Еще больная, Вырубова поздравила его по телефону. Хотя Распутин требовал, чтобы приехала, она не приехала. Еще со вчерашнего вечера в квартиру то и дело приносили подарки от разных лиц: мебель, картины, серебро, посуду, цветы, ящики вина, пироги, кренделя, торты. Пачками поступали письма и телеграммы. Многие лица разного положения являлись поздравить лично. Дарили деньги и ценные вещи. Более близких приглашали в столовую. Там с полудня за обильно уставленным всякими яствами и винами столом шло угощение. Пили много. К вечеру сам именинник валился с ног. Его увели и уложили спать. Вечером один из рестораторов прислал полный ужин на много персон. К ужину были приглашены только близкие друзья.
Ужин вскоре перешел в попойку. Явился хор цыган поздравить именинника. Началась музыка, песни, танцы. Пустились в пляс, протрезвившийся и вновь начавший пить именинник. Веселье шло по нарастанию и скоро перешло в оргию. Цыгане, улучив минуту, уехали. Напились и мужчины, и дамы. Несколько дам заночевали у Старца.
Утром на следующий день все время звонил телефон. Явились мужья заночевавших у Старца жен. Все грозило перерасти в колоссальный скандал. Мужья требовали впустить их в спальную. Пока домашние уговаривали мужей, уверяя их, что дамы уехали от них еще вчера вечером, дам выводили черным ходом. Затем также увели и Распутина. Уже после этого Акилина разрешила мужьям лично убедиться, что в квартире их жен нет.
Распутин, проспавшись и опохмелившись, послал Вырубовой с именин бутылку мадеры, цветы и фрукты. Вырубова рассказала царице, как трогательно прошли у Старца именины, дома, среди родных и близких, как именинник был счастлив тем, что Их Величества не побоялись поздравить его открыто телеграммой, как он был дома весел и очарователен.
А простые люди оплевывались, вспоминая, как вела себя на именинах “интеллигенция”. Знали правду Белецкий и Хвостов, но не в их интересах было рассказывать об этом.
К этому времени Распутин втайне от Белецкого и Хвостова тесно сошелся с бывшим чиновником департамента полиции сотрудником “Нового” и “Вечернего времени” Манасевичем-Мануйловым». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 260–262.)
Приближенная к Царской семье Юлия Александровна Ден писала по поводу Распутина в своих воспоминаниях следующее: «По моему убеждению – а я говорю с полной откровенностью, – Распутин был, сам того не ведая, орудием в руках революционеров. Если бы в период с 1910 по 1916 год был жив Иоанн Кронштадтский, то из него бы сделали второго Распутина. Революционерам надо было найти какое-то лицо, чье имя можно было бы связать с именем императрицы, – имя, связь которого с царской семьей подорвала бы престиж Их Величеств среди высших слоев общества и в то же время скомпрометировало бы и свело на нет преклонение перед царским именем класса крестьян. Один из членов Государственной Думы как-то прервал оратора-революционера, громившего Распутина, такими словами:
– Если вы так настроены против Распутина, то почему же вы его не убьете?
И получил поразительный, но правдивый ответ:
– Убить Распутина! Да пусть бы он жил вечно! В нем наше спасение!
На положение Распутина смотрели по-разному. Одна часть общества относилась к нему как к провидцу. Не сомневаюсь, что это был в определенной мере патологический интерес. Другие видели в нем как бы «учителя», придавая ему некое мистическое значение. Третьи заискивали перед ним корысти ради, рассчитывая с его помощью приобрести влияние на Ее Величество. Стыдно должно было быть не Распутину, а тем, кто использовал его в собственных эгоистических целях». (Ден Л. Подлинная царица: Воспоминания; Воррес Й. Последняя великая княгиня: Воспоминания. М., 1998. С. 60.)
Императрица писала письма супругу каждый день, не считая многочисленных телеграмм. В письме от 11 января она сообщала:
«Мой родной, милый!
Наконец ясный день, 2 градуса мороза, и славно светит солнышко. Как жаль, что у тебя такая “подлая” погода! Нравится ли тебе английский генерал? Вероятно, он послан к тебе от армии, чтобы приветствовать тебя как фельдмаршала? Но ты ничего не можешь дать Джорджи взамен, так как он не командует, а такие титулы ведь не игрушка.
Я не совсем понимаю, что такое произошло в Черногории: говорят, будто король и Петро уехали через Бриндизи в Лион, где он встретится с женой и двумя младшими дочерьми, а Мирко остался, чтобы присоединиться к черногорским, сербским и албанским войскам. Только теперь Италия высадила в Албании 70 000 человек – это для них плохая игра! Но если король сдался, то как же его войско? Где Ютта и Данило? Почему его пропускают во Францию? Все это мне совершенно непонятно.
Вечером Аня час провела на диване и говорила вполне окрепшим голосом; она уже мечтает явиться сюда. Все-таки какое крепкое здоровье! Она поправилась вмиг, а думала, что ужасно больна и несчастна!
Не сочти меня помешанной за мою бутылочку, но наш Друг прислал ей вина со своих именин, и все мы выпили по глотку, а это я отлила для тебя, – кажется, мадера. Я проглотила Ему в угоду (как лекарство), ты сделай то же, пожалуйста, хотя бы тебе и не понравилось: вылей в рюмку и выпей все за Его здоровье, как и мы. Ландыш и корочка также от Него тебе, мой нежный ангел. Говорят, у Него побывала куча народа, и Он был прекрасен. Я по телеграфу поздравила Его от нас всех и получила ответ: “Невысказанно обрадован, свет Божий светит над вами не убоимся ничтожеств”.
Он любит, когда не боятся телеграфировать Ему прямо. Я знаю. Он был очень недоволен, что она у Него не была, и это ее тревожит; но я думаю, что Он сам соберется к ней сегодня.
Бывшая рождественская елочка пахнет сегодня восхитительно крепко!
Сегодня утром у всех хорошая температура.
Жалею, что мои письма так скучны, но я ничего не слышу и никого не вижу. <…>
В мыслях и молитвах не разлучаюсь с тобой, милый, и думаю о тебе с горячей любовью, нежностью и тоской.
Господь с тобою! 1000 поцелуев от твоей самой
Родной. <…>
Шлю самую нежную благодарность за милое письмо: какая будет радость, если ты приедешь и опять пробудешь неделю дома!!» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 378–379.)
Император Николай II сделал очередную запись 12 января в своем дневнике:
«Оттепель с мокрым снегом. Доклад был недлинный; успел выйти в сад на четверть часа. После завтрака простился с ген. Callwell, уезжающим в Англию. Принял митр. Питирима. Погулял, читал и писал. Вечером – кости. Так провел именины Татьяны»[135].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
