– Я помню.
– Ну вот. Если бы не этот нюансик, то против него вообще бы никаких подозрений. Так, случайный веселый попутчик.
– А оказалось, он у нас мастер на все руки.
– Я думаю, скорее всего, все-таки не мастер. Подмастерье.
– Подсобный рабочий?
– Что-то вроде того.
– Ну что ж, это нам тоже еще придется выяснять. А у тебя, я смотрю, Олег Вадимыч, ручка-то легкая, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Пятого фигуранта уже в деле так, нехотя, наколол.
– Четвертого. Пятый без меня накололся. Самый главный.
– Ну все равно. Ты, кстати, подумай на досуге, как нам к этому автомобильному дилеру... Летизье, или кто он там на самом деле, лучше подобраться, чтобы прокачать, кто он и что. И... вообще, я полагаю, нам не стоит, наверно, уже больше томить его долгим ожиданием. Без толку штаны в бистро в этом просиживать. С богом помолясь, завтра и отправим... нашего Михаила Альбертовича. Пусть забьет им стрелку, скажем... на послезавтра. А, как думаешь?
– Да, конечно, а чего резину тянуть. Суббота – день вполне подходящий. Удобный. Только вот в каком лучше месте? Ему же дали два варианта. Основной и запасной.
– А вот над этим мы сейчас и покумекаем. Пока, как говорится, не отходя от кассы. А там, может, и с выездом на место продолжить придется. Дело-то ведь серьезное. Особо-то далеко нам Альбертыча от себя отпускать тоже никак нельзя. Мало ли что. Я тут... – Соколовский неслышными шагами направился в сторону стоящего вдоль дальней стены кабинета длинного шкафа, – у Гелия... по антресолям роясь, одну карту любопытную надыбал. Да такую подробную. – Открыв дверцу крайней левой секции, он достал из шкафа сложенную в несколько раз и прекрасно известную Иванову план-схему города Парижа и его ближайших окрестностей. – Вот... сейчас мы и посмотрим. – Резидент развернул карту на столе и посмотрел на Олега. – Какой там у нас первый-то адрес? Основного места встречи. Кафе с веселым названием «Гном».
– Рю де ля Шапель, дом два. На углу с рю Рике, – палец молодого оперработника, немного поскользив зигзагами по видавшей виды плотной лощеной поверхности, воткнулся в перекрестие двух средней толщины немного искривленных линий, в верхней, северной части карты. – Между прочим, не так уж и далеко от места постановки сигнала.
IX
– Сен-Дени... Святой Денис, – задумчиво произнес Соколовский, оторвав, наконец, взгляд от правого бокового стекла автомобиля, через которое он мог очень хорошо контролировать уходящее вправо, в сторону, ответвление дороги, чей основной рукав, наоборот, сворачивал налево, чтобы затем плавно обогнуть возвышающийся чуть вдали старинный собор, соединивший в своих чертах строгую величавость и дерзновенное устремление ввысь, столь свойственные самым ярким образцам ранней французской готики. – А что это, кстати, за Денис? Что там на этого деятеля, в нашем... оперативном досье? Есть чего-нибудь? – Он слегка повернул голову в сторону сидящего на водительском месте Иванова.
– Ну... так. В самых общих чертах, – с легкой улыбкой пожал плечами Иванов, продолжая при этом внимательно смотреть прямо перед собой и сопровождая взглядом то и дело проскакивающие вперед, по основной дороге, довольно редкие в этот субботний день автомашины. – Считается, что Святой Дени, или Дионисий, был первым епископом Парижа. И вот... году где-то в двести пятидесятом... нашей эры... когда начались первые гонения на христиан...
– Как первые? – с некоторым удивлением во взоре уже полностью повернулся в его сторону бритоголовый шеф. – Первые ж еще при Нероне были. Это когда он обвинил их в поджоге Рима. Святого Петра тогда как раз еще распяли. Вниз головой. И Павла тоже казнили. Нет?
– Правильно, – кивнул Иванов. – Но тогда на них только в самом Риме наезжали. А в двести пятидесятом начались уже широкомасштабные преследования. Общеимперские.
– Это при Диоклетиане?
– Нет, тогда императором Деций был. Диоклетиан это где-то лет на пятьдесят попозже.
– А-а. Ну, таки и чито?
– Ну, так вот Деций этот издал эдикт, который обязал всех христиан публично совершать жертвоприношения государственным римским, то есть языческим, богам. Дионисий это делать отказался. Тогда его отвели на Монмартр... там в то время находился храм бога Меркурия... и публично, напротив храма, обезглавили. Но тут случилось...
– ...Чудо.
– Точно. Вы знаете эту историю?
– Увы. Просто... предположил. Прелюдия навеяла. И что ж он там учудил? Или с ним учудили. С невинно убиенным.
– Невинно убиенный поднял свою отрубленную голову и пошел с ней с Монмартра по дороге на Север.
– Вот так вот, значит. И далече ушел?
– Не очень. Пройдя несколько километров, Дионисий, в конце концов, все-таки упал и отдал Богу душу. Его там же похоронили и вскоре возвели в ранг святого, а само место назвали Сен-Дени. Затем на месте захоронения построили небольшую часовенку, потом целое аббатство, ну а где-то в середине двенадцатого века была возведена и эта базилика, которую впоследствии, в течение еще целого столетия, постоянно достраивали и расширяли.
– Так это что, оригинальная постройка?
– Ну... как сказать. В принципе да, хотя в девятнадцатом веке была проведена полная реставрация. Да и до того тоже несколько раз пытались подремонтировать. Правда, в основном неудачно. Вы обратили внимание... такая... асимметрия. Левой башни-то нет.
– Да, заметил.
– Вот. Результат одной из ранних реконструкций.
– Хм... – сидящий справа старший товарищ снова, но уже с гораздо большим интересом, посмотрел на своего молодого коллегу. – А вы, Олег Вадимович, как я посмотрю, специалист в области не только филологии и истории, а еще и архитектуры.
– Да какой там специалист. Если бы. В основном все так... по вершкам.
– Н-да? Ну что ж, сейчас проверим. – Соколовский, чуть прищурившись, устремил свой взор в лобовое стекло, туда, где впереди, на расстоянии чуть меньше сотни метров, в легкой осенней дымке виднелись гордо взмывшие ввысь над суетой окружающего мира своды базилики, в ажурном кружевном переплетении многочисленных арочек, миниатюрных колонн, карнизов, остроконечных башенок, колоколен и стрельчатых окон. – Та-ак... прямо перед нами... правда, не совсем прямо, чуть сбоку... как я понимаю, главный фасад. С какой он всегда должен быть стороны?
– С западной, – уверенно ответил Иванов, немного, казалось, удивленный таким, можно сказать, детским вопросом.
– Правильно, – продолжил свой импровизированный экзамен его сосед справа. – Потому что в восточной части храма находится... что?
– Алтарь.
– Алтарь, – согласно кивнул Соколовский своей бритой головой, верхнюю часть которой сейчас, впрочем, покрывала черная, истинно французская беретка. – А как называется вон то окошко, в центре? – Он показал пальцем в направлении огромного круглого монокля, вдавленного в самую середину фасадной части базилики и разделенного на десятка полтора напоминающих лепестки цветка или крылья гигантской стрекозы фрагментов.
– По-моему, роза. Нет?
– Верно, роза. А вон те... треугольники? Что все три входных портала завершают. Резные такие.
– Это я точно знаю: вимперг.
– А вон те вертикальные выступы, что вдоль стен идут? Так... немного на скос.
– Контрфорсы.
– А зачем они, для красоты?
– Не только. Вернее, не столько. Есть такое понятие – распор сводов. Вот они ему и препятствуют. Укрепляют стены, ну... и вообще всю конструкцию.
– А вон видишь, каждый контрфорс завершается маленькой такой башенкой, декоративной. Со шпилем.
– Вижу.
– А они как называются?
Олег, зажмурив глаза, изо всех сил напряг свою память, но все было напрасно – этого он просто не знал, и это надо было просто признать.
– Не могу знать, – со слегка смущенной улыбкой, наконец, произнес он и посмотрел на экзаменатора.
– Пинакль, – с некоторым удовлетворением, хотя и внешне самым нейтральным тоном, произнес тот.
– Пинакль?
– Да. Но это уже мелочи. В целом же... следует отметить, знания... вполне на уровне. Молодец. А говоришь, по вершкам.
– Ну... это же такие вещи. Стыдно не знать. И для работы всегда пригодится. Да и вообще... самому интересно.
– Вот, – в немного назидательном жесте поднял вверх палец Соколовский. – Единственно верный подход. И к профессии. И к жизни. Я вот помню, в былые времена, при... историческом материализме... очень любили повторять одну крылатую фразу дедушки Маркса: «Настоящим коммунистом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». Сейчас ее, как полагается, уже напрочь забыли. В первую очередь, разумеется, те, кто в былые времена больше всех, без устали, громогласно... со всех трибун. А напрасно. Золотые слова. Слово «коммунист» если только заменить на просто... «человек». – Немного помолчав, он спросил: – Я так понял, в самой базилике... внутри... вы, наверно, тоже уже побывали? – Как многие недавно вступившие в должность начальники, Вячеслав Михайлович еще до конца не определился, как ему следует обращаться к тому или иному из своих подчиненных: на вежливое, но сразу устанавливающее некую определенную дистанцию «вы» либо же на покровительственно-простецкое, сокращающее все дистанции «ты», и поэтому в общении с Ивановым непроизвольно использовал попеременно оба этих обращения.
