— Знаешь, моя жена никогда не поверит, когда я расскажу ей, что ты убирала в камере, — улыбаясь заметил Айзек с другой стороны решетки.
— Конечно, поверит, — отозвалась я, искоса поглядывая на Айзека. — В прошлом году я вызвалась помочь Алисе с распродажей выпечки, но не позволила им начать работу, пока не отмыла все столы и стулья.
Айзек фыркнул, затем оглянулся на дверь, и его лицо стало серьезным.
— Не похоже, что Брейдон сможет вытащить тебя сегодня. Тебе что-нибудь нужно, прежде чем я отправлюсь домой?
Я взглянула на Айзека, усаживаясь прямо.
— Да, но…
— Выкладывай.
— Мне нужно в туалет, но на мне купальник под этим нелепым комбинезоном. — Я показала на камеру наблюдения. — Я ни за что не разденусь догола и не буду писать, пока меня снимают. — Я наклонила голову в сторону настенного унитаза из нержавеющей стали в конце скамейки.
Айзек посмотрел на мой комбинезон, затем на камеру наблюдения.
— Точно. Э-э. Дай мне минуту, чтобы разобраться с этим. — Айзек двинулся обратно по проходу к двери, почесывая голову.
Прошло больше минуты, скорее десять. Но когда я услышала, как дверь снова открылась, ко мне в камеру донесся женский смех.
— Ну что… Пописать захотелось, да? — пробурчала подвыпившая помощник шерифа Кайрон, появляясь в поле зрения. В одной руке она держала откупоренную полупустую бутылку пива, в другой — какую-то одежду.
— Я так понимаю, вы успели покинуть участок? — спросила я, вставая.
— Я ушла недалеко. Оливия уговорила меня выпить. Вот, — Кайрон протянула одежду через решетку, — она заставила меня принести это для тебя.
Я забрала одежду, положив ее на скамейку.
— Камера?
— Выключена. Мне придется понаблюдать за тобой, пока ты переодеваешься, а потом мы снова включим камеру. — Кайрон повернулась, прислонившись боком к решетке, и отпила пива, наблюдая за дверью в конце коридора.
Я разделась и натянула на себя чистую и привычную одежду, которая включала и мои собственные трусы. Воспользовавшись тем, что камера выключена, я опорожнила мочевой пузырь, а затем умылась в мини-раковине, установленной над унитазом.
— Я очень благодарна вам за возвращение сюда, помощник Кайрон, — тепло сказала я, поворачиваясь обратно, чтобы сесть на скамейку.
— Значит ли это, что мы теперь друзья? Ты будешь называть меня Синдой?
— Я бы хотела, но пока не выберусь из этой передряги, буду называть помощником шерифа. Сами понимаете… Я заключенная и все такое. Не хочу, чтобы кто-то смотрел косо, задаваясь вопросом, где ваша лояльность.
— Ты права, наверное, сказывается выпивка. Блин, Оливия умеет пить. Я вздохнула с облегчением, когда появился Роберт, чтобы отвезти меня обратно в участок.
Я указала на камеру напротив меня.
— Я убрала все камеры, если вам нужно выспаться.
— Ага, я слышала, что ты немного прибралась, — оглядываясь по сторонам, проговорила Кайрон. — Наверное, это не самый разумный поступок.
— Почему?
Синда посмотрела в коридор, затем снова на камеру наблюдения. Увидев, что лампочка все еще горит красным, она понизила голос и сказала:
— Это часть их доказательств. Что ты зарабатываешь на жизнь уборкой. — Она фыркнула, посмотрела на потолок, а затем снова взглянула на меня блестящими, полными юмора глазами. — Я знаю, что Оливия угощала меня выпивкой, чтобы разговорить, но она не единственная, кто умеет держать себя в руках. Я ничего ей не сказала и при этом оставила за ней большой счет в баре. Если бы она не стала хитрить и просто спросила, я бы поделилась тем, что знаю.
— Каким образом моя уборка камер может стать частью доказательств?
— Нет, по крайней мере, не напрямую. Но это подкрепляет их версию. Твой дом был вычищен начисто. Даже комната Фрэнсиса вымыта. Ни одного отпечатка пальцев нигде, кроме как в твоей комнате, а они все были твоими и один Ноа.
— Что? — Я встала и подошла к решетке. — Это невозможно. Я даже не протерла кухню перед тем, как лечь спать той ночью.
— Я не знаю, что тебе сказать. По версии, которую шеф передал окружному прокурору, после того как убила своего отца, ты залила все вокруг хлоркой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я бы никогда.
— Так говорит каждый виновный. — Кайрон сделала большой глоток пива.
— Нет, я имею в виду, что никогда бы не использовала средство с хлоркой для мебели. Я вообще редко пользуюсь хлоркой. Она ужасно пахнет и разъедает поверхности. В основном я использую ее в грязных туалетах, как в баре, где вы только что были. Ну, понимаете, для писсуаров.
Кайрон наблюдала за дверью, но бросила на меня взгляд через плечо, изучая.
— Ты сейчас серьезно?
— Да. Я зарабатываю на жизнь, убирая дома. Для меня не менее важно, чтобы в домах моих клиентов приятно пахло, чем то, насколько они чисты.
— Тогда что ты хочешь сказать? Думаешь, кто-то вломился в дом, убрался, а потом убил твоего отца?
— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Но это, конечно, объясняет, почему Стоун ведет себя странно.
— Да, он в затруднительном положении, — хихикнула Кайрон. — Он пытался отложить арест до тех пор, пока не докажет твою невиновность. Но шеф Адамс воспользовался тем, что Стоун отвлекся на трупы в озере, и поспешил с ответом. Теперь у Стоуна нет другого выбора, кроме как держать тебя за решеткой до тех пор, пока окружной прокурор не скажет обратное.
Я помассировал затылок, пытаясь расслабить мышцы.
— Хотела бы я знать, почему шеф меня ненавидит. Его хамское поведение было бы легче принять, если бы я хотя бы знала, откуда оно берется.
— Его ненависть к тебе очевидна. Хм, — наклонив голову, сказала Кайрон. — Неужели не знаешь, с чего все пошло?
— Нет. Он ненавидел и мою мать. И когда тащил меня сюда, ясно дал понять, что у него миссия — уничтожить всех Рейвенов. Он уже на полпути к этому, поскольку в живых нас осталось только двое — я и моя бабушка, которая, как мне известно, до сих пор числится пропавшей без вести.
— Да, Бернадетт до сих пор не нашли. Мне позвонили и сказали, что до конца недели перевели в Дейбрик-Фоллс. Я должна помогать по мере необходимости, поскольку у них теперь три крупных дела. — Кайрон оттолкнулась от решетки и направился к двери. — Попробую выяснить, что за муха укусила в задницу шефа. До завтра.
Я услышала, как дверь открылась и закрылась. Я вернулась на скамейку и потянулась, когда свет выключили. Аварийные лампы светили достаточно ярко, чтобы видеть комнату, но все равно было достаточно темно, чтобы я могла немного поспать. Понятия не имела, сколько сейчас времени, но предполагала, что еще ранний вечер. Может быть, семь, восемь, не больше.
Я повернулась на бок, и почувствовала, как что-то хрустнуло в кармане брюк. Вытащив жесткий лист бумаги, я развернула его и прижалась к стене. Это была записка, написанная великолепным почерком Оливии.
«Зайду сегодня поздно вечером. Все законно. Держись. P.S. Уничтожь эту записку».
Я представила, как Оливия хихикала, когда писала текст записки, вероятно, надеясь, что я съем бумагу или сделаю что-нибудь нелепое. Вместо этого я сунула ее в лифчик.
Решив, что если мне предстоят поздние ночные визиты, то вздремнуть было бы неплохо, я снова перевернулась на спину. Закрыла глаза, но сон не шел. Я была слишком возбуждена, а тюремная камера не располагала к спокойствию. В конце коридора зашумел кондиционер. Одна из аварийных лампочек жужжала — надо бы ее заменить. За дверью в коридоре ночная смена периодически окликала друг друга.
Вздохнув, я прижалась спиной к стене, но села. Что теперь?
Чтобы отвлечься, мысленно перечислила все, над чем работала последние несколько дней. На первом месте стоял похититель Тауни, хотя вопрос о том, кто отмыл дом, занимал второе место. Третьей в списке значилась Бернадетт. Из всех дел поиски Бернадетт были, пожалуй, единственным, что я могла сделать, сидя в тюремной камере.
Подогнув под себя ноги, я закрыла глаза. Открыв французские двери и убедившись, что по ту сторону стекол все чисто, я прошла через них.