— А что, тюрки чтят дом?
— Да, как и мы.
— Ладно, — смирился с поведением друга Сухмат, — рассказывай, что дальше было! Ты, как я полагаю, этого дела так не оставил, пришел снова на следующее утро?
— Нет, утром у меня было другое дело, — поправил Рахта, — а пришел я к дому Довшана к полудню только. Смотрю — посреди двора: гора!
— Гора? — удивился Нойдак.
— Ага, гора! — подтвердил Рахта, — потом пригляделся, а это человек, вернее, часть человека, короче — это брюхо было… Этого самого Довшана.
— Брюхо? — не понял Сухмат.
— Вот-вот, именно, — кивнул Рахта, — ни до этого, ни после я ни у одного смертного такого брюха не видывал. Но и сам турок был не мал, с тебя ростом, Сухматий, не меньше, руки толстые, как бревна, морда здоровая, бородатая, вся в шрамах. Бывал, видно, в сече не раз. Он, как увидел меня, спрашивает, тот ли я, кто вчера к нему в гости заходил, да не дождавшись, ушел? Ну, отвечаю, тот, а сам пока ничего не прибавляю. А он сразу — я, говорит, этого слугу прогоню, зря мой плов лопает, опозорил — говорит — меня! Чтобы ко мне силач пришел, а я его не принял, в дом не пригласил… Позор, говорит, на мою седую голову!
— А что, голова у него действительно седая была?
— Скорее лысая, — ответил по ходу рассказа Рахта и продолжил, — короче, пригласил он меня в дом, усадил за стол, и выносят тут мне разные яства, а Довшан — угощает, нельзя, мол, гостю хозяина обижать…
— И как, накормил?
— Накормил — не то слово, закормил чуть не до смерти. Я еще приостановиться хотел, намекнул, что мы, русы, всухую не привыкли! Я-то думал, обрезанный, вина, небось не употребляет… Какое там, только и намекнул, как заносят кувшинчик ведер в сорок, а борец говорит — это мы сейчас с тобой пробовать будем! Короче, пришлось мне похуже, чем даже когда твоя мамаша потчует…
— Ну, а бороться?
— Какое там, я только намекнул, за чем приехал — а он мне говорит: мы ж только покушали, если сейчас схватиться, все обратно полезет, да и сладкое еще впереди! Так и не удалось мне в тот день с ним силой помериться!
— А на следующий день?
— На следующий день он сам предложил мне единоборство — кто больше съест!
— Ну, и чем кончилось?
— Вечером он признался, что до сих пор не встречал никого, с кем была бы борьба на равных! — уклонился о ответа Рахта.
— Ладно, братишка, не тяни, скажи прямо, поборолся ты с этим Довшаном или нет?
— На четвертый день понял я, что если и дальше так будет продолжаться, у меня тоже такое же брюхо вырастет. Поэтому я ему, там мол и так, приехал я сюда силой меряться, а не брюхо наедать!
— Ну, и?
— А он отвечает — был бы помоложе, непременно бы тебя уложил, но вот, мол, беда… Как мы с тобой бороться будем, ведь надо друг дружке за пояса взяться — давай, попробуем? Попробовали — ни у меня руки до него не дотягиваются, ни у него до меня — брюхо преогромное мешает! Вот, говорит Довшан, потому я уже и не борюсь больше…
— Так и не поборолись?
— Так и не поборолись!
Через некоторое время и до Нойдака дошел весь юмор положения и он присоединился к смеющемуся Сухмату. Наконец, путники насмеялись вволю и, уже посерьезнев, продолжили свой путь.
— Люди, конечно, разные бывают, одно говорят, другое делают, — раздумывал вслух Рахта, — скольких знаю, сладких на язык, а отвернешься только — так и ужалят.
— Это уж точно! — отозвался Сухмат.
— Наоборот тоже бывает, но реже, — продолжал философствовать Рахта, — я опять про этого толстопузого Довшана вспомнил.
— И что же этот Довшан?
— Идем мы по базару, чего только там нет, фрукты да сладости, рыба да икра, мясо да птица… А лошадки хороши там, на том базаре, хороши, резвы, изящны… Так я про Довшана. Он впереди идет, народ брюхом расталкивает. Купцы да торговцы, видать, уже знают, каково бывает, когда этот пехлеван за покупками гуляет! Базар-то тесный, лавчонки друг рядом с другом стоят, повозки и лотки проходы перегораживают. А Довшан-пехлеван знай себе вперед идет, ни на что внимания не обращает. Торчит лоток с товаром в проходе — сковырнет, и не заметит. Застряла телега, проходить мешает — так он ее брюхом раз — и сдвинул, потом купчишке раскатившиеся дыни собирать, да еще хорошо, если дыни, а то ведь и посуда бывает — побьется! И не пожалуешься…
— Так чего, на него управы нет, что ли? — удивился Сухмат, привычный к княжескому суду.
— Судья там в городе есть, как не быть. Только, если кто придет на опрокинутый пехлеваном лоток жаловаться, то его перво-наперво спросят — а где твой товар лежал? Где положено или на проходе? А коли добрым людям ходить мешал, так и правильно его подвинули, а с тебя — еще и штраф!
— Ладно, посмешил! — махнул рукой развеселившийся Сухмат, — Но ты о чем-то другом начал.
— Да, иду я за Довшаном, хорошо так идти, дорога брюхом борцовским расчищена, его поучения слушаю…
— Брюха?
— Не, Довшана, — скупо улыбнулся Рахта, — а вокруг мальчишки с грязными мордашками увиваются, у пехлевана что-то выпрашивают. Ну, почти как наши в Киеве, только еще несносней. А толстяк от них отмахивается, пошли, мол, вон, не приставайте! И мне объясняет — никогда, говорит, ничего им, маленьким попрошайкам, не давай! Ну, я ему ничего не отвечаю, может, обычай там такой — кто его знает? А Довшан прошел еще немного, помахал руками на ребятишек, подходит к лавчонке и покупает сластей. И начинает эти сласти — орешки, да разные другие маковушки детишкам раздавать. Они вмиг все и расхватали. Я его потом и спрашиваю — ты же сам говорил, что нельзя мальчишкам ничего давать? А он — плечами пожал и отвечает — дети, мол…
* * *
Нойдак сидел у костра совсем уж огорченный. Еще бы — сделали крюк, чтобы заехать к ведуну искусному, еле добрались, чуть в болоте не сгинули. Приехали, ладно — но только колдун услышал, что Нойдак научиться у него науке ведической жаждет, что б самому ведуном стать, так сразу — руками замахал, да прогнал прочь. Да еще приговаривал: «Учить тогда надо, когда поперек лавки пороть уложишь, а как вдоль — так уж и поздно…». И совсем уж обидно прибавил: «Кто на старости лет на гуслях играть учится, тот Вию и сыграет!». Что же теперь Нойдаку — только вздыхать, никто его учить не хочет, все на него рукой махнули. А тут еще Сухмат…
— А что, Нойдак, тебя Черный Прынц грамоте, сказывают, обучал?
— Обучал.
— А ты ему за это сказки рассказывал?
— Рассказывал.
— По сказке за буквицу? — Сухматушка еле сдерживал смех, но Нойдак, и так вконец расстроенный, этого не замечал.
— Рассказывал…
— А расскажи и мне, я тебя тоже буквице какой-нибудь научу!
— Ты научишь Нойдака? — обрадовался северянин.
— Поучу, поучу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
