приставшего пепла. — Делай что хочешь, только береги себя. А если я понадоблюсь, всегда зови…
— Спасибо, — сказала я.
Последняя книга наконец улетела в огонь. Библиотека начала разрушаться. С грохотом полетел очередной кусок крыши, падали стены. Стойка выдачи книг и кресла читального зала превращались в угли на наших глазах.
Опершись о подоконник, я следила за траекторией, которую выписывала в воздухе наша последняя книга. И вдруг поняла, что она мне напоминает. Давным-давно мы с отцом стояли у этого же окна и тоже следили за траекторией… Я глубоко вздохнула, и что-то кольнуло в груди. Словно жаркая, негасимая искорка вдруг заплутала в бездонном болоте моего сердца.
— Птица! — вспомнила я. Вот кто махал точно так же крыльями, улетая все дальше и дальше…
Впрочем, и это вспоминание скоро исчезло в огне. И уже одна только ночь разбегалась во все стороны сразу.
20
Как и предсказывал старик, другая работа нашлась очень быстро. Глава соседского комитета порекомендовал меня торговой компании, которой заправлял его друг.
— Фирма совсем небольшая, продают специи оптом. Но хозяин и сам человек интересный, и дела ведет хорошо. Сказал, что им нужна секретарь-машинистка.
— Машинистка? — переспросила я.
— Ну да. А что не так?
— Все так, но… У меня же никакого опыта. Так, разминала когда-то пальцы, еще в студенчестве. Может, я им не подойду?
«Машинистка…» — повторила я несколько раз про себя. Уж больно особенным показалось мне это слово.
— А ты не бойся! Поработаешь — втянешься. Он и сам так сказал. Да и загрузят тебя поначалу, наверное, совсем не машинописью…
— Очень вам благодарна. Простите, что доставила вам столько хлопот! — сказала я, кланяясь. Слово «машинистка» все повторялось эхом в ушах. Что же оно мне напоминает? Но моя память совсем ослабла: сколько я ни шарила в ней, точно багром в болоте, так ничего и не нащупала.
— Ну что ты, не бери в голову! — Глава соседского комитета довольно улыбнулся. — Я просто соединил вас, как мостиком берега. После каждого исчезновения мы все должны помогать друг другу чем можем!
Так я стала работать в компании, торгующей специями. Само собой, мое обычное расписание дня перевернулось с ног на голову. Просыпалась я теперь спозаранку, заготавливала еду, воду и что еще может понадобиться R в течение дня, относила все это в убежище. Вечером, вернувшись с работы, сразу же проверяла, нормально ли все там, и шла выгуливать Дона, а уже затем готовила ужин. Поначалу, оставляя дом на десять часов без присмотра, я весь день волновалась. В голову так и лезли всякие жуткие мысли: а вдруг случился пожар, или заберутся грабители, или R неожиданно заболеет? Или даже — страшно подумать — нагрянет очередная зачистка?
Свободного времени у меня почти не осталось. День за днем я вертелась как белка в колесе: исправно ходила на работу, присматривала за R, возилась с собакой, хлопотала по хозяйству. И все реже заглядывала на паром к старику. Но, худо-бедно, какое-то время дни сменялись без происшествий.
Контора у компании была крохотная, но очень уютная. В мои обязанности входило вытирать пыль, отвечать на звонки и содержать в порядке папки с документами. Машинку же — вместе с учебником по машинописи — мне выдали, чтобы я пока тренировалась на ней дома. Впервые в жизни я работала за пределами своего гнезда, но справлялась вроде неплохо.
Единственное, что меня напрягало, — это жуткая вонь, которую иногда приносило ветром от склада со специями на заднем дворе конторы. Этот едкий запах из самых разных пряностей пропитывал все вокруг, въедался в тело ароматом то ли каких-то лекарств, то ли просто гнилых фруктов.
Впрочем, был у этой работы и очень счастливый плюс: партнеры по сделкам то и дело угощали нас образцами своей продукции. Давно исчезнувшие из магазинов сыры, колбасы и солонина стали солидной прибавкой к столу для всей нашей дружной троицы.
* * *
Чем меня так зацепило слово «машинистка», я поняла, когда решила-таки попробовать писать свою историю дальше. Для чего достала из убежища рукопись, чтобы перечитать все написанное до сих пор…
Говоря строго, я больше не умела читать истории. Даже произнося написанное вслух, я не улавливала между словами никакой связи. Хаотичные гроздья букв заполняли строчку за строчкой, но не пробуждали чувств, не рождали сцен и не создавали никакой атмосферы.
Отслеживая каждый знак, я водила пальцами по строчкам, пока не наткнулась на это слово — «машинистка». И вспомнила наконец, что вообще-то писала о машинистке историю. Но если так, значит, R прав: закончить эту рукопись будет очень и очень непросто.
Каждые пятницу и субботу по вечерам я сажусь за стол в кабинете. Снимаю со стопки страниц пресс-папье и каждый раз пробегаю глазами весь текст с самого начала. Но дальше не пишется ни в какую. Какие только уловки я не придумываю! Переписываю одну строчку по нескольку раз. Вглядываюсь в каждое слово до посинения. Сочиняю себе музыкальный ритм и танцую по тексту глазами… Бесполезно. Нацарапав пять-шесть страниц, выдыхаюсь и застреваю. Тогда, пролистав написанное, нахожу случайное место, которое кажется удачным, пытаюсь продолжить с него, но результат не меняется. В итоге я изматываюсь так, что от одного вида разлинованных строк на пустых страницах кружится голова.
Смотрю на процесс под другим углом: если не выходит читать уже написанное, то, может, выйдет писать еще не читанное? Кладу перед собою чистый лист. И для разминки пальцев вывожу карандашом: А, И, У, Э, О[15]… Подгоняя каждый знак под размер строки, продолжаю: КА, КИ, КУ, КЭ, КО… «Пусть в словах нет ни малейшего смысла, постепенно я приближаюсь к тому, о чем так мечтает R!» — думаю я с каким-то даже удовлетворением. Хватаю ластик, стираю написанное. Но, едва увидев пустую строку, пугаюсь и снова не понимаю, что еще написать.
«О чем же она была, твоя история?» — спрашиваю я у себя. И пытаюсь вспомнить все что угодно — любую мелочь! — из тех ночей напролет, что просиживала здесь же в поисках нужных слов. Пишущая машинка наблюдает за мной, замерев на краю стола. Начальство о ней не спрашивает, и мои печатные навыки не прогрессируют. Я рассеянно нажимаю на клавиши. Клац, клац, клац! — раздается в ответ лязг металла. На пару секунд предчувствие истории как будто возвращается ко мне, и я пытаюсь удержать его на кончиках пальцев. Но остается лишь какая-то компактная пустота.
Не в силах больше пялиться на чистую страницу, я снова
