– А может, в сад?
– Ладно, – уступает Эстер. – Что будем делать в саду?
При мысли о нашем крошечном садике мне в голову приходит только одно:
– Мы выроем огромную яму.
* * *
Впрочем, хватает нас ненадолго. Заскучав, Эстер откладывает совок, идет к воротам и гремит засовом. Бедняжка, ей приходится делить со мной несвободу.
– Пойдем в магазин за пуговками? – с надеждой спрашивает она.
– Лучше спросим бабушку – может, у нее есть?
Я вижу маму в окно. Она на кухне, моет посуду, хотя для этого стоит специальная машина. Маме нужен предлог, чтобы держать нас под наблюдением.
– Нет, я хочу в магазин и посмотреть деревья! – Эстер просит так жалобно, что я тоже начинаю по ним скучать.
– Надо спросить бабушку, – повторяю я. – Может, она с нами сходит.
– Бабушка заставляет меня есть яблоки, – мрачно говорит Эстер. – А я хочу журнал со штучкой.
«Штучка» – это бесплатная игрушка, которая прилагается к детскому комиксу. Есть в этих подарках какая-то незамутненная радость. Моей дочери все равно, что за штучка ей достанется – обычно она забывает или ломает их на другой день; главное – восторг от покупки. Мы с Грэгом однажды пошутили, что на ближайшее Рождество набьем подарочный чулок халявой из детских журналов. Воспоминание заставляет меня вздрогнуть. Мы стояли в магазинчике, Эстер с надеждой набрала охапку комиксов, а Грэг обнял меня и поцеловал в щеку. Вот каким оно было, мое счастье… Я и сейчас счастлива от того, что вспомнила.
– Магазин ведь в конце улицы? – спрашиваю я, а сама не знаю, говорю ли о настоящем магазине или о том, куда мама посылала меня за молоком в стеклянных бутылках, когда мне было лет семь.
– Да, – уверенно отвечает Эстер, хотя я с тем же успехом могла спросить, в какой стороне Диснейленд.
Воспоминания меня ободряют. Похоже, болезнь отступила. Нужно этим пользоваться.
– Сделаем так, – говорю я. – Дойдем до конца улицы, но если магазина там нет, то повернем домой, хорошо? Нельзя опять беспокоить бабушку. Это нечестно.
– Хорошо! – Эстер радостно скачет. – Давай возьмем печенье!
– Печенье?
– Как Гензель и Гретель. Чтобы найти дорогу домой.
– Печенье не нужно. Я хорошо себя чувствую.
* * *
Эстер нигде нет. От страха в груди стало тесно. Когда я последний раз ее видела? Сколько минут прошло? Сколько часов? Я выхожу из магазина и смотрю по сторонам. Это не моя улица – по крайней мере, я не помню, чтобы на ней жила. Я точно знаю, что вышла из дома с Эстер, а теперь не могу ее найти. Машины проносятся на бешеной скорости. Уже почти стемнело. Я возвращаюсь в магазин.
– Я пришла сюда с девочкой? – спрашиваю я человека за стойкой. Он на меня не смотрит.
– Я пришла с девочкой? – повторяю я. Человек пожимает плечами и разворачивает газету. – Эстер! Эстер!
Однако в магазине ее нет. Боже, боже!.. Мы вышли из дома через задние ворота, повернули направо и собирались всего-навсего дойти до конца улицы. Что случилось? Где моя дочь? Боже, боже… Я достаю из кармана штуку для звонков. Как она работает? Нужно хоть с кем-то связаться, но как? Спотыкаясь, я выхожу на улицу. Мне навстречу, опустив от холода голову, идет женщина. Я хватаю ее за плечи, она вздрагивает и вырывается.
– Пожалуйста, помогите, – испуганно говорю я. – Я потеряла мою девочку. Как эта штука работает?
Женщина качает головой и идет дальше.
– Кто-нибудь, помогите! – ору я во весь голос посреди улицы. В наступающих сумерках ярко горят фары. – Помогите! Я потеряла мою девочку! Я потеряла Эстер. Где она?
– Успокойтесь, мэм. – Владелец магазина появляется в дверях и манит меня за собой. – Зайдите внутрь. Я за вас позвоню.
– Моя девочка… – повторяю я, цепляясь за него. – Нельзя, нельзя было брать ее с собой. Я не могу за ней присматривать. Я даже читать разучилась – и вот потеряла ее. Она же совсем одна!
Человек берет мой телефон и спрашивает:
– Кого мне позвать?
– Маму, – говорю я со всхлипом, а сама ищу глазами Эстер.
– Алло? Кажется, здесь ваша дочь. Она очень расстроена. Говорит, что потеряла свою девочку. Да, хорошо. Одну секунду. Мэм? – Я хватаюсь за стойку. – Все в порядке, ваша дочь в безопасности. Она дома с бабушкой. Вот, поговорите с ней.
– Мама? – Я прижимаю штуку к уху. – Что я наделала?! Я потеряла Эстер! Забрала ее из дома – знала ведь, что нельзя, – а теперь она пропала. Мама, она пропала.
– Не пропала, – слышу я мамин голос. – Эстер со мной, дорогая. Миссис Харрисон, через три дома от нас, нашла ее у себя в саду. Эстер разговаривала с котом. Она здесь, с ней все в порядке. Миссис Харрисон ходила в магазин, но тебя не нашла. Ты знаешь, где ты?
– Нет, – говорю я. – Не знаю.
– Позови опять того мужчину.
Онемев от страха, я дрожащей рукой отдаю штуку владельцу магазина.
– Я сказал вашей маме, где вас искать. Не беспокойтесь, скоро она придет. Хотите чая?
Я киваю, вижу перед собой журнал в целлофане с прицепленной к нему желто-розовой пластмассовой игрушкой и беру его в руки. А потом хлопаю по карманам и понимаю, что мне нечем за него заплатить.
– Для вашей дочки? – спрашивает меня мужчина. Я молча киваю. – Ничего, берите. За мой счет. А сейчас присядьте, я принесу вам чай. Не бойтесь, скоро вы будете дома.
* * *
– Все хорошо. – Мама держит меня за руку и помогает забраться в теплую ванну. – Все хорошо.
Я прошу ее не закрывать дверь, потому что слышу, как внизу Эстер поет и разговаривает с Грэгом.
– Ничего хорошего, – отвечаю я. – Я разучилась читать ей сказки и не могу уберечь от опасности. Мама, я понятия не имела, как туда попала. Мне больше нельзя ничего доверять – даже мою девочку.
– Это я виновата. Ушла в туалет на минутку, а когда вернулась…
– Я не годовалый ребенок. А ты уже на седьмом десятке, ты не обязана проверять, не утопилась ли я в луже. Нет, мама, так не годится, ты не заслужила такой старости. Мне нужно к врачу. Нужно что-то делать. Лечь в больницу.
– Наклонись вперед.
Я обнимаю себя за колени, мама выжимает горячую воду из мочалки мне на спину и начинает мягко тереть.
– Теперь ложись.
Я неподвижно лежу, позволяя вымыть себя целиком – руки, грудь, живот, ноги.
– Мы справимся, – говорит мама. От пара у нее на щеках выступил пот.
– Я не хочу, чтобы ты из кожи вон лезла. У тебя были друзья, опера, «Дэйли мейл». Мама, ты была счастлива. Ты хорошо потрудилась, а теперь заслужила отдых. Я не хочу, чтобы ты здесь жила и думала, что я в следующий раз выкину. Не хочу быть тебе обузой, не хочу, чтобы ты купала меня, как ребенка.
Мама опускается на колени.
– Неужели ты не понимаешь? – говорит она, опустив голову. – Мне проще отрезать руку, чем вернуться домой и жить как ни в чем не бывало. Ты моя дочь, моя девочка, мое сокровище. И не важно, сколько тебе лет. Я никогда тебя не оставлю, Клэр. Я буду с тобой до последнего вздоха.
