его разговоры о мире оказались очередными кознями, призванными усыпить внимание.
Сражающиеся стороны сходились и расходились в бою несколько раз, пробуя различные виды построений, пока не была выработана тактика, впоследствии ставшая классической для всех межобщественных сражений. Барамуки построились в большой квадрат и взяли на руки разделюк. А разделюки над барамуками образовали небольшой квадрат и держали на руках Верховную. И в таком порядке пирамида из участников общества Справедливости и Равенства столкнулась с такой же пирамидой из участников общества Активности и Порядочности.
Барамуки, держащие на руках разделюк, были лишены возможности бить друг друга, ибо руки у них были заняты, а ноги утопали по колено в грязи под тяжести взваленной ноши. Поэтому они просто напирали друг на друга всей своей массой и били друг друга лбами. У разделюк руки тоже были заняты, но если бы они и были свободны, то они всё равно не достали бы друг до друга, ибо их уровень пирамиды был несколько отдалён от края, а потому они просто ругались и плевались друг в друга. Ну а что касается Верховных, то они просто обкидывали друг друга апельсиновыми семечками, благо руки у них были свободными, при этом стараясь попасть противнику в лоб.
Поскольку от семечек привязанным к своим пирамидам верховным очень важно было увернуться, они делали уклоны вправо и влево, что отражалось на состоянии всей пирамиды, ибо нижестоящим приходилось прилагать не дюжие усилия, чтобы удержать её в равновесии. А поскольку более высокое поднятие своей пирамиды давало Верховной преимущество в попадание по противнику, барамуки должны были подымать на руки вышестоящих как можно выше и держать их в таком положении как можно дольше, чтобы их Верховная могла кидать на противника семечки сверху вниз.
Изнемогая от долгого стояния, нижестоящие постепенно сгибали руки, снижая высоту сначала на уровень плеч, а потом, разгибая их уже вниз, почти до самой земли, тем паче, что руки у обезьян были длинные. И помогая головой рукам, утыкались лбом под хвост вышестоящим, и надавливая уже в три точки, нажимали со своей позиции вперёд, чтобы не дать подлому врагу потеснить свою пирамиду.
Первыми руки опускались у разделюк, ибо они были обезьянами умственного труда, и тяжёлые физические нагрузки были не для них. Простые же барамуки держались дольше всех, изо всех сил продолжая бороться за победу своей Свойнины. Но поскольку многие разделюки были, по обыкновению, объевшимися апельсинами, у них иногда бывало несварение желудка. И от сильного напряжения они иногда не удерживали содержимое живота и вываливали немного побывавшего в употреблении продукта на головы упёршихся ей под хвост барамук. Так простые участники общества узнали, что такое запах Свойнины.
Чем сложнее в таких режимах давались победы, тем громче участники кричали, что отстояли честь своего общества. И после боёв следовали небольшие перемирия, а после этого начинались новые войны. И с тех пор почему-то всё время так и получалось, что не успевали все начать забывать, что такое война, как тут же появлялась причина для новой. Потому, что жить с такими соседями в мире оказалось невозможным, и то одно общество нападало на другое, то другое на первое, но, когда нападало Общество Справедливости и Равенства, то это было потому, что враги не оставляли выбора, и все сознательные свойники в этом твёрдо были убеждены. А когда нападал враг, то это было потому, что он злой и коварный, и не может жить без того, чтобы не нападать на мирное общество. И потому защитники Свойнины считались стоящими на страже мира, а вражеские бойцы агрессорами, которых надо постоянно сдерживать.
Что же касается оппозиционеров, то они больше не могли заявлять, что траты на оборонную амию являются напрасными, и свойники с назидательным видом припоминали им, какие они были дураки, и оппозиционерам на это было нечего ответить. И единственной, на кого эти доводы не действовали, была Умеющая Считать до Бесконечности, которая ничего не заявляла, а просто вела себя так, как будто эти заявления для неё ничего не значат. Барамук же, воюющих за корки, она обзывала словом «корники», заявляя, что вся их суть напоминает ей корку из-под апельсина. В таких условиях в столь непростое время общество Справедливости и Равенства боролось за мир.
Глава 31. Как общество несло демократию в другие общества
Однажды вдруг обнаружилось, что общество Справедливости и Равенства с обществом Активности и Порядочности не единственные, кто должны заниматься дележом апельсинов, а существует ещё третье общество, в котором тоже сто обезьян нуждается в регулярном делении между собой ста апельсинов. Причём считать там вообще никто не умеет не то, что до ста, но даже и до тридцати, и те обезьяны срочно нуждаются в квалифицированной помощи грамотному делению. Находящихся в беде собратьев надо было срочно выручать, а поскольку Общество Справедливости и Равенства всегда отличалось отзывчивостью и бескорыстием, оно не могло не прийти на помощь другому обществу.
Обществом Справедливости и Равенства была сформирована команда добровольцев, которые отправились в третье общество учить их демократии. Однако, как оказалось, Общество Активности и Порядочности тоже отправило туда свою команду, а демократия Активности и Порядочности не имела ничего общего с демократией Справедливости и Равенства.
В обществе Справедливости и Равенства больше всего апельсинов получали те, кто их больше всего заслуживали; в обществе Активности и Порядочности самыми богатыми оказывались те, кто их заслуживали меньше всего. Ибо разве могли их заслуживать те, кто не хотели мира и воевали с обществом Справедливости и Равенства? Устраивали же войны у них всегда те, кто имели больше всего апельсинов; тех же, кто симпатизировал успехам общества Справедливости и Равенства, в обществе Активности и Порядочности, били и гоняли, что ещё раз подтверждало тот факт, что самые порядочные обезьяны там живут хуже всего.
Обучение счёту до десяти в Обществе Активности и Порядочности стоило у них один апельсин за урок. Счёту до тридцати – три апельсина апельсинов, а ста – десять апельсинов. Понятное дело, что получить высшее обучение было недоступно простым обезьянам, которых угнетал высший класс. А поскольку доступно получалось оно только тем, кого он продвигал в качестве своих приемников, прийти ему на смену могли только такие же, как они – вредные, хитрые, и жадные. Понятное дело, что никакой справедливости и равенства там быть не могло.
Религия общества Активности и Порядочности была верхом духопротивности. Вместо того, чтобы стукаться лбом об изваяние Золотого Апельсина, как это делают обезьяны в обществе Справедливости и Равенства, их верящие
