— О, Леха, привет!
Из размышлений меня вырвал чей-то знакомый голос. Я очнулся и огляделся. Пока я размышлял над словами Сидора Кузьмича и прикидывал, как их расценивать и к чему прикладывать, так сказать, мы с мичманом дошли до опорного пункта. Возле него толпились знакомые и незнакомые парни. Видимо, такие же студенты-спасатели, как и я.
— Здорово, — кинул я приветствие на толпу, подходя ближе.
— Ну, что, ты как? Куда пропал?
Опять Игорёк. Что-то слишком часто мы с ним стали пересекаться. Надо бы справки о нём навести у Женьки, кто такой, о чем думает, чем дышит. Не нравится он мне. Ох, как не нравится. А после той истории на танцах так и вовсе вызывает непреодолимое желание зарядить в морду. Оно, конечно, не пойман — не вор. Но на разговор-то меня именно он с танцплощадки вызвал. Значит, по любому был в курсе, что и кто меня за забором ждет.
— Сам как? — сделав вид, что не заметил протянутую мне ладонь, задал я встречный вопрос.
— Да я что, я нормально, — Игорек торопливо отдернул руку и покосился по сторонам: заметил или нет кто-нибудь конфуз.
Я подошел ближе, поздоровался за руку с теми, кто окликнул по имени и постарался не отсвечивать. Судя по всему, из всей толпы лично знаком только с троими, остальных либо в первый раз вижу, либо пересекались, но незнакомы. Парни галдели, перекидывались шутками, вспоминали последний рейд. Я прислушался, пытаясь понять, участвовал я в нём или нет. По всему выходило — не был. Ну, и хорошо. А то спросят что, а я не знаю.
— О, пацаны, новый анекдот про нудистов хотите? — раздался знакомый голос.
— Давай, Фима, заряжай, — раздался нестройный хор голосов.
Рослый паренек с копной темных волос, чуть крупноватой нижней губой и смешным голосом, выступил чуть вперед и принялся травить байки. На студента он не тянул по возрасту. Но ребята его хорошо знали, и видно было, что Фима — душа компании и балагур. Анекдоты он травил не только душено, но и артистично. Наш хохот уже давно превратился в нескончаемый гогот.
— Приходит мужик на нудистский пляж, а у него и спрашивают: «Почему вы, передовик производства, примерный муж и семьянин, стали нудистом? А мужик и отвечает: «Одежду у меня украли».
Анекдоты сыпались из Фимы как из рога изобилия. Я ржал вместе со всеми и пытался понять: откуда мне знакомо лицо парня и его голос?
— Шафрин, кончай байки травить! — незлобно прикрикнул Сидор Кузьмич, появляясь на крыльце опорного пункта.
«Ну, нифига себе! — я аж присвистнул от удивления. — Ефим Шафрин собственной персоной? Интересно, что он тут делает, в нашей провинции? Да еще и с нами в рейд!» В своем столетие я одно время с удовольствием слушал эстрадных юмористов-сатириков. Самыми любимыми были два Михаила — Евдокимов и Задорнов. Но и Шафрина с удовольствием слушал, был такой период.
Потом, правда он куда-то исчез с эстрады. Потом погиб Евдокимов, и только Задорнов продолжал радовать своими байками. Его-то я и смотрел и слушал иногда, больше никого. Старички-задротнички с теплоходика Арины Дуровицкой меня как-то не впечатляли.
А тут, надо же, стоило попасть в семьдесят восьмой, чтобы вживую послушать начинающего свой сатирический путь Шафрина!
— Принято, Кузьмич, последний! — крикнул Фима и завершил свое выступление. — Приезжает семья Вовочки отдыхать на море, приходит на нудистский пляж. Вокруг лежит, ходит, купается толпа голого народа. Вовочка посмотрел-посмотрел, да и спрашивает у мамы: «Мама, мама! Смотри, какая тетя во-о-от с т-а-а-а-кими сисями!» Мама шикает: «Вовочка! Не подходи к этой тете! Чем больше у тети сиси, тем она дурнее!» Вовочка замолчал. Через пару минут снова дергает маму и кричит: «Мама, мама! Смотри, какой дядя! У него вот т-а-а-а-кая пися!» Мама оглядывается, краснеет и говорит Вовочке: «Вовочка! Не подходи к этому дяде! Чем больше у дядей пися, тем дядя глупее!» Вовочка убегает купаться, а через пять минут прибегает к маме и радостно вопит: «Мама, мама! Там наш папа с т-а-а-а-кой дурной тетей разговаривает! И чем дольше он с ней разговаривает, тем глупее и глупее он становится!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хохот разорвал полуденную тишину. Мы рыдали от смеха, согнувшись пополам. Даже Кузьмич не выдержал и заржал. Фима же с довольной физиономией стоял в центре и счастливо щурился, поглядывая на нас.
— Ну, все, кони, наржались, пора и честь знать, — махнул рукой Сидор Кузьмич, привлекая наше внимание.
На крыльцо вышел милиционер, осмотрел наше ржущее собрание, скривился и что-то сказал Кузьмичу. Мичман покачал головой и пожал плечами, отвечая на какой-то вопрос сотрудника.
— А, ну, тихо, — гаркнул Сидор Кузьмич, и мы, разом умолкнув, глянули в его сторону.
— Ну, давай, Кузьмич, не тяни, ставь задачу.
— Главное, парни, если вдруг падать будете, смотрите, за что хватаетесь! — пошутил Фима, и толпа снова взорвалась диким хохотом.
— Шафрин, а ну отставить разговорчики в строю! — чуть строже рявкнул Сидор Кузьмич, перекрывая какофонию смеха. — Быстро в автобус!
Галдя, пихаясь и перешучиваясь, мы загрузились в дребезжащий автобус и спустя десять минут выехали в сторону поселка Морского. Я ехал и прикидывал, как доблестная милиция вместе с нашей неорганизованной толпой собирается прессовать нудистов? И зачем это нужно? Ну, любят люди загорать голышом, зачем им мешать? Тем более, на Морском никогда не было общественной пляжной зоны. О том, что там хороший песчаный пляж, знали только местные.
Сколько живу в родном Энске, не ведал, что кроме рыбаков и поселковой ребятни там еще и нудисты обитают. Хотя пляж тянется вдоль берега на многие километры, если уходить подальше, то никто и знать не будет, кто там есть и чем занимается. Тем более непонятно, кому эти самые нудисты мешают?
Одно время на Пятачке, возле полуразрушенных балок берегоукрепления, почти на самой оконечности, обосновались нудисты, примерно в девяностых. Но ярые поборники купания в одежде с помощью милиции быстренько прикрыли лавочку и голыши с дикого участка пляжа исчезли. Хотя «текстиль» (граждане в купальных костюмах) на этом месте ни загорать, ни купаться не любит до сих пор. Без травм зайти в воду и выйти на сушу невозможно: дно практически устлано останками разрушенного бетона с арматурой. Но вот, поди ж ты, мешали им натуралисты. Теперь понимаю, куда они перебрались.
Мы тряслись через весь город в душном автобусе. Фима травил анекдоты, пили лимонад, парни делились впечатлениями от прошлого рейда. В начале лета вместе с милицией они разгоняли нудистов возле порта. Любители ровного загара обосновались недалеко от Козьего пляжа на песчаном пятачке, спрятанном в камышах. Увы, периодически они выходили купаться на мелководье, которое не скрывало обнаженности их тел, так их и обнаружили бдительные граждане.
Я слушал и недоумевал. Нудистский пляж тянется вдоль высокого обрыва в самом глухом месте за городом. Сверху незаметно спуститься такой толпой, как у нас, невозможно. Широкая выемка ведет до края обрыва, а затем переходит в узкий проход, вымытый дождями и немного расширенный человеческими руками. В самом низу узкая железная лестница, по которой невозможно идти вдвоем, только по одному. Но это в мое время.
Подозреваю, здесь и сейчас в морю ведут в лучшем случае выбитые в глине ступени, в худшем — веревка, примотанная наверху к крепкому колышку. На пустынном берегу нашу гоп-компанию будет видно издалека. Пока мы подойдем в нудистам, они уже успеют одеться, сделают вид, что даже не раздевались. К чему весь этот цирк?
Оказалось, любители отдыхать голышом в этот раз обосновались палаточным лагерем на самом обрыве. В защитке раскинулся целый городок, на который случайно наткнулись местные жители, отправившись собирать шелковицу. Все это нам рассказал молодой милиционер, которого отправили вместе с нами в автобусе.
Нас высадили за Морским, и к обрыву мы пошли пешком по солнцепеку. Возле спуска нас уже ждали Сидор Кузьмич с остальными милицейскими. Старший хмуро объявил, что палаток в защитке штук пятнадцать, а вот людей неизвестное количество, сосчитать не удалось. Какая-то часть загорает внизу на пляже. Нудисты обосновались возле заброшенного верёвочно-ступенчатого спуска. Даже сделали самодельные перила из сухих веток, которых в лесополосе всегда много.
