Какая чушь, три слова с одним и тем же корнем!
Вот и последний поворот. Сейчас-сейчас. Колямбо хватается за стену природного каменного изваяния и ныряет за угол. Запнувшись, он падает лицом в снег. Сердце гулко колотится. Кажется, что он сейчас подохнет, ему ужасно плохо, но Колямбо еще умудряется поднять голову и посмотреть туда, где в пяти метрах в выемке скалы должен располагаться тот пятачок, где вчера остались Димка, Зубарев и другие. Колямбо слышит какие-то звуки, ему толком не удается ничего разглядеть, из-за снега и воды в глазах все искажается. Он щурится и фокусирует взгляд. Колямбо смотрит в нужную сторону пять секунд, чтобы точно ничего не упустить, и окончательно обессилев, опускает голову обратно в сугроб. Нет никого.
Шакулин чуть ли не галопом взлетал по ступенькам конторы, ведущим на второй этаж, где находился их с Листровским кабинет. Утром он в третий раз перечитал все материалы по дневникам Глазьевых и, кажется, нашел кое-какую зацепку. В нетерпении поделиться своей догадкой он рванул на себя дверь в кабинет.
Листровский, как обычно оказавшийся на рабочем месте раньше, поднял взгляд на сослуживца.
– Евгений Палыч, – с порога чуть ли не прокричал возбужденный Шакулин, – у меня есть кое-что!
В руках лейтенанта была та самая папка директора музея. Он подскочил к креслу и шлепнул ее на стол Листровского.
Капитан, в легком удивлении поднявший брови, но оставшийся по-прежнему абсолютно спокойным, перевел взгляд с Шакулина на папку.
– Что здесь?
Шакулин сжал кулаки, мысленно приводя себя в нормальное состояние, чтобы Листровский желательно посерьезней отнесся к тому, что сейчас ему сообщат.
– Здесь… – начал лейтенант спокойно, пытаясь получше разделять слова, – находится дневник семьи Глазьевых. Это местная семья охотников чуть ли не в пятом поколении. Кроме того, в папке есть другие очень интересные сведения, которые, по-моему, касаются нашего дела.
Листровский не торопился, что-либо предпринимать, и все также невозмутимо спросил:
– Откуда у вас это?
– Мне эти материалы передал директор Златоустовского краеведческого музея Нестеров Валерий Викторович.
Шакулин понял, что Листровский не прикоснется к папке, пока не узнает все подробности получения информации.
– Вчера после того, как вы меня отправили домой, я зашел в краеведческий музей. – Шакулин намеренно опустил некоторые подробности, могущие вызвать дополнительную массу вопросов капитана.
Листровский сощурился.
– Вы часто ходите в музеи, Сергей? – не без издевки уточнил он.
Шакулин немного помедлил.
– Ну, мне захотелось зайти. Да, и потом возникла мысль, может, там есть что-то, что натолкнет на необходимые сведения. К тому же я раньше никогда не был в краеведческом музее.
– И я так понимаю, нужные сведения вы нашли в данной папке?
– Точно. Совершенно случайно у одной экспозиции разговорился с человеком, оказалось – директор музея. Он сам меня узнал. Выяснилось, что он был позавчера на холме, когда мы туда приезжали осматривать труп. Он кто-то вроде консультанта у милиции. То есть в принципе он в курсе всех событий.
– Что дальше? – Листровский подтянул наконец к себе папку и стал разглядывать странное существо, нарисованное в одном из верхних ее углов.
– Дальше мы долго беседовали в его кабинете, и он выдал материалы, которые лично собирал долгие годы.
– Это что? – Листровский бесстрастно ткнул пальцем в неведомого зверя на папке.
– Не знаю, самого заинтересовало, забыл у Нестерова спросить.
Капитан открыл папку и стал по одному извлекать из ее недр тетради и документы. Шакулин смотрел на процесс, и не мог вспомнить, что же он хотел сказать перед тем, как Листровский принялся его бомбардировать вопросами о судьбе происхождения папки.
– Сергей, вы что-то хотели мне сообщить, или мне само содержимое подскажет?
– Да-да, вспомнил. Евгений Палыч, мне кажется, есть одна зацепка. В дневнике Глазьевых приведены три эпизода пришествия зверя. Еще более ранних, чем те, о которых мы с вами знали. Причем все обстоятельства очень схожи. Все, как сейчас. Периодически на Таганае появляется некий монстр и в течение нескольких лет свирепствует в округе, а затем на сорок, а то и больше лет, куда-то пропадает. Вы не представляете, но впервые это произошло еще в восемнадцатом веке!
Листровский взял в руки толстую старую амбарную тетрадь.
– Это дневник?
– Да, это он. Точнее это не сам дневник Глазьевых, а выписки из него, сделанные Нестеровым, слово в слово.
– Вы проверяли?
– Нет, – осекся Шакулин. – Не проверял. Сам дневник находится у Глазьевых дома.
Листровский никак не отреагировал.
– Хорошо, Сергей, я прочту до обеда. Потом обсудим, что там у вас за предложение. Кстати, вас собственное начальство вызывало.
– Ясно, – коротко ответил лейтенант и вышел.
Ровно в четырнадцать часов дня Шакулин вернулся в кабинет.
Листровский поднял на него глаза, было видно, что он тщательно изучает папку, и похоже ему как минимум интересно.
– Проходите, Сергей, проходите, жду вас.
Капитан достал сигарету и подкурил ее.
– Надо сказать, что все это очень любопытно. По крайней мере, я теперь знаю, почему город называется Златоустом. И сейчас я готов выслушать вас.
Шакулин подсел к столу Листровского и, задвинув все лишние мысли, которые роились у него в голове, не торопясь, начал:
– Мои соображения касаются некоторых совпадений. Фактически, мы имеем пять эпизодов с возникновением в окрестностях города некоего существа, убивающего людей.
Шакулин специально не стал говорить об оборотне, дабы снова не вступать в перепалку с капитаном относительно сказок и реальности. Пусть пока будет «некое существо». Он продолжил:
– Зверь каждый раз появляется на период от двух до четырех лет, если считать с момента первого нападения. – Листровский выпустил изо рта сигаретный дымок, глядя в окно. – Во-вторых, – продолжил лейтенант, – уже из математики. Зверь приходит через определенные промежутки времени, но промежутки неравные.
– Да, я уже подсчитал.
– Я думаю, это может говорить о несистемности, – заметил Шакулин.
– В каком смысле? – заинтересовался Листровский.
– В том плане, что нециклично.
Капитан выдержал паузу.
– Несистемно, нециклично, а если без терминологии, что вы имеете в виду?
– То есть это не связано с циклом жизни самого зверя. Его явления спонтанны.
Капитан слегка усмехнулся:
– Это нам ничего не дает.
– Как знать, – пожав плечами, не согласился Шакулин. – А вот третье, на мой взгляд, самое интересное. Я заметил, что четыре эпизода появление зверя из пяти, сопровождаются одинаковым началом. Заметьте, Евгений Палыч, первое нападение существа в каждом новом пришествии сопровождается тем, что один из свидетелей инцидента остается невредимым. Так было в 1752-м, при постройке завода, в 1878-м, в 1920-м и сейчас. Только в 1814 году, с чего началась тогдашняя эпопея – точно неизвестно.
Было видно, что Листровский мысленно прогоняет предложенный вариант в
