Движимый чувством долга и боязнью увольнения без рекомендации, Питер обошел за Ирис весь первый этаж, стараясь светить фонарем так, чтобы луч не проник сквозь ставни. Не обнаружив больше ни единого человека, ни живого, ни мертвого, они поднялись наверх. Как Ирис и ожидала, здесь было две господские спальни, пара гардеробных, четыре небольшие комнаты для прислуги и большой кабинет.
Кабинет оказался самым интересным местом в доме, потому что единственный из всех носил следы то ли разгрома, то ли обыска, то ли просто поспешных сборов. Интересные это были следы: все ящики письменного стола и секретера были вывернуты и тут же брошены. А бумаги их них, вероятно, вывалили в камин и подожгли.
Отобрав у Питера фонарь, Ирис и туда сунула свой любопытный нос, но удача ей не улыбнулась: после аутодафе, совершенном над бумагами, кто-то очень тщательно перемешал всю золу, ничего целого не осталось.
Из кабинета вела еще одна дверь, небольшая и поначалу незаметная. Она, единственная из всех, оказалась запертой, но ключ торчал прямо в замке. Заглянув туда, Ирис издала сдавленный возглас.
– Что случилось, госпожа? – Питер поспешил следом.
– Перчатка, – проговорила Ирис, – перчатка Кэти.
– Ну и что, – удивился тот, – если госпожа здесь жила? Мы видели много ее вещей.
– Питер, ты дружишь с кем-нибудь из домашних слуг? – вкрадчиво спросила Ирис.
– Ну да. С Джулией, – конюх смутился и, кажется, покраснел. Впрочем, в неверном свете фонаря ничего нельзя было сказать наверняка.
– Спроси у нее как-нибудь, часто ли она видит меня в кабинете мужа.
– Хотите сказать?.. – протянул сообразительный слуга.
– Вот именно! Это территория, которую мужчины считают своей собственностью, и женщины на нее, как правило, не допускаются.
– Может, у этой семейной пары были другие правила.
– Даже если так – где вторая перчатка?
Питер не нашелся, что на это ответить. А хозяйка удивила его еще раз, шагнув в комнату и уверенно пошарив за притолокой.
– Ага! Я так и думала, что кроме меня этого никто не найдет! Кэти так в детстве ключи всегда прятала, потому что постоянно их теряла, – пояснила хозяйка, разворачивая туго скрученную записку, – кроме меня об этом никто не знал. Почерк ее. Посвети-ка мне, ничего не видно.
«Ирис, – торопливые строчки прыгали в спешке, – мой муж совершил убийство. Я это видела собственными глазами и могу свидетельствовать в суде, хотя жена и не должна показывать против мужа. Мне грозит опасность, но пока не знаю, какого рода. Этьенн хотел и меня убить, но высокий старик без уха приказал ему меня не трогать и заверил, что я никому из них не причиню вреда. Что он хотел сказать и что задумал, Господи? Я не знаю. Заперта здесь, жду решения своей участи. Пожалуйста, помоги мне, ты ведь такая смелая! Обязательно сообщи о смерти молодого офицера!
Надеюсь на тебя. Кэти».
Приписка, сделанная позже, мелким почерком, была странной:
«Надеюсь, весточка от меня обрадует тебя больше, чем письмо от принца».
– Какого принца? – озадаченно протянула Ирис. – И куда, Боже меня просвети, ее могли спрятать? Как думаешь, куда можно деть человека, чтобы он замолчал навсегда?
Питер пожал плечами. С другой женщиной он бы поостерегся, но с этой, похоже, можно было не церемониться.
– Мест немного: кладбище, монастырь, тюрьма или бедлам.
Вцепившись в перчатку Кэти так, словно та могла ей что-то сказать, Ирис наконец-таки согласилась покинуть дом, к большому облегчению Питера. Шел пятый час, и Лондон уже начинал просыпаться.
Ирис шла, настолько погрузившись в свои мысли, что пару раз чуть не упала, спотыкаясь о высокие пороги.
Старик без уха, это, конечно, Тот Самый Старик, тут думать не о чем. И раз уж он появился в Англии, можно было ждать чего угодно. Ирис не заблуждалась на счет мнимой старости и слабости Уха, доведись им сойтись на шпагах с Риком, она бы, пожалуй, при всей своей любви и преданности, не рискнула поставить на мужа. А уж в искусстве строить козни он мог поучить не только бывшего короля пиратов, но и тех, кто в свое время учил короля. Ухо был опасен, как ядовитая змея, молния и тайный донос вместе взятые. И с его дороги нужно было уходить немедленно. Ни секунды не раздумывая, Ирис так бы и поступила: плевать против ветра глупо, унизительно, но вполне безопасно, а против урагана… это уже ощутимо отдавало безумием.
Но записка Кэти была криком о помощи!
– Значит, плевать не будем, – решила Ирис, – будем действовать предельно вежливо и дипломатично.
– Что? – переспросил Питер.
– Ничего. Так, мысли вслух.
– Домой?
Хозяйка решительно мотнула головой.
– В порт.
– Зачем? – изумился Питер.
– За информацией, – исчерпывающе ответила миссис Бикфорд. Ухо, каким бы дьяволом не был, по воздусям сюда не прилетел. Он приплыл на корабле. И корабль это был, вероятнее всего, либо французский, либо итальянский.
– Может быть, лучше вначале дождаться хозяина?
– Нет времени, – возразила Ирис, – я и так потеряла его слишком много. В порт.
Глава 11
В порт прибыли уже после полудня. Там царила обычная деловая сутолока: у причала разгружали большую голландскую шхуну, судя по характеру упаковки груза, это была отличная шерсть, сделанная на заказ мебель, особому досмотру подверглось холодное оружие – привезенные на продажу или, скорее, на заказ легкие фехтовальные сабли. Хмурый чиновник министерства очень внимательно осмотрел и пересчитал деликатный груз и, не переставая ворчать, явно нехотя, поставил подпись под разрешительным документом. У капитана-голландца все было в полном порядке. Отдельно снесли и сразу же погрузили в экипаж несколько тюков с сорочками английских джентльменов, которые, не доверяя искусству отечественных прачек, отправляли стирать свое белье в Голландию.
Два матроса-немца возвращались с ранней ревизии английских кабачков, поддерживая друг друга и изобретательно ругаясь на родном языке, подходящем для этого как ни один другой.
Пять больших, вместительных парусников лениво покачивались на волнах. Вахтенные матросы изредка перекрикивались друг с другом, чтобы развеять монотонность и скуку вахты в совершенно безопасном порту, и старательно делали вид, что бдят. А в доках, расположенных чуть левее и западнее, стучали топоры плотников и слышалась бойкая разноязыкая речь.
«Синий цветок» был пришвартован в самом конце порта, у дальнего причала. Сюда уже почти не доносился ни стук топоров, ни разноголосица улиц, ни голоса моряков и чиновников. На ветру, поскрипывая, качался единственный фонарь. Что он тут мог осветить, разве что привидений попугать… Ирис это порядком удивило и озадачило.
