В византийских источниках часто смешиваются склавины, анты и гунны. Гунны первоначально отошли к исходным районам, прежде всего к Меотиде. Там их и позднее они упоминают, перенося на вновь появляющиеся здесь тюркские племена название «гуннских». Вместе с тем гунны в VI в. неоднократно проявляют себя и на Дунае, причем обычно здесь они выступают вместе со славянами. Сами авары обычно рассматриваются как ветвь гуннов. В этой связи заслуживает внимания тот факт, что по антропологическим данным монголоидный компонент среди авар крайне незначителен (хотя проявляется именно в социальной верхушке). Он, по существу, не выше, чем у сарматов — племен иранской языковой ветви[576].
Уже при отходе гуннов к Меотиде с ними неизбежно должен был оказаться славянский элемент. В дальнейшем удельный вес этого компонента неизбежно повышался вследствие общего широкого движения славян на юг и совместных выступлений славянских и гуннских племен по границам Империи. Д.И. Иловайский, доказывавший в свое время славянство болгар, был, конечно, не прав[577]. Но быстрая ассимиляция болгар славянами была, несомненно, подготовлена теми контактами, которые «гуннские» и тюркоязычные племена имели со славянами еще в Меотиде и в других районах Причерноморья на пути к Дунаю.
В V–VI вв. на больших пространствах от Прута до Дона, несомненно, появляется новое население. В отдельных районах происходит полная его смена: заселяются территории, покинутые в конце IV столетия. Полная смена населения по антропологическим данным прослеживается в междуречье Прута и Днестра, причем позднейшее славянское население отличается от предшествующего Черняховского и по своему внешнему облику[578]. Именно бесспорный факт смены населения на значительной части прежней Черняховской территории служит обычно основанием для ограничения славянских древностей временем начиная с VI в. Это с особенной четкостью отразилось в работах И.И. Ляпушкина и, может быть, в еще большей степени в публикациях М.И. Артамонова. Но даже и П.Н. Третьяков, уверенно признававший славянской зарубинецкую культуру, отказался признать какие-либо славянские элементы в культуре черняховцев. Он, в частности, решительно возразил против тезиса о «варваризации» провинциальных культур в эпоху великого переселения народов, с которым в свое время выступил В.П. Петров[579]. По мнению П.Н. Третьякова, «культуру населения Среднего Поднепровья третьей четверти I тыс. н. э. ни в коей мере нельзя рассматривать как результат «варваризации» Черняховской культуры. Если бы такое явление действительно имело место, в новой культуре в той или иной форме неизбежно сказывались бы пережитки прошлого. Культура VI–VII вв. в Среднем Поднепровье не имела никаких Черняховских пережитков». Автор полагает, что «все ее слагаемые — расположение и облик селений, такой важный элемент культуры, как жилище, характер и формы керамики, погребальная обрядность — это отнюдь не результат «варваризации» Черняховской культуры, а совершенно чуждые ей особенности. В отличие от Черняховской культуры новой культуре была свойственна значительная самобытность, свидетельствующая о том, что она сложилась далеко за пределами римского мира, вне контактов с ним. В Среднее Поднепровье эта культура несомненно была привнесена извне. Сюда пришли новые племена»[580].
Концепция П.Н. Третьякова в целом сводится к мысли о «возвращении» зарубинцев: оттесненные в свое время черняховцами на север, они возвращаются в Среднее Поднепровье после падения Черняховской культуры. У автора безусловно имеются определенные основания для выдвижения и обоснования такой схемы. Но его концепция встречает и мотивированные возражения: среднеднепровская культура имеет ряд особенностей, отличающих ее от современных ей верхнеднепровских[581].
В послечерняховское время на территории от Днестра до Дона складывается ряд локальных культур, более или менее значительно отличающихся друг от друга. Выделяют, в частности: Среднее Поднепровье, бассейн Южного Буга, Восточную Волынь, Западную Волынь и Верхнее Поднестровье, Левобережье Днепра[582]. Принципиальное значение имеет прежде всего сопоставление культур типа Корчак и той, что в литературе иногда связывается с «древностями антов».
Русские летописцы XI в., рисуя картину расселения славянских племен в IX–X вв., называют в Среднем Поднепровье полян, северян и уличей, а западнее их древлян, волынян (или бужан, или дулебов) и в некоторых записях хорватов. Поднестровье в IX–X вв. занимали тиверцы, куда позднее переместились и уличи. В настоящее время многие археологи отмечают консервативность, или устойчивость традиции на протяжении VI–IX вв., в результате чего представляется возможным использование ретроспективного метода в этих хронологических пределах. Далее, однако, наблюдается перерыв в традиции, который пока убедительного истолкования не получил.
Одной из заметных культур Правобережной Украины является круг древностей типа Корчак, относящихся к VI–VII вв. Основная зона древностей совпадает с территорией древлян. Она располагается на запад от Днепра (ниже устья Припяти), на юг от Припяти до верховьев Тетерева и Днестра. На западе памятники типа Корчак смыкались с областями распространения памятников пражского типа в Польше и Чехословакии. Как отметила И.П. Русанова, «памятники типа Корчак близки древностям пражского типа, известным на землях западных славян… и могут быть объединены с ними в одну археологическую культуру»[583]. Позднее на базе этой культуры развивается культура типа Луки Райковецкой (VIII–IX вв.), с которой на Левобережье Днепра сближаются памятники роменско-боршевской культуры.
Картина своеобразной экспансии племен — носителей культуры типа Корчак — подтверждается и антропологическими данными. Антропологический облик носителей непосредственно этой культуры не может быть выявлен, поскольку у славян устойчиво сохранялось трупосожжение. Но ретроспективный метод и в данном случае может быть достаточно надежным. Как только переход славян к трупоположению дал антропологам необходимый материал, они зафиксировали на территории Украины преобладание древлянского типа, причем и современное население Украины в основном может возводиться к древлянам, как численно преобладающему населению[584].
Специалисты как будто не пытаются определить, откуда начинается распространение племен, носителей культуры типа Корчак или пражского типа. Но вопрос может быть поставлен и в другой плоскости: распространяются ли они из одного центра, или на этой территории в V–VI вв. происходили одинаковые процессы и возникали, хотя бы временные, культурные контакты. VI в. — это время бурной славянской экспансии, причем осуществляется она из зоны культуры пражского типа, т. е. из полосы от Одера до Днепра. Отсюда славяне выходят к Балтийскому морю, занимая опустевшие после ухода венето-германских (и отчасти, может быть, славяноязычных же) племен поморские территории и острова. Отсюда славяне проходят далее на запад, достигая Британии. Отсюда они вторгаются в задунайские области и на Балканы. Однако нигде на этой территории не просматриваются четкие нити, ведущие к периоду до великого переселения. И та же пшеворская культура, которая как будто целиком лежит в зоне массового исхода славян, исчезает значительно раньше, еще в V столетии. Очевидно, в V в. произошел не просто отлив населения с территории, занятой этой культурой, а проявились какие-то внутренние процессы, в результате которых существенно изменился весь этнокультурный и социальный облик обширной территории. Практически это могло значить, например, свержение какого-то постороннего господства и освобождение ранее зависимых местных племен.
Следует заметить, что будучи однородной в археологическом отношении, культура пражского типа включала население разного антропологического облика. Правда, судить об антропологическом составе этого населения можно только по более поздним материалам (когда совершится переход к трупоположениям). Но поскольку во второй половине I тыс. н. э. в эту область не было значительных миграций извне, ретроспективная оценка положения в VI–VII вв. может быть достаточно надежной. Антропологи единодушно отмечают различия в облике западных и восточных славян. Славяне на территории Богемии, например, очень близки предшествовавшему им здесь кельтскому населению. Древлянская группа оказывается отличной от других славян и по антропологическим признакам. Их выделяет, в частности, наивысшая среди славян величина скулового диаметра[585]. При этом показательно, что на самой древлянской территории эти признаки проявляются наиболее четко только в курганах с погребениями на горизонте, которые и являются собственно древлянскими. Другой облик представляют и близкие археологически северные соседи древлян — дреговичи[586]. Зато тиверцев и уличей по антропологическим данным можно связывать с древлянской экспансией на юг: ни к какому другому славянскому племени они не стоят так близко[587]. Тиверцы и уличи, видимо, сохранили исходный древлянский антропологический тип потому, что заняли опустевшую территорию, где им практически не с кем было и смешиваться. В процессе продвижения древлян на левобережье Днепра такая возможность исключалась. Здесь славяне ассимилировали весьма многочисленное дославянское население, что не могло не сказаться и на их антропологическом облике.
