– Как же не ребенок? Ей всего-то 17 лет! А если бы это была ваша дочь?
– Моя дочь – другое дело, и вы это прекрасно понимаете. А вот когда в горничные идут молоденькие девушки, то, скорее всего, они подвержены иллюзиям, насмотревшись дешевых сериальчиков. Вы, взрослая и опытная женщина, должны понимать, что хозяин может переспать с горничной, но на серьезные отношения никогда не пойдет… А с Константином я поговорю, – смакуя эту новость, закончила Юлиана и красноречиво посмотрела на Егора. – Можете идти…
Люба понуро опустила голову и ушла.
– Альберт, проследите, чтобы женщина не наговорила лишнего посторонним.
Альберт кивнул, стараясь сохранить хладнокровие, которым всегда так гордился, и ушел, оставив Юлиану и Егора вдвоем.
– А ты и рада сообщить об этом отцу… – съязвил парень.
– Ошибаешься… Я счастлива! – Юлиана резко развернулась и зашагала прочь от ненавистного пасынка.
Василина, ставшая свидетелем всей сцены, сжавшись в укромном местечке, тихо всхлипывала. Увидев, что Егор остался один, девушка тут же вышла из своего укрытия.
– Егор, почему ты не хочешь нашего ребенка? – робко спросила девушка, заискивающе глядя ему в глаза.
Егор вздрогнул.
– Да что же это сегодня происходит! Сперва одна, потом вторая, а теперь еще и третья! Вы решили меня довести? – возмущался парень.
– Это же наш ребенок, – наивно заметила Василина.
– Уф-ф-ф… Деточка, включи мозги! Поигрались – и хватит! Оставь меня в покое. Разбирайся с матерью, что делать дальше, а меня не впутывай.
* * *
– И что ты предлагаешь? – Константин воспринял новость о ребенке весьма равнодушно.
– Понятно, что девочка не должна рожать, но проучить твоего сына необходимо! Надо различать, с кем и как спать, – готовясь ко сну, завела разговор с супругом Юлиана.
– Я в его возрасте тоже особо не различал, – фыркнул Константин.
– Ты и сейчас не различаешь! – обида, прозвучавшая в голосе Юлианы, зацепила Константина.
Вот уже целый месяц, как супруги заключили хрупкий мир, и Юлиана формально простила мужа, но затаила глубокую обиду.
– Ты опять начинаешь? – Константин взглянул на супругу поверх очков, а затем возобновил просмотр газеты.
– Ладно, я не хочу ругаться, но ты должен принять меры!
– Что ты имеешь в виду?
– Как – что? Мы не можем после этого держать в доме Любу… Даже несмотря на то, что она прекрасный повар, – заметила мужу Юлиана.
– А ты жестока!
– Я предусмотрительна! Она не простит нам такого решения. Помнишь пословицу римлян: «Сколько в доме рабов, столько в доме врагов»? Обиженный слуга хуже врага!
Константин посмотрел на свою супругу так, как будто видел впервые.
– Неужели в тебе совсем нет жалости?
– Так же, как и в тебе. Эмоциям здесь не место. Угрызения совести приведут к заискиванию перед Любой, от которого один шаг до объятий. Однако при этом посуда на кухне так и будет оставаться грязной…
– Ты так же мудра, как и бессердечна, – заключил Константин и продолжил чтение.
– Мы не договорили… Для прислуги итог понятен, а для Егора?
– Лишу его машины… Ты же этого добиваешься? – не поднимая глаз, скорее утвердительно, нежели вопросительно высказался Константин.
Юлиана довольно улыбнулась. Машина, которую планировал купить для отпрыска Вадимов, стоила нескольких квартир в Москве, а Юлиана умела считать деньги…
XXXIX
Нелегкая миссия – увольнение Любы и настоятельная рекомендация по избавлению от плода с денежным вознаграждением – была возложена на плечи батлера. Первый раз в жизни Смит так остро почувствовал отвращение к выполняемой им работе и выразил несогласие с хозяйским вердиктом.
– Вы возлагаете на меня тяжелую обязанность! – глядя прямо в глаза Юлиане, заметил Альберт.
Юлиана никогда раньше не видела Альберта таким подавленным и даже замешкалась, чего раньше с ней не происходило.
– Только вы сможете сделать это деликатно и быстро, с мотивацией и аргументами, не давая ей времени на слезы и мольбу.
– А что делать с моей мотивацией при любых обстоятельствах оставаться человеком?
– Альберт, при всем моем к вам уважении я не принимаю ваших возражений! Не разочаровывайте меня… – Юлиана собиралась уже уйти, но неожиданно для самой себя призналась: – Я вижу в ваших глазах осуждение и знаю, что давно вас разочаровала. Наверное, больше всего после событий, связанных с матерью, – Юлиана замолчала, собираясь с мыслями. – Мне было очень больно видеть ее в таком состоянии, ведь я помню ее другой, и мне хотелось сохранить ее образ – образ женщины, всегда выглядевшей безукоризненно… – на обычно бесстрастном лице Юлианы дрогнула мышца. С этим тяжело давшимся ей признанием она покинула кабинет Смита.
– И всегда соблюдавшей правила этикета, – добавил батлер, задумчиво глядя ей вслед.
День, когда Альберт сообщил Любе об увольнении, рассчитав опешившую женщину и выдав ей дополнительную сумму на «уничтожение нежелательного плода», был сопряжен с приготовлениями к помолвке Армена и Светы. Юлиана вместе с невестой целыми днями разъезжала по бутикам, а вечером приезжала измотанной и нервной, донимая домашний стафф. Вечером же по традиции у Вадимовых собирались междусобойчики, дабы обсудить ближайшее грандиозное празднество. В тот день к ним заехали Армен с Орловым, а позже зашел и Анри. Пока мужчины, удобно расположившись в гостиной, беседовали с Константином, разъяренная Люба появилась в столовой, где ужинали Юлиана, Света, Виктория с детьми, Ангелина и Егор. За столом прислуживали Анна и Ксения, а Гуля поливала в этот момент цветы, украдкой смахивая непрошеные слезы.
– Это что же получается, что меня, столько лет горбатившую в этом доме, выгоняют как какую-то паршивую овцу? – крики Любы разлетались по всему дому.
В столовой встрепенулись. Юлиана оторвалась от ужина и обратилась к Виктории:
– Отведите детей наверх, – скомандовала она и приготовилась к штурму столовой. – Будьте так любезны не повышать голос! Мы все цивилизованные люди! – Юлиана попыталась успокоить разбушевавшуюся Любу.
– Убийство еще не родившегося ребенка – это вы называете цивилизованностью? Совращение девственницы – это цивилизованность? Выгнать меня, которая ног и рук не чувствовала на протяжении нескольких лет, собственными руками подавала на голодный желудок вкусные блюда, вдыхала их аромат, присутствовала, пока вы кушали и смаковали – ведь вы под конвоем едите, без нас не можете, – а потом, как собачку, во двор и за порог – это, по-вашему, цивилизованность? Хотя даже собачку вы бы не выгнали. Вы любите их больше людей… – Люба уже не могла остановиться. Она размахивала руками, а по ее щекам текли слезы унижения, обиды, злости.
Даже равнодушный Константин, показавшийся в этот момент в столовой, не выдержал столь драматичной сцены.
– Люба, успокойтесь! Давайте поговорим в моем кабинете! – дружелюбно предложил мужчина.
– Чтобы вы предложили мне больше денег? Вы бы лучше со своим мерзавцем сыном поговорили!
– Это еще что такое? Вы какое право имеете меня оскорблять? Чтобы какая-то служанка!.. Вон из этого дома! – Егор побагровел от злости.
– Сядь и замолчи! – Константин повелительно указал сыну на его место за столом и обернулся к Любе, которая ошарашенно уставилась на Егора. – Люба… – Константин попытался подойти к женщине, но она как ужаленная отпрянула назад.
– Пап, как ты можешь позволять так с нами разговаривать вот этой? – в разговор вступила Ангелина, которая до этой минуты с молчаливым интересом наблюдала за разворачивающейся сценой.
На лице Юлианы не отражалось никаких эмоций. Света слушала с разинутым ртом, хватая каждое слово и впечатляясь эмоциями, которых, по-видимому, ей так не хватало в ее искусственном мирке.
– Замолчите оба! – прикрикнул на детей Константин.
Альберт подошел к Любе и, прошептав ей что-то на ухо, увел за собой. Анна успела заметить, что за всей этой сценой наблюдал Орлов, который услышал и увидел достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. Поняв, что в доме разгорается нешуточный скандал, он тихонько удалился, так и оставшись незамеченным для всех, кроме Анны.
