Практически все телеведущие ёрнически подают тему бездомности, создавая в общественном сознании ложный образ бездомных, как пьяниц или даже романтиков, образ анекдотический, а не трагический. На деле основная масса бездомных России – это люди, ставшие жертвой преступных махинаций с их жилплощадью, потерявшие жильё в уплату за долги, психические больные, а также освободившиеся из тюрем, которым действующие правила не позволяют «вернуться» в нормальную жизнь.
Мы тут имеем свой опыт; позвольте поведать небольшую историю. Жил-был бродяга Иван Нечайкин. Родился в 1937 году в Бутырской тюрьме у репрессированных родителей. Вырос в детдоме. С 14 лет с голодухи и пацаньего куража стал воровать. Провёл в тюрьмах суммарно четыре десятка лет. Пока сидел, потерял дочь (она, выйдя замуж и сменив фамилию, уехала на Дальний Восток, найти её он не смог). В свои шестьдесят бродит по России, проповедуя трезвый образ жизни и добрые отношения между людьми. Гол, как сокол.
Его судьба нас поразила, и мы сообщили о нём корреспондентам популярной телепередачи «Времечко». И что же сделали эти мастера культуры? Они привезли бродягу к Бутырской тюрьме и заставили барабанить в дверь с криком: «Пустите меня, тюрьма мой дом!». Отсняв на видеокамеру, как толстый милиционер, выскакивая из дверей, отмахивался от Ивана, репортёры бросили его прямо там же.
– А дали они тебе хотя бы хлебушка? – спросили мы.
– Нет, – ответил он, – просто уехали, не попрощавшись.
В тех социальных условиях, которые созданы в России в ходе реформ, неминуемы трудовые конфликты. Один такой (с шахтёрами) страна пережила летом 1998 года. Главные телеканалы заняли совершенно немыслимую позицию: они открыто и тотально представляли интересы только одной стороны в конфликте: абсолютно все приглашённые к эфиру «эксперты» были враждебны к шахтёрам. Заявлялось, что их зарплаты слишком велики, что рабочие чуть ли не с жиру бесятся, что они не должны перекрывать магистрали, – но при этом никто не предложил какого-то другого варианта воздействия на работодателей. А ведь некоторые шахтеры покончили с собой, чтобы привлечь к проблеме общественное внимание!
Александр Шариков, сопредседатель Общественного совета социологов телевидения и радиовещания, отвечая на вопросы корреспондента газеты «Алфавит» (№ 33. 2001) со всей откровенностью сказал: «…Вульгарно выражаясь, телевидению нужно поголовье, поголовья должно быть много, но оно должно быть безропотным и безмолвным… Механизмы связи с аудиторией отрезаны. Мне сейчас пришла в голову вот такая формула состояния телевидения: бегство от общественного мнения».
ТВ наносит несомненный вред обществу. Нельзя ли закрыть его вообще? Люди веками жили без него; ТВ появилось-то лет шестьдесят назад, а стало массовым ещё позже, и вряд ли от этого кто-то стал счастливее, добрее, умнее. Нынче, конечно, найдутся такие, кто не видит себе счастья без ТВ. Так что же? Многие находят счастье в употреблении наркотиков и алкоголя, это же ещё не причина, чтобы навязывать такую радость всем подряд.
ТВ пожирает время жизни людей, не давая взамен ничего полезного. Даже так: ТВ заменяет собою жизнь индивидуумов. Телекомпании в эфире рекламируют свои сайты в Интернете, а на сайтах – свой эфир. Они завлекают к себе статьями в газетах, они продолжают бубунькать, даже если им нечего сказать – лишь бы не умолкать, лишь бы их не забыли:
«А сейчас наш специальный корреспондент Маша расскажет вам о страшном снегопаде в Хабаровске. Маша! Да, Катя. Здравствуй, Маша. Здравствуйте, Катя. Маша, телезрители ждут сообщение о страшном снегопаде в Хабаровске. Правда ли, что в Хабаровске страшный снегопад? Да, Катя, я должна сказать, что в Хабаровске страшный снегопад. Здесь даже старожилы не помнят такого страшного снегопада. (Врезка: старуха в платочке со словами «Когда топить начнут?!») Вот какой тут страшный снегопад. Катя? Спасибо, Маша. До свиданья, Катя. Оставайся на связи, Маша. Итак, дорогие телезрители, наш специальный корреспондент Маша из Хабаровска рассказала о страшном снегопаде в Хабаровске. Даже старожилы не помнят такого страшного снегопада в Хабаровске. Мы ждём подробностей о страшном снегопаде в Хабаровске. Оставайтесь на нашем телеканале».
Наверное, совсем закрыть ТВ нельзя. Но можно – поняв, что оно из себя представляет, – ограничить его вседозволенность. Иначе ТВ ограничит человека.
Реклама и ограниченный человек
Рынок впрямую связал рекламу и СМИ. С одной стороны, денежные вклады рекламодателей – основа бюджета СМИ. С другой стороны, современная реклама создаёт свою структуру отношений, при которой тот, кто распространяет информацию, запродаёт свою аудиторию вкладчику денег. Таким образом, аудитория, как и содержание передач, становится товаром.
В таком случае, что требуется от СМИ? Правильно: заманить к экрану возможно большее количество дураков. Если дураков не хватает, надо их воспитать. Этим и занимаются СМИ.
Самый лёгкий способ привлечь зрителя – обратиться к скрытым, подавленным, нездоровым инстинктам и желаниям. Если эти желания, в силу культурности зрителя, не проявляются, надо его развратить, искусственно обострив нездоровый интерес. Один телепродюсер сказал об этом откровенно: рынок заставляет меня искать и показывать мерзкие сенсации; какой мне смысл показывать священника, который учит людей добру, – это банально; а вот если где-то священник изнасиловал малолетнюю девочку, а ещё лучше мальчика, а еще лучше старушку, то это вызовет интерес, и я ищу такие сенсации по всему свету. А свет велик, и такого материала для ТВ хватает.
«Таким образом, рынок, независимо от личных качеств телепредпринимателей, заставляет их развращать человека, – делает вывод С.Г. Кара-Мурза. – Если это совпадает и с политическими интересами данной социальной группы, то ТВ становится мощной разрушительной силой – именно это мы и наблюдаем сегодня в России, гораздо больше, чем в стабильном обществе Запада. И в этой ситуации верить дешёвому словесному мусору о «свободе слова» – позор для образованного человека».
Только и исключительно под влиянием ТВ Запад с возрастающей скоростью втягивается в то, что философы уже окрестили «молекулярной гражданской войной», и что мы сами называем «война всех против всех», которая проявляется как множественное и внешне бессмысленное насилие на всех уровнях, от семьи и школы до верхушки государства. Насилие и разрушение становятся самоцелью – говорят, это болезнь всего общества. А на деле так проявляется эволюционный закон: излишняя упорядоченность «подавляющей» структуры приводит к хаотизации других структур.
Старое, «скучное» ТВ тем и было хорошо, что человек потреблял его не больше, чем ему действительно надо было для получения информации, знаний или развлечений. Но теперь ТВ совершенно очевидно меняет людей. Его задача – воспитать дурака-потребителя, а получающийся иногда дурак-садист – это издержки производства. Основной порок рекламы на ТВ состоит в том, что она навязывает дураку антидемократическое по сути представление о потреблении, как смысле жизни. Реклама, таким образом, не сводится только к восхвалению конкретного вида товара; она воспитывает представление о потреблении, как определяющем элементе социальной идентификации личности. Реклама становится особой формой словесной игры, которая задумана для завоевания идеологической гегемонии. Реклама меняет культуру!
Процитируем статью Александра Минкина:
«И вот когда мы, уболтанные телевизором, покупаем сникерс, жвачку, средства от перхоти (подсознательно надеясь навести порядок и изменить жизнь к лучшему) – вот именно тогда мы и платим за (или на) существование ТВ. Деньги получает производитель сникерсов, часть уходит телевизионщикам за рекламу… Так оно и крутится.
И, отвергая умную, добрую, но «совершенно ненужную» передачу, руководитель канала откровенно и озабоченно говорит:
– За эту муру никто не заплатит. Мы сейчас ищем сериал, который усадит к ящику женщин в возрасте от 26 до 48.
– Почему?!
– Потому что они главные покупатели косметики и стиральных порошков.
Кто бы мог вообразить, что такой критерий решает судьбу художественных произведений».[23]
И не только художественных произведений, добавим мы. «Такой критерий», по сути, решает судьбу человечества.
«Огромная часть рекламы рекламирует совсем не то, что она рекламирует. Когда я впервые увидел, как учитель строго спрашивает подростков: «Кто принёс в класс банку газировки?!» – я был уверен, что все они будут по очереди вставать и говорить: я, я… Тем более что банка была у каждого. Подумалось: какой ловкий рекламный ход! Я, я, я – это значит, каждый купил, и каждый честно признаётся в своей страсти. То есть страсть к банке сильнее страха наказания.
И вдруг подростки стали вставать и говорить: «он, он» и показывать пальцем на попавшегося.
