— Слушай команду, — крикнул Мидберри. — Левое плечо вперед… марш!
Уэйт, шедший головным правофланговой колонны, сделал правой ногой еще один шаг, затем полушагами начал разворот, соразмеряя свой темп с темпом того, кто заходил левым флангом.
«Вот так и надо, — поймал он себя на мысли. — Ничего ведь особенного, а все получается хорошо. Не спал на ходу, вовремя услышал команду, четко ее исполнил. Вот все и в порядке. Только будь внимательным. Делай вовремя, что приказано и как приказано, ничего больше».
Взвод подошел к железным ступенькам у входа в казарму, и Мидберри скомандовал остановиться. Затем по команде солдаты, перестраиваясь в колонну по одному, побежали домой. В кубрике горел полный свет. Посредине прохода стоял сержант Магвайр, а вокруг него беспорядочными кучами валялись солдатские мешки. Все они были раскрыты, вещи, вытащенные наружу, валялись как попало — в проходе, под койками, между кроватями. Вдоль среднего прохода стояли десятки открытых рундуков. Полный хаос царил и на койках — постели были сброшены на пол, одеяла и простыни перепутаны, наволочки сорваны с подушек.
Вошедший вслед за взводом Мидберри остолбенело уставился на эту разруху. Затем, спохватившись, приказал солдатам встать у коек, а сам, медленно перелезая через груды валявшихся вещей, подошел к Магвайру. Он глядел на спокойно повисшие вдоль тела руки штаб-сержанта и лихорадочно думал, что же еще взбрело в больную голову этого человека. Может быть, он действительно сошел с ума? Что же тогда следует делать? Как поступить? И если дело дойдет до схватки, если придется связать сумасшедшего, может ли он рассчитывать на кого-либо из новобранцев? Вряд ли, решил он. Надо действовать самостоятельно.
— Это что же стряслось тут у нас? — Мидберри попытался даже изобразить на лице что-то наподобие улыбки. — Бандиты побывали, что ли?
— Ты чертовски прав, будь я трижды проклят. Да только теперь уж он от меня не уйдет. Найду ворюгу во что бы то ни стало…
— Что же пропало? И у кого?
— Часы. Мои часы. Собственные, вот что!
«Бог ты мой, — внутренне содрогнулся Мидберри. — Этого еще нам не хватало. О господи!»
— А не могли вы их где-нибудь оставить? Забыть? Вы уверены, что их украли? И что именно здесь, в казарме?
— Заткнись, сержант. Ишь ты, забыл! Как Вуд свои доллары в тот раз. Так, что ли?
Магвайр резко повернулся к застывшему в молчаливом ожидании взводу:
— Сегодня днем, — крикнул он, — какая-то сволочь унесла из сержантской мои часы. Хотел бы я знать, черви поганые, кто же это из вас осмелился? Кто? — он рявкнул так, что солдаты вздрогнули.
Взвод стоял молча, новобранцы застыли, глядя куда-то поверх головы сержанта, в кубрике повисла зловещая тишина. Мидберри лихорадочно прикидывал, что же теперь будет, как утрясти это дело, как удержать своего старшего от повторения ужасов той ночи. Он тихонько дотронулся до плеча Магвайра:
— Я хотел бы…
— Сержант Мидберри, — спокойно, даже не повернув головы, приказал Магвайр. — В сержантской на столе лежат бланки заявок. На обмундирование и всякое имущество для выпуска. Прошу вас немедленно заняться этим.
— Их же можно сделать и потом. Завтра утром…
— Штаб приказал представить заявки немедленно. И я обещал, что вы сделаете это, как только прибудете. Прошу заняться!
Мидберри был уверен, что откажись он, и Магвайр не стал бы напирать. У него ведь и без того забот хватает. Тем не менее он решил промолчать — начни он сейчас спор, и тогда уж им с Магвайром никогда не найти общего языка. Так что лучше уж сегодня проглотить обиду, чтобы потом действовать наверняка.
— О'кей, — только и ответил он, выходя из кубрика.
Магвайр стоял в самом центре прохода — как раз под затянутой металлической сеткой большой лампой…
— Так вот, черви, — снова заговорил он, на этот раз вполне спокойно. — У кого-то из вас, видать, очень уж ловкие ручки. Тот раз ему сошло, он и решил, что теперь, мол, все в порядке. Можно работать. Так нет же! На этот раз ему крышка. Землю разрою, в гроб вас всех вгоню, но вора, подлюгу, разыщу. Так и знайте, скоты вонючие. На носу зарубите! А ворюга проклятый — вдвойне!
«Спокойно. Спокойно, — повторял про себя Уэйт. — Только не волнуйся, не принимай близко к сердцу. Тебя ведь это не касается. Осталось меньше двух недель. Одиннадцать дней. Только и всего. Спокойно».
Усилием воли он пытался подавить закипавшее в груди странное чувство — что-то вроде смеси страха и ненависти. Он просто должен не реагировать, не обращать внимания. Пусть будет, что будет, его это не касается. Часов он не брал, так что, какое ему до всего этого дело. И что бы ни устроил Магвайр, на что бы ни решился, он выдержит. Должен выдержать. Вытерпят ли другие — Хорек, Купер, Адамчик — это еще вопрос. Но ему до них нет никакого дела. Пусть сами волнуются. Он же отвечает только за себя, и он должен выдержать.
— Я уже без вас прочесал здесь все, что можно, — прохаживаясь вдоль рядов, чеканил Магвайр, постукивая стеком. — Часов тут нет. Стало быть, этот ловкач или успел их уже сплавить на сторону, или же держит при себе. Так вот слушайте приказ, скоты: всем левой рукой расстегнуть подсумок. Только левой, ясно? — Он внимательно смотрел, как солдаты выполняют команду. Даже весь вперед подался, как собака на стойке. — А теперь… смирно! Руки но швам и не шевелись! Пусть только какая-нибудь сволочь шелохнется! Убью на месте! Ясненько?
— Так точно, сэр! — хрипло ответили шесть десятков глоток.
Магвайр подошел к первому солдату и начал тщательно просматривать содержимое подсумка. Затем заставил парня вывернуть карманы рабочей куртки и штанов, а потом спустить до полу штаны и трусы. Ничего не найдя, перешел к следующему, повторил всю операцию.
В подсумке четвертого солдата оказались два шоколадных батончика «Млечный путь». Сержант высоко поднял находку над головой, демонстрируя ее всему взводу.
— Жратву таскает, паскуда, — крикнул он с явным возмущением. — Выходит ты, Шапиро, за столом никак нажраться не можешь. Добавку с собой таскаешь. Чтоб брюхо ублажать. Так, что ли?
— Так точно, сэр!
— Мы тут стараемся с тебя лишний жир согнать, посадили твою раскормленную задницу на диету, а ты, мразь, в лавочку тайком мотаешься, жратву подкупаешь. Сладенького, вишь, захотелось. А?
— Так точно, сэр!
Магвайр с силой ткнул батончиком солдату в нос.
— Ну, так и жри, скотина, раз захотелось. Здесь жри, на месте!
Солдат трясущимися руками взял батончик, начал разрывать обертку. Кулак сержанта мелькнул в воздухе, удар пришелся прямо в ухо. Шапиро охнул, лицо его искривилось от боли.
— Чего развертываешь! С бумагой жри, подонок. Как есть, так и жри. Чтоб сытнее было! Раз такой голодный!
Шапиро откусил, разрывая зубами пропитанную парафином плотную обертку, долго с трудом жевал, пытаясь проглотить, но все никак не мог. Несколько раз казалось, что его вот-вот вырвет, но Магвайр стоял над ним с кулаком, и в конце концов солдат проглотил.
Не поворачивая головы, Адамчик искоса наблюдал за этой отвратительной сценой. Его трясло от страха с той самой минуты, как Магвайр объявил об обыске. И хотя он знал, что не брал часов, от этого вовсе не было легче. Ведь расплата все равно падет на головы всего взвода, страдать придется и правым, и виноватым. Выдержит ли он еще одно испытание, хватит ли сил вынести всю муку с начала и до конца? Он чувствовал, что начинает дрожать все сильнее и сильнее, пытался как можно плотнее сжать колени, что есть мочи прижимал руки к бедрам, но дрожь не проходила, и он со страхом ждал, что вот-вот, как в тот первый день, снова грохнется в обморок. Он даже дыхание задерживал, чтобы преодолеть накатывающуюся тошноту, делал глубокие вдохи и выдохи, но все без пользы.
Больше всего он боялся, что Магвайр опять отыщет его четки. Не глядя в ту сторону, он почти физически ощущал их свернутыми в клубочек («Как змея», — неожиданно подумал он) во втором слева кармашке подсумка. И, наблюдая за тем, как Магвайр издевается над Шапиро, все время пытался представить, что же ожидает его, какие наказания, издевательства, а быть может, даже пытки уготованы ему, что придумает этот садист, когда увидит ненавистные ему четки. И надо же было сунуть их в подсумок. Сержанты не раз предупреждали, что в подсумок ничего нельзя класть, кроме пустых обойм. «Ну какой же я идиот, прости господи! — думал Адамчик. — Сколько меня надо учить, бить, мучить, чтобы заставить хоть немного соображать. Хотя бы уж не повторять раз за разом старые ошибки».
И в то же время в глубине сознания какой-то голос нашептывал ему о святых мучениках, страдавших и умиравших за свою веру, за все то, что было им дорого. «Да только они ведь не таскали четки в подсумках, — отвечал сам себе Адамчик. — И не служили под командой этого сумасшедшего маньяка».
Неприятные звуки прервали его мучительные раздумья. Шапиро рвало. Он кашлял, хрипел, стонал, конвульсии сотрясали плечи, грязные потоки текли по груди в животу. Колени Адамчика едва не подкосились, все поплыло перед глазами. Стараясь сдержаться, он уставился невидящим взором в большое белое пятно на противоположной стене, а в ушах звенело от звуков пощечин, сыпавшихся на беднягу Шапиро. Весь трясясь от страха, Адамчик молил бога, чтобы тот помог ему устоять.
