперь моим вниманием полностью завладел Бреннер.
– Понятия не имею, о чем вы тут говорите, – пробормотал он, хотя в лице его читалось сомнение. Он отказывался смотреть нам в глаза.
