После секундной тишины, которая гильотиной упала на поляну после неудачной шутки, раздался боевой клич:
— Сам петух! А ну-ка, бабоньки, в ощип его!
Женский вопль разорвал перепонки. Я осторожно попытался отползти поглубже в кусты. Что-то твердое ткнулось мне в спину, подо мной что-то заелозило, и чей-то сдавленный голос просипел:
— П-простите, Вы не могли бы с меня слезть!
Договорить он не успел.
— Твою ж мать! — заорал я, взлетая над землей.
Но алыча держала крепко, и я снова рухнул на тот же самый мягкий предмет с твердым отростком!
— Твою ж мать! — болезненно вскрикнули подо мной.
Матерясь, я откатился в сторону, не обращая внимания на треск рвущейся одежды. Лучше уж полуголым, чем истыканным со спины непонятно чем!
Твою ж мать! Черт! Якорь мне в глотку! А, чтоб меня! Я едва не чертанулся с обрыва, убирая свои тылы подальше от такой неожиданности. На том месте, куда я приземлился после нечаянного паления, лежал голый мужик! Точнее, молодой парень!
Я отполз от края, сел и выругался со вкусом, виртуозно и многоступенчато, красочно пройдясь по всем родственникам незадачливого нудиста, не забыл и про него самого. С трудом заставил себя мельком глянуть вниз, и громко выдохнул, убедившись, что в спину мне тыкалась алычовая палка, а не то, что я себе представил, услышав мужской голос.
Парнишка лежал, прижимая руки к груди, и стонал. Видимо, я хорошенько прокатился по нему своим весом.
— Эй, ты как? — стараясь не шуметь, поинтересовался я. — Цел?
— Це-е-л, — выдохнул нудист. — Чем ты меня так? — перекатываясь на бок и сворачиваясь в клубок, простонал нарушитель общественного порядка.
— Да ничем, — я пожал плечами. — Спиной своей. И массой. Поскользнулся, упал, очнулся — ты! — пошутил я. — Ты на вот, прикройся, что ли! — я стащил с себя подранную рубашку и протянул парню.
— С-с-спасибо! — он торопливо приподнялся и обмотал ткань вокруг бедер.
«Рубашку в утиль», — огорченно вздохнул я про себя.
— Ты давно здесь?
— Как только с моря заорали, — вжимая голову в плечи и косясь вместе со мной в сторону поляны, скрытой от наших глаз, тоскливо ответил нудист.
— Да нет, я вообще, в целом, — я неопределенно взмахнул рукой. — Давно в нудистах-то?
— А? А… Да нет, третий день всего, — парень встал на колени, отогнул ветку и выглянул наружу из нашего убежища. — Что там?
— Там сейчас клочки по закоулочкам летят, — вслушиваясь в женские вопли и мужсике маты, пояснил я. — Какой-то дурак женщин курицами обозвал. Ну и… сам понимаешь…
— Да уж, — парень поежился. — А милиция что?
— А милиция тоже там. Устраняет и спасает. Или тихариться, как мы с тобой. Хотя нет. Слышишь? Свистит, родимый! Пытается разогнать!
С поляны тем временем неслось:
— Гражданки женщины! Разойдитесь! Вы нарушаете порядок! Ой! Статья сто восьмая УКа РСФСР! Ой! Нападение на сотрудника милиции! Нанесение тяжких… ай… телесных!
«Силен!» — восхитился я. В таком дурдоме еще и статьями сыплет как из рога изобилия.
— Это кто?
— Это наш сержант Диденко — с гордостью пояснил я.
— Ты что, тоже мент? — парень напрягся.
— Нет, я добровольно-принудительный помощник.
— Это как?
— Ну, как, как… Взяли и добровольно внесли в списке участвующих в облаве. Первый раз что ли?
— А, ну да, знакомо. У нас в редакции самые молодые обычно все в добровольцах.
— Ты журналист?
— Угу… Вот, статью хотел написать… Сравнить общество «Долой стыд» и современных продолжателей этого дела.
— Чего? Какое общество?
— а так, — отмахнулся незадачливый журналист. — Было дело в Советском Союзе в двадцатых годах… Нудизм процветал… Сам Ленин поддерживал…
— Врешь?!
— Никогда не вру! — отрезал парень.
— Ой. Да ладно, все вы, журналюги, одним мирром мазаны. Что погорячее, то и расписываете. А правда вам как кость в горле, только мешает. На ней рейтинги не сделаешь!
— Чего?! — несостоявшийся нудист начал закипать. — Да если хочешь знать!
Договорить он не успел. Со стороны дороги раздались свистки, и на поляну ввалилось подкрепление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Гр-раждане женщины! А ну, р-р-разойдись! — рявкнул старшина. — Эт-та что за голопопие! А если я сейчас ремнем да по заднице? А? Чтоб в вдругорядь неповадно было советских милиционеров обижать! Девоньки! Он жеж молоденький! Бабу еще не щупал! А вы ему, можно сказать, психологическую травму нанесли на всю жизнь! Ранили, так сказать, в самое сердце!
«Ого! А непростой мужик этот мичман Сидор Кузьмич! Очень непростой!» — мелькнула мысль.
Раздался дружный девичий визг. Вот ведь, на молодых и безусых шли голые амазонки, а стоило появиться опытному и взрослому, как засмущались и кинулись искать, чем красоту свою прикрыть. Никогда я не пойму логику женских поступков!
Следом раздались возмущенные более взрослые дамские голоса, что-то объясняющие новоприбывшим. Видимо, опытные нудистки пытались перехватить бразды правления в свои руки.
— Сиди здесь и не отсвечивай.
— А ты куда?
— А я пошел помогать. Будешь вести себя тихо, смотаешься, когда мы уедем. Попробую тебе одежду притащить. Если что, приткну где-нибудь в кустах.
— Спасибо, друг! Меня Вячеслав зовут. Стеблев.
— Алексей, — машинально ответил я, отмечая про себя знакомую фамилию. — Лесаков. Ну, я пошел. Не высовывайся!
Вячеслав что-то ответил мне вслед, но я уже не услышал. Едва я вынырнул из кустов, как меня едва не сбила с ног голая девица. Прикрывая ладошками стратегически важные места, она неслась, не разбирая дороги. Целенаправленно вниз с обрыва! Я шагнул назад, сделал подсечку и подхватил падающее тело.
Девчонка опешила, а потом продолжила реветь, ругаться и начала молотить меня кулаками по всему, что попадалось. Кулачки у неё были острые, била она чувствительно. Я уворачивался, сколько мог, пытаясь словами остановить начавшуюся истерику. Когда понял, что уговоры бесполезны, поставил на землю, размахнулся и влепил пощечину.
Девица охнула, правой ладошкой схватилась за щеку, левой же по-прежнему прикрывала самое ценное внизу, ошарашенно глянула на меня и угомонилась.
— Лучше? — участливо поинтересовался я, готовый в любой момент перехватить и остановить нудистку. Мало ли, кинется в драку, невзирая на то, что я выше и сильнее. Они вон какие, боевые амазонки!
— Лучше… — растерянно кивнула дочь Евы, покраснела и схватилась уже двумя ладошками за лицо. — Ой, мамочки! Что теперь будет!
— А что будет-то? Ну. Подумаешь, составят протокол и все дела!
— На работу напишут! Пропесочат! Выговор влепят! — девчонка снова заплакала.
— Велика беда — выговор! У меня их знаешь, сколько? — я попытался неловко утешить несчастную любительницу ровного загара.
— Сколько? — всхлипнула девушка, совершенно позабыв, что нужно прикрываться.
— Много! — уверенно соврал я и улыбнулся. — Пошли, найдем тебе одежду.
— Ой! — нудистка залилась с краской с ног до головы. Причем в буквальном смысле слова.
Я впервые видел, чтобы так краснели. Говорят, такое покраснение свойственно исключительно рыжеволосым людям. А барышня, судя… кхм… по всему, была натуральной блондинкой.
Девчонка горной козочкой метнулась в сторону палаток. Я торопливо шел за ней следом, стараясь н упустить из виду. Во всеобщей свалке-облаве участвовать не хотелось. Кузьмич разруливал ситуацию и усмирял редкие очаги скандалов. Хаос постепенно сменялся порядком. Милиционеры собирали полуодетых нудистов в кучку, пытались писать протоколы.
Парни зализывали раны, нанесенные разъяренными амазонками в борьбе за поруганную честь. Я покачал головой, покосившись на несчастных дружинников. Надеюсь, неудачливого шутника женщины все же не покалечили. Хотя я сомневаюсь, что изувеченные собратья не припомнят ему дурацкий юмор. Если не сказать — дебильный.
Я добрался до палатки, за которой скрылась моя подопечная. Потоптался, а затем решительно постучал костяшками по опорной стойке.
