Леди и джентльмены, мои новые друзья. Я впервые выступаю с неким подобием речи. Ибо понимаю, сколь высокое собрание явилось меня приветствовать, а потому считаю своим долгом что-то сказать. Позвольте мне начать с признания. В начале сего приключения я полагал своя существом высшим и обособленным. Мнил себя порождением камня, защищенным от бед и недоступным потрясениям. Я ничего не знал о такте, еще меньше о любви и потерях. Когда начались дебаты о моем статуса – то есть человек я или камень, – я ни секунды не сомневался в ответе. Теперь мое мнение радикально изменилось. Отныне я готов признать: перед вами лежит окаменевшая плоть, что явилась из незапамятных веков. Мистер Бут задает вопросы: кто, что и когда. Знание хранит Исток. Сам я могу лишь сказать, исходя из старого и нового опыта: у вас есть силы создать нацию. У меня есть силы творить чудеса, дабы мирить и лечить. Эта не столь уж незначительная способность представляется мне довольно необходимой. Ибо, помимо личных расстройств, я чувствую, как в муках сомнения бьется целая страна. Сия боль неотличима от той, что выкрутила кости мне самому. Я ощущаю надежду и стойкость, что весьма точно символизируется двойственностью моей внешности. Боль и надежда, я полагаю, живут отныне совместно во мне и в вас. Позвольте же поделиться с вами плодами другого моего таланта – дара предвидения, который, возможно, есть не более чем очевидная в таком долгожителе мудрость. Перед моим взором предстает город в своем новом воплощении. Я вижу невероятные башни. Пролеты мостов кружат мне голову. Миллионы вибрирующих вертикалов мечутся, как фрагменты оживших картинок. Я вижу город будущего, гордость целого континента. Гостеприимный город, населенный людьми с мягким характером и твердым желанием соединить триумф техники со смирением и благодарностью. Город, где сплавились в единый цветок концы и начала. Уходите и отдавайте себя до конца, с мыслями не столько о награде, сколько…
Джей Гулд первым изверг свой ужин на новый ковер Джорджа Халла. Следующими стали Твид, Карнеги, Вандербильт, Гарриман и Пулман, Вестингауз, Хилл и Виллард. Белмонт покрыл нагуталиненные туфли Джона Зипмайстера остатками мэнских омаров, фаршированных артишоками. Фиск сложился вдвое от желудочной колики. Огромный нос Моргана сравнялся цветом с баклажаном.
– Это что за исполин? – прокричал из дальнего конца зала новый гость. Там стоял Финеас Барнум, держа на плечах Мальчика-с-Пальчика. – На случай, если вы предпочитаете менее благоуханные чудеса, мы с Пальчиком приглашаем вас пройти через парк к саду Нибло, где вас ждет мой собственный Кардиффский исполин. Оставьте это пагубное место и пойдемте в дом радости. Всё за счет Барнума, от закусок до бренди, и мой обходительный Титан со всем уважением к человеческим желудкам.
Когда зал очистился, Чурба Ньюэлл спросил:
– Черт возьми, что это такое было?
– Барнум нас переиграл, – ответил Джордж. – Как-то ему удалось нас расплющить. Нокаут. Но как он это сделал?
– А вдруг и нет. – Чурбе очень хотелось успокоить и себя, и кузена. – Всяк еще может повернуться. Вот получат они от Бена коробки с сигарами и эти любезные записки, все еще выйдет по-нашему.
– Ты разрушил «Хумидор Халлов», – произнес Бен.
Лоретта поцеловала мужа в лоб и попросила не волноваться.
– С Джорджем или без, – сказала она – С Голиафом или с Титаном. Исполин – это всего лишь исполин, а хорошая сигара – это дым.
– Вот и я так считаю, – согласился Чурба.
…об исполнении долга. Джентльмены, вам, кажется, очень нехорошо. Я что-то не то сказал?
– Я вернулся поблагодарить вас. Неучтиво было так убегать.
– Спасибо вам, что вернулись, – сказал Джордж, как только сообразил, кто стоит в дверях.
Корнелиус Вандербильт подошел к Голиафу:
– А также извиниться перед вашим ископаемым за пошлое замечание Фиска. Этот человек дурно воспитан. Увы, в наше время даже камень не спасется от низости.
– Он же из-под земли, какая там низость, – сказал Чурба. – Хотя будь я на его месте, мне бы тоже не понравилось, если бы спустили флаг, а в трубы не дудели.
– Будем надеяться, этот большой парень лишился конца из-за эрозии, а не от удара саблей, – заметил Вандербильт.
– Этого уже никто не узнает, – ответил Джордж. – Здесь все, что было найдено. И больше никаких следов.
– Если при дальнейших раскопках недостающая часть выйдет на поверхность, позвольте мне оплатить восстановление. Это загладит любую обиду.
Бери пример с филантропа. Ты задолжал мне обломок, Джордж. Раз уж я умею колдовать, эту сироту стоит воссоединить с семейством. Мы только начали знакомиться.
– С наступающими праздниками, – сказал Вандербильт. – Теперь я должен присоединиться к своим товарищам.
– Позвольте пригласить вас в сад Нибло, – провозгласил Ф. Т. Барнум, – каковой, я уверен, станет эффектным противоядием от происшедших ранее неудобств и неприятностей. Увидите, мы настроены куда легче, чем Бут со своей театральностью. Барнум, как всем известно, посвятил свою жизнь низвержению сурового и занудного практицизма, обращающего повседневность в арестантские цепи. Относясь со всей серьезностью к моему исполину, я не знаю ничего более серьезного, нежели развлечения… Прежде чем вы познакомитесь с Титаном, позвольте напомнить, что мне приходилось наслаждаться обществом самых разных исполинов. Работа не маленькая, прошу простить за каламбур. Среди них мосье Биэн,[74] уроженец Бельгии; полковник Рут Гошен,[75] польский еврей, выросший в Аравии, как утверждал он сам, или вскормленный алабамской рабыней, как настаивали прочие. Среди них Мартин Ван Бурен Бейтс, женившийся на моей любимой Анне Хелд[76] – женщине, безусловно, исполинской внушительности. Все эти аномалии природы были представлены Америке моими стараниями, а потому я полагаю, у Барнума хватит квалификации отличить настоящего исполина от убогой копии… Через секунду вы увидите уникального представителя рода великанов, каменного колосса, который старше годами даже меня самого. При всем моем легкомыслии, друзья, я рискну внести в эту восхитительную игру серьезную ноту и признаюсь вам, что никогда ранее Барнум не был столь тронут и очарован какой-либо личностью или предметом, как я тронут и очарован сей окаменелостью – настоящим подарком от прошлого настоящему. Титан свидетельствует, говорят ученые: наша обожаемая страна, ныне вновь единая, некогда была первым садом человечества. А значит, все, кто, ступая по этой земле, сыграл в ее истории свою роль, бессмертны даже более, чем Эдвин Бут, хотя мистер Бут, учитывая все потрясения последнего времени, может категорически не согласиться… Барнум просит вас лишь об одном: познакомившись с каменным человеком, подарите ему минуту молчания. В этот миг вслушайтесь, и я уверен, вы услышите слова удивительнее и сильнее всех тех, что переносит на столь великое расстояние атлантический кабель. Из столетия мифов и легенд придут они по проводам мудрости, проложенным под океаном времени. Представление начинается!
Барнум исчез за толстым и тяжелым занавесом – много толще и тяжелее, чем у Джорджа Халла. Вместо Чурбы Ньюэлла, с его цинковым громом, избранную публику развлекал серенадой квинтет музыкантов. Занавес раздвинулся, открывая пейзаж, залитый цирконом, однако вызывающе пустынный.
Вулкан, похожий на кусок печенки, выпускал в серое фланелевое небо натуральный дым. Единственными обитателями этой доисторической местности были черные зазубренные камни.
– Давным-давно в мир, не знавший солнца, явился исполин и принес шар света… – загундосил невидимый диктор после того, как квинтет Барнума взял мрачный аккорд. – Встречайте могучего Титана, слугу Всевышнего и повелителя людей!
В костюме пастуха, волоча за собой большой оранжевый шар, появился Генерал-с-Пальчик. Он взмахнул палочкой, и шар вырос до размеров солнца, затем упал, подпрыгнул и с шипением сдулся.
Зрители зашумели, захлопали, Генерал поклонился.
– Минуточку, Генерал-с-Пальчик, – остановил его Барнум, вторгшись на сцену, – у нас в зале элита Нью-Йорка. Они пришли в твердой уверенности, что увидят исполина, а не червяка.
– Именно так, мистер Барнум, – ответил Пальчик. – Я – настоящий Кардиффский исполин, у меня сертификат Ральфа Уолдо Эмерсона, заверенный самыми выдающимися экспертами. Вы сомневаетесь в моей подлинности? Если так, помашите моей палочкой над самой выдающейся вашей частью, под которой я понимаю ваше самолюбие.
– Вы похожи на недоразумение в сорок дюймов, вам ли измерять человеческое самолюбие?
Выудив из-под мешковатого балахона измерительную ленту, Пальчик обхватил кольцом ляжку Барнума:
– Дляваших измерений этой ленты хватит.
– Вы не просто червяк, а кольчатый, – сказал Барнум. – Я требую показать нам исключительно истинного Титана, а не то поплатитесь головой.
