– Ерунда, – хлопнул его по плечу лесовик. – Мы ведь бессмертные. Придет время – сочтемся. Со счастливым вас новосельем, сварожичи!
Гости разом поднялись и направились в темный ночной лес.
Викентий недовольно цыкнул зубом. Ему не нравилось считать себя чем-то обязанным. В широте души, в гусарской щедрости поступки Любого крыли все его старания, как бык овцу. Оставалось надеяться, что в самое ближайшее время удастся отплатить лесовикам тем же.
– Что теперь будет, великий? – спросил бога войны неслышно приблизившийся Домашня.
– Полагаю, теперь с копанием схрона вы можете не спешить, – ответил Викентий. – Только никогда не забывайте про общую торговлю солью.
– Но я даже не знаю, куда посылать гонца, сварожич! Где стоит селение лесовиков?
– На небо посмотри, дружище, – посоветовал бог войны. – Птички клиньями на юг тянутся, листья на деревьях желтеют.
– Так ведь ночь, великий! – не понял его воин.
– Я образно, Домашня, – усмехнулся Викентий. – Осень на дворе, сварожич. Какие уж варяги? Поздно. До весны лесовики, мыслю, скажут вам все, что нужно. Только присмотрятся сперва. Доверие приходит не сразу.
С рассветом славяне снова взялись за работу. Им никто не мешал, и за два дня сварожичи успешно доделали второй дом, начали вкапывать тын, а дня через три закончили и с ним. Новая твердыня была готова и к жизни, и к обороне.
Ради такого случая новоселы устроили пышный пир: много рыбы, чуток вяленого мяса и подслащенная медом вода. Однако главным на нем была не еда, а радость свершения и… грусть разлуки. Великий Один последний раз посидел в большом доме возле жаркого общего очага, поел за общим столом, испил вместе со всеми сыта из общего бочонка. Обнялся с воинами, расцеловал в щеки их подруг. А на рассвете – кинул в самую маленькую долбленку связку судаков и несколько язей горячего копчения.
– Уже покидаешь нас, храбрый воин? – Веселый голос появившегося гостя явно не вязался с печалью собравшихся проводить бога славян. Они зашевелились, расступились, пропуская вперед главного оборотня лесовиков.
– Все в порядке? – на всякий случай уточнил Викентий.
– Тебе не о чем беспокоиться, великий Один, – кивнул одетый в кунью куртку и бобровый плащ лесовик. – Договор в силе, здешние сварожичи в полной безопасности. Просто мы с тобой так славно посидели в последний раз… Вот, пришел попрощаться.
– Надеюсь, не последний раз видимся, Любый. И все новые встречи будут за дружеским пиром, а не с мечом в руках.
– Согласен, храбрый Один. Другом ты мне нравишься куда больше, нежели врагом, – согласился оборотень. – И кстати, насчет «нравиться»… Ты давно видел свое отражение, воин?
– А что такое? – склонился над водой бог войны.
– Твоя голова напоминает взрыв на макаронной фабрике. Вот, причешись. – Лесовик протянул молодому человеку костяной гребень с частыми зубчиками и перламутровыми накладками на спинке.
– Я больше привык пятерней, Любый, – отмахнулся Викентий. – А еще лучше просто обриться.
– Это подарок, сварожич. Он тебе понравится.
Очередной сюрприз заставил бога войны забеспокоиться. Лесовик пугал своей подозрительной щедростью. Викентий потянулся к сумке, но гость предупреждающе вскинул руку:
– Не нужно отдариваться! Просто причешись. Смочи гребень в воде и причешись. Влажные волосы лучше укладываются.
Молодой человек заколебался, но все же послушался: опустил руку с гребнем в реку, потом зачесал назад волосы на голове.
– Что теперь? – спросил он.
– Теперь все в порядке, можешь отплывать, – кивнул оборотень и протянул ему руку: – Удачи!
Бог войны крепко пожал его ладонь, забрался в лодку. Лесовик самолично оттолкнул ее от берега, дружелюбно помахал вслед! А когда великий Один отплыл до ближайшей излучины, повернулся к собравшимся людям:
– Не нужно так грустить, дети славного народа. Отныне здесь вы у себя дома. В вашем городе навсегда сохранится мир и покой.
Бабий каприз
Скатываться на лодке по течению – одно удовольствие. Слегка взмахиваешь веслом, удерживаясь на стремнине, больше отдыхая, чем работая, смотришь себе по сторонам – но при этом несешься вчетверо быстрее, нежели поднимался вверх по реке с лямкой на плече. Справа и слева радовали взор темно-зеленые ели и золотые с краснотой рощи, камышовые заросли и черные топкие разливы, над головой проносились стрижи и ласточки, трещали слюдяными крыльями редкие стрекозы, жужжали мухи. Воздух пропитывал гнилостный запах тины и осени.
Около полудня бог войны, отложив весло, не спеша и с удовольствием пообедал двумя язями, зачерпнул запивку из-за борта, сладко потянулся:
– Какой изумительный мир! Обычная речная вода на порядок чище самой фильтрованной воды из самого чистого водопровода. Я силен, как тяжелый танк, и так же неуязвим. Мне есть с кем сражаться, у меня вдосталь прекрасных женщин. Если бы еще удалось где-нибудь надыбать хороших собутыльников и нормальное пиво, я был бы счастлив! Я почти в раю! Странно, что Любый, похоже, чем-то недоволен. Он вписался в здешнюю жизнь еще лучше меня, у него есть собственный народ. Практически собственная страна!
Великий Один подхватил весло и с силой вогнал длинную широкую лопасть глубоко в воду. Долбленка буквально подпрыгнула и понеслась вперед со скоростью хорошей моторки. Однако надолго молодого человека не хватило. Не потому, что устал, а просто неторопливое скольжение по реке доставляло богу войны куда большее удовольствие.
Солнце катилось дальше по небосклону, то скрываясь за облаками, то выглядывая обратно, ветер качал кроны и шелестел камышами, волны с шелестом пробирались сквозь прибрежную траву, накатывались на песок длинных отмелей, громко плескались о редкие крупные валуны.
Перед сумерками путник доел последнего язя, пересел немного вперед и откинулся на спину. Вытянулся во весь рост, готовясь ко сну. И тут в борт тихонько постучали:
– Гребешок-гребешок, ты меня слышишь? Гребешок-гребешок, отзовись!
– Кто здесь? – приподнялся Викентий.
Внезапно из воды резко, почти до пояса, выдвинулась полуголая девица и попыталась обхватить его за шею. Бог войны, больше привыкший к опасностям, чем к ласкам, резко отпрянул, уворачиваясь, и странная гостья промахнулась, плюхнулась обратно в воду. Великий Один торопливо схватился за весло и погнал широко качающуюся с борта на борт лодку к берегу. Испугался он, понятно, не странной дамочки и не возможного купания – а того, что если лодка перевернется, уйдут на дно и снятый в дорогу доспех, и скромный запас провизии. Но оказавшись на отмели и затянув долбленку далеко на берег, Викентий вернулся к реке. Призывно раскинул руки:
– Кто здесь?! Кто меня искал?! Вот он я, ау-у!
– Это ты нашел мой гребешок? – Плеснули волны, выпуская на берег широкобедрую девушку лет двадцати пяти, с непропорционально огромной грудью и толстенной соломенно-желтой косой. – Верни мой гребешок, добрый молодец. Чего угодно взамен не пожалею…
– Так уж прямо и «чего угодно»? – Молодой человек откровенно погладил девушку по бедру, однако та ничуть не смутилась… Что было отнюдь не удивительно для женщины, в таком виде знакомящейся с парнями. И потому Викентий, не тратя времени на тупые этические терзания, просто скинул одежду, поцеловал мокрую гостью в холодные губы и опрокинул на песок. Без предисловий вломился в беззащитное лоно. Гостья раскинула руки, полуопустила веки, сладострастно застонала, тоже не вдаваясь в суеверия любви, морали и ритуалы прелюдий. Грубая животная страсть быстро двигалась к своему пику, когда вода снова громко всплеснула, и послышался вкрадчивый голосок:
– И где тут мой гребешок? Гребешо-о-ок…
Новая гостья выглядела куда стройнее, была чуть ниже ростом, имела темные волосы и ярко-розовые соски… И тоже разгуливала нагишом.
– Верни его мне… – Острые ноготки впились в плечи молодого человека. – Мой гребешок…
– Какой сюрприз… – Викентий засмеялся, приподнимаясь, подтянул ноги, сел на колени, сцапал новую гостью, перехватил за бедра, поднял и посадил себе на плечи, затем стал быстро и часто покусывать ее бедра с внутренней стороны. Темноволосая девушка застонала и вцепилась пальцами в его волосы. Этот стон стал последним толчком, который скинул молодого человека с вершины наслаждения в пропасть безумного горячего удовольствия, взорвал алой испепеляющей страстью. Великий Один откинулся назад, на спину. Куснул красотку еще несколько раз и…
– Мой гребешок… Где-то здесь мой гребешок… Кто-то здесь нашел мой гребешок…
Эту гостью он не увидел – но ощутил ее прикосновения, ее ласки, и плоть бога войны мгновенно откликнулась на этот призыв. Волны сладкого наслаждения опять раскатились по его телу, пальцы черноволосой красотки едва не вырвали его волосы, она взвыла, изогнулась дугой и опала безвольным осенним листком. Теперь Викентий увидел сидящую на нем красотку – а также услышал плеск воды и звонкие голоса:
