— Кроме того, дети Эдуарда теперь в опасности. Их убьют лишь затем, чтобы обвинить меня в этом преступлении. Я не могу допустить этого.
Френсис присмотрелся. Под глазами короля залегли тени — то ли из-за неверного света факела, то ли по вине усталости. Ричард, вероятно, и избрал эту комнату, чтобы скрыть своё состояние, и для соблюдения секретности, конечно.
— Самым простым решением было бы возвращение принцев их матери, — заметил виконт.
— И она сумеет их защитить?! Случись с юношами несчастье, Елизавета обвинит меня во всех смертных грехах, — он помолчал немного и добавил почти шёпотом: — И будет права... Я дал ей слово.
Ловелл обречённо вздохнул. Теперь Ричард озаботится ещё и безопасностью Вудвилл.
Король потянулся за чистым листом.
— Огня, — приказал Ловелл, но был остановлен резким взмахом руки и коротким:
— Мне достаточно света.
Ричард писал Вудвилл. В своём послании он предложил вдове Эдуарда покинуть убежище и вместе со старшей дочерью, тоже Елизаветой, встретиться с ним. Дик гарантировал бывшей королеве безопасность и даже обещал снять с женщины обвинение в заговоре и в похищении казны. Остальных дочерей Вудвилл он желал переселить в свою северную резиденцию, замок Шериф-Хаттон. Там незаконнорождённые принцессы жили бы на полном обеспечении, пока не выйдут замуж.
— Она будет принимать решение долго, ты же знаешь.
— Знаю, — согласился Его Величество. — Пусть. Я уже написал Маргарет в Бургундию. Она приютит Эдварда и его брата на некоторое время.
Глава 2
«...Здесь, благодарение Богу, всё хорошо, и истина прояснилась настолько, что способна противостоять злу, причинённому наветом. Теперь мы имеем доказательства неверности герцога Бэкингема. По милости Божьей, мы не будем долго страдать от козней этого человека, хотя во многом уже претерпели от его злобы...».
Канцлеру Великой Печати в Лондон
12 сентября 1483 года милостью Господа нашего король Англии
Ричард III
По прибытии в Линкольн в октябре 1483 года королю сообщили о вооружённом мятеже.
— Герцогу Бэкингемскому наскучила роль оратора или он растерял всё своё красноречие? — усмехнулся Ричард. — Ужель он решил попробовать свои силы в честном бою!
На призыв герцога откликнулись уцелевшие после разгрома путча опальные Вудвиллы и дожидавшиеся своего часа реваншисты-ланкастерцы, прибывшие из Франции на французских кораблях и с французской же армией. Вёл их новый кандидат на престол граф Ричмонд, Генрих Тюдор.
В прокламации 15 октября Ричард объявил герцога Бэкингема изменником и призвал народ объединиться в борьбе против него и его иноземных сподвижников. В том же документе король запретил вредить тем наследникам заговорщиков или родственникам повстанцев, которые останутся верными Англии и её правителю.
В результате одного только этого решения Ричард приобрёл множество сторонников из числа вынужденных последователей бунтарей. Изменники оказались в изоляции, и их одного за другим начали сдавать властям. Восстание резко пошло на убыль.
Авторитет Его Величества был слишком силён. Англичане не желали признавать над собой владычества французского ставленника, как сопротивлялись и возвращению ненавистного им семейства Вудвиллов. Лишь на периферии — Гилдфорде, Солсбери, Мейдстоуне, Ньюбери, Уилтшире, Эксетере и Рочестере — заговорщикам удалось найти поддержку.
* * *Ветер ломал ветви. Дожди размыли дороги. Окружающие, посмеиваясь, начали величать непогоду бурей имени Бэкингема.
— Счастливцы, — огрызался герцог, — у них остались силы шутить!
Для Генри восстание превратилось в череду неурядиц. Он искренне удивлялся, как раньше ему удавалось водить войска и даже одерживать победы. Новобранцы, прибывшие из принадлежащих ему областей, прослышав о прокламации Ричарда III, разбежались по своим городам. Герцог остался с наёмниками, но и их потерял во время марша по Уэльсу, столкнувшись с численно превышающими силами ополченцев.
В отчаянии Бэкингем решил бежать во Францию. Но против герцога будто восстало само небо.
Генри, хмурясь, выслушал заверения капитана о том, что в такую погоду покидать Англию — чистое безумие. Глянул на скрипучую мачту — почему она издаёт столь неприятные звуки, только ли из-за шквального ветра? — порылся в карманах, выуживая монету. И усмехнувшись — удача любит тех, кто смеётся, — подбросил её в воздух.
Серебряный кругляш сверкнул несколько раз, будто посмеиваясь. Монета упала на ребро, протиснулась в щель между досок и канула где-то в трюме корабля. Бэкингем выругался, посмотрел на серое небо и решился. В конце концов, безумцем он станет, если задержится в Англии!
Генри поискал взглядом Мортона, но епископа словно за борт смыло. Выругавшись снова, герцог приказал держать курс на Францию.
* * *Бурю следовало величать не его именем, а Глостера, времён, когда тот ещё не надел корону. Упорству, с каким волны и ветер противостояли кораблю, можно было лишь позавидовать. Генри то отсиживался в каюте, то не выдерживал неизвестности и поднимался на палубу. Последнее и спасло ему жизнь.
Сзади послышался треск, а затем и вопли. Бэкингем обернулся. В этот момент корабль резко качнуло. Герцог попытался ухватиться хоть за что-нибудь, но вместо надёжного каната пальцы ощутили пустоту. Его немилосердно швырнуло в одну сторону, затем — в другую. В грудь ударило холодное и солёное. Вода хлынула через открытый в беззвучном крике рот.
Очнулся он на берегу и долго всматривался в по-прежнему серое небо.
«Жив!» — некоторое время это оставалось единственной мыслью. Мокрая одежда липла к коже. Он замёрз и уже не чувствовал ни рук, ни ног. Но, Господи, просто дышать оказалось таким немыслимым наслаждением. Никакое богатство, власть и все короны мира не стоили этого священного дара.
Потом он сел. Встал. Поморщился от пронзительного ветра. И счастливо рассмеялся. Бэкингем не получил даже царапины. Видимо, удача всё ещё оставалась на его стороне!
Следовало сменить одежду, но кроме нищенского рубища герцог не нашёл ничего.
«Значит, надену рубище, — решил Генри. — Это даже хорошо. Никто не узнает».
И принялся спешно раздеваться, размышляя о том, куда направится.
Его знали многие, причём не только знатные лорды. Слишком часто он вещал перед низшими сословиями, вначале добиваясь поддержки Ричарда, а затем обвиняя оного в самых тяжких грехах. Его Величество... Генри скрипнул зубами. Король простил бы предательство и измену, но не ложь... Не такую клевету.
Руководствуясь этими мыслями, Бэкингем добрался до порта и попытался проникнуть на корабль, отправляющийся к берегам Франции. Ему почти удалось спрятаться в трюме.
— Эй, а ты кто такой?! — раздался тонкий, ещё не до конца окрепший голос.
Генри неприязненно оглядел мальчишку. Лет двенадцать, если не меньше. Корабельный крысеныш, и ещё смеет указывать.
— Да как ты смеешь! — хватило одного несильного удара, чтобы показать наглецу его место.
Мальчишка смешно взмахнул руками, словно пытаясь взлететь, и сел на палубу. Глаза у него оказались огромными и очень светлыми, в тон небу. Он захлопал ресницами, всё ещё не понимая, как какой-то оборванец мог ударить его. Тыльной стороной кисти отёр кровь из разбитой губы.
Генри и сам забыл, в каком виде пробирался на корабль. В какой-то момент герцог вытеснил из сознания попрошайку в грязном рубище. А ведь, не ударь он мальчишку, наверняка смог бы договориться с капитаном. Но осознал Бэкингем истинное положение вещей, когда плечи ему сдавили и пинками вытолкали обратно на берег.
— Убирайся и не появляйся здесь впредь! доносилось вслед.
— Может, провидению не угодно, чтобы я добрался до континента? — вслух посетовал Генри.
Он вздохнул, стиснул зубы и поковылял по холодной и мокрой дороге в сторону Шропшира. Там герцог, окончательно продрогший и обессиленный, постучался в дом своего бывшего слуги.
Дверь отворила молодая девица. Слишком тощая на вкус Бэкингема. Удлинённый нос, тонкие почти бесцветные губы. Взгляд тёмных глаз колючий. Раньше он на такую и не посмотрел бы, но в нынешней ситуации не приходилось выбирать.
— Позови хозяина дома, и немедленно, — приказал он.
Девица открыла рот, но кто-то притаившийся за дверью велел ей впустить нежданного гостя. Наверняка узнал Бэкингема по голосу.
Слуга удивился, узрев герцога в подобном виде. Однако ничего не сказал и с расспросами лезть повременил, что было особенно кстати. Спустя несколько минут Генри препроводили в чистую, светлую, а главное, тёплую комнату. Принесли нормальную одежду, еды, пива и оставили в покое.
