— Г...господин регент... — выдавил, наконец, несчастный Томас. — Молю вас о снисхождении!
«Только бухнись на колени, и ни в какой Линкольн вы не поедите», — зло подумал Дик.
— Молчите! — приказал Глостер. — Смертная казнь заменена церковным покаянием. По завершении оного убирайтесь из столицы и никогда не возвращайтесь впредь. Оба! — прикрикнул Ричард и вышел.
Жарким июльским днём в одной лёгкой накидке с зажжённой свечой в руке Джейн Шор ходила по улицам Лондона. Она стучалась в каждый дом и просила у жителей города прощения. По завершении покаяния она вышла замуж за Томаса Лайнома, но вскоре осталась без средств к существованию и умерла в нищете. Подвыпившие горожане вскоре начали видеть её призрак в проулках и плохо освещённых улочках.
* * * — Королевский совет полностью одобряет действия регента по разоблачению заговорщиков и благодарен ему за справедливость и проявленное милосердие, — Дик слегка поморщился, но председатель совета, явившийся к нему с хвалебной речью, этого не заметил и продолжил: — Неслыханная милость — предоставлять защитников для государственных преступников!
При предыдущем правителе, Эдуарде IV, этого права был лишён даже родной брат короля, герцог Кларенс.
— Передайте совету, — Ричард устало провёл рукой по глазам, — я благодарю лучших людей королевства за их поддержку и радение на благо Англии.
Председатель поклонился.
— У вас всё?
— Вдовствующая королева, — напомнил тот.
— С ней что-то не так? — Ричард усмехнулся.
— Её Величество продолжает скрываться в Вестминстерском аббатстве. Срок убежища в Святилище для преступников любых рангов строго ограничен и по английским законам не должен превышать двух месяцев. Он истекает.
Глостер неопределённо повёл плечом. В отношении украденной казны всё обстояло благополучно. Для Эдварда изготовили новые королевские регалии. В них юноша позировал художникам. К коронации давно подготовились. Да и дела в королевстве шли относительно гладко.
— Елизавета Вудвилл всё ещё удерживает младшего брата престолонаследника. И большая королевская печать находится в Вестминстерском аббатстве, — обозначил насущную проблему председатель совета. — Из-за этого коронацию уже несколько раз приходилось переносить.
— Какие мелочи, право слово! — Бэкингем появился незаметно и шумно одновременно. Дик не сомневался, герцог слышал всё сказанное. — Это просто, как день ясен. Пусть большую королевскую печать вынесет младший брат короля. Поскольку ребёнок чист перед законом, ему не нужно убежище. Королева обязана отпустить его. Её Величеству также надо бы присутствовать на коронации, но... — герцог развёл руками.
Генри в последнее время казался слишком довольным. Ричарда это несколько беспокоило. Именно так родич выглядел, когда влипал в какую-нибудь авантюру. Краем глаза Глостер отыскал ещё одного слушателя. Френсис Ловелл вошёл так же тихо, как и Бэкингем, но обнаруживать своё присутствие не спешил.
— Я рекомендовал бы совету составить делегацию в аббатство, — сказал Ричард. — Полагаю, архиепископ Кентерберийский справится с этой миссией, как никто другой. Комендантом Тауэра я назначил сэра Роберта Брекенбери, человека порядочного и знающего своё дело. Он будет следить за безопасностью принцев. На Её Величество это произведёт необходимое впечатление. Передайте ей также... — он мгновение помедлил, но всё же договорил: — Я даю слово заботиться о сыновьях Эдуарда и отвечаю собственной жизнью и честью за их жизнь.
Председатель снова поклонился и вышел.
— Герцог, — Дик смерил родича взглядом. — Вам точно нечего мне сообщить?
Бэкингем широко улыбнулся и покачал головой.
— Ричард, признаюсь, — начал он. — Вам корона пошла бы сильнее, нежели сыну Эдуарда, который, к слову, на него совершенно непохож.
— Я не хотел бы этого, — резко ответил Глостер.
— Вам могут не оставить выбора, — сощурился Бэкингем и откланялся.
Ричард, чуть надавливая, провёл ладонями по векам. После бессонной ночи глаза болели, а смотреть на белое или серебряное было больно.
— Герцог может оказаться прав, — Френсис дождался, когда за Бэкингемом закрылась дверь, и лишь затем вступил в разговор. — Лондон кишит слухами. Наследников Эдуарда IV ныне не называет бастардами только ленивый.
— Ричарду Львиное Сердце не суждено было править. Ричарда II также не ждало ничего хорошего.
— Ты всё ещё верен суевериям и предрассудкам? — Ловелл покачал головой. — Друг мой, тебе давно не двенадцать.
— Я верен себе, — вздохнул Ричард. — Я надену корону лишь в том случае, если выхода действительно не будет.
Ловелл прошёл к окну. На некоторое время между ними распласталась тишина.
— Хотел тебя повеселить, а только и делаю, что вгоняю в тоску, — посетовал Френсис.
— О чём же ты принёс мне вести? — Ричард встал и с наслаждением потянулся.
— О человеке божьем, — Ловелл рассмеялся. — Это произошло ночью. Когда тьма сковывает улицы Лондона и выгоняет из домов всякую ночную тварь, — начал он приглушённым голосом. — В самый глухой час, задолго до рассвета, двери Вестминстерского аббатства отворились и затворились вновь, явив светскому миру одинокого монаха. Свидетелем тому могло быть всего несколько кошек и мой человек.
— Вот как... — Дик усмехнулся. — Её Величество?
— Вряд ли. Бежать во Францию без пары-тройки сундуков королеве не позволило бы то, что заменяет ей совесть и всяческий стыд. Нет, вовсе не она оказалась первой крысой, покинувшей тонувший корабль.
— Кто же оказался не столь алчным?
— Её сын. Маркиз Дорсет раздел какого-то монаха и под прикрытием его одежд и ночи сбежал так споро, как только смог. Задержать его не успели.
— Людовик XI ещё намучается с Вудвиллами, — предрёк Ричард.
Но Френсис шутку не поддержал. Несмотря на видимое спокойствие, друг казался встревоженным чем-то.
— Дорсет стремится в Бретань под покровительство дяди-адмирала.
— Пусть.
— А дядюшка вот уже некоторое время прикармливает некоего Хенриха, зовущегося Тьюдором, — Ловелл нахмурился. — Молодой человек истово утверждает, будто имеет некоторое право на английский престол.
Ричард свёл брови. Он ощутил смутное беспокойство, но решил не придавать ему значения:
— Он никто, бастард из бастардов.
— Важно не то, какая кровь течёт в его жилах, а то, что находятся люди, готовые пойти за ним уже сейчас, — заметил виконт.
— Даже если этот Хенрих окажется достаточно прытким для убеждения Вудвиллов и присвоения себе украденной части казны. Даже если он всерьёз займётся набором наёмнической армии. Это случится не скоро. Французский выскочка подождёт. Англия и коронация много важнее.
Френсис кивнул и поклонился. От Ричарда не укрылась его неуверенность, но возражать друг не стал:
— Как скажешь.
Глава 12
22 июня брат мэра Лондона монах Ральф Шоу начал службу проповедью «Ветви бастардов не должны пускать корни». По завершении он объявил Ричарда, герцога Глостера, истинным наследником трона.
Придворные, и без того шушукавшиеся по углам, снова вспомнили о признании герцогини Йоркской, утверждавшей о рождении Эдуарда от неизвестного лучника.
Ричард постарался тут же пресечь эти слухи. Они задевали честь его семьи. К тому же регент теперь жил в Бейнардском замке — доме матери. Той и так приходилось нелегко. Увы, подобно лесному пожару, сплетни лишь сильнее завладевали умами людей.
Уже на следующий день после проповеди Ральфа Шоу с обличительной речью в адрес покойного монарха выступил Роберт Стилингтон. Член королевского совета, епископ Батский и Уэльский, являвшийся при Эдуарде IV лордом-канцлером и хранителем государственной печати, во всеуслышание объявил, что на момент женитьбы на Елизавете Вудвилл покойный король уже был женат.
Леди Элеонора Батлер, дочь Джона Талбота графа Шрусбери, родила королю двух дочерей. Сам факт этого делал брак Эдуарда с Елизаветой недействительным для церкви. Одновременно с этим открылся и другой побочный брак покойного короля — с некоей Елизаветой Уайт, леди Люси, родившей четырёх детей.
Припомнили и о совершенно официальном, многократно утверждённом множеством свидетелей и посредников брачном договоре Эдуарда IV с принцессой Боной Савойской — свояченицей Людовика XI. Его скрепили и подписали, остальное же не имело значения.
— Я чувствую себя лисом, обложенным охотниками со всех сторон, — признавался Дик.
— Скорее уж вепрем, — отвечал Ловелл.
Френсису не нравилось происходящее. Насколько Ричард знал друга, тот весьма неуютно ощущал себя в ситуациях, на которые не удавалось повлиять. А в создавшемся положении получалось лишь ждать. Развязка наступила бы так или иначе.
