– Хорошо, – сказал Евгений Карлович, слегка приободрившись, – только никуда не уходите, вы мне можете еще понадобиться.
– Всецело в вашем распоряжении, Евгений Карлович, – с некоторым облегчением проговорил главный бухгалтер.
– Сейчас мы отнесем все это в сейф и не станем его открывать ни при каких обстоятельствах, – хмуро напомнил Евгений Карлович. – Это единственное, что у нас осталось.
– Я вас хорошо понимаю, – сдержанно ответил Бауэр.
После того как они отнесли драгоценности в сейф, Евгений Карлович вернулся в кабинет и поставил лифт-сейф под высокое напряжение.
– Значит, вы нашли эти документы в мусорной куче? – перелистав бумаги, спросил Глеб Бокий, мрачно глядя на начальника уголовного розыска.
Селиверстов сидел в дальнем конце стола и напряженно молчал, пока председатель петроградской ЧК перелистывал документы, и чем больше он вчитывался в напечатанные страницы, тем смурнее становился. Слабый электрический свет, падающий на впалые щеки, придавал его коже сероватый оттенок.
Бумаги были в высшей степени интересные. Из них следовало, что швейцарская дипмиссия, включая посла Эдварда Одье, втянута в контрреволюционный эсеровский заговор. При этом швейцарцы оказались столь любезными, что даже предоставили мятежникам помещение для хранения оружия.
Интересно, знает ли об этом семейство Фаберже? А может, он сам и финансирует контрреволюционное восстание?
– Именно так, – с готовностью ответил сыскарь. – Честно говоря, я рассчитывал отыскать там нечто другое… А оно вот как обернулось.
– А что там с ограблением норвежского посольства? Удалось что-нибудь выяснить?
В шинели с чужого плеча, вжав голову в плечи, Селиверстов напоминал нахохлившегося задиристого воробья.
– Вот как раз в связи с этим я к вам и хотел обратиться, – встрепенулся он. – Нам удалось выяснить личность человека, совершившего налет на норвежское посольство.
– И кто же это?
– Это Василий Большаков.
– Что?! – невольно ахнул Глеб Бокий.
– Именно так. Он предъявил начальнику заставы свой мандат.
– Но бандиты могли украсть у него удостоверение.
– По описанию он точно подходит под Большакова. А кроме того, его сейчас нигде нет в городе. Я узнавал.
– Вот оно что… С ним был водитель… как его…
– Прокопий, – подсказал Селиверстов.
– Да, Прокопий. Где он?
– Сейчас в камере. Я его задержал… Говорит, что ничего не знает о делах Большакова.
– Что ж, все может быть… Дежурный! – громко выкрикнул Бокий. – И когда в комнату вошел красноармеец, распорядился: – Давай тащи мне сюда этого Прокопия!
Еще через несколько минут в комнату привели Прокопия. Лицо разбитое: лоб поцарапан, бровь рассечена, а на губе грубым рубцом запеклась кровь.
– Товарищ Бокий, я ни в чем не виноват, это товарищ…
– Вот что я тебе хочу сказать, Прокопий, – прервал его председатель петроградской ЧК. – У меня нет времени вести с тобой поучительные беседы. Драгоценности ты должен вернуть. Возьмешь с собой четверых бойцов.
– Так где же мне их найти, товарищ Бокий! – в отчаянии воскликнул Прокопий.
– Думаю, они далеко не уехали, они где-то здесь, у Петрограда, будут проходить через границу. Посмотри у Финского залива. Вернешь ценности – встанешь в строй. А не вернешь… Пеняй на себя. Твою мать и двух твоих сестер мы возьмем в заложники. На всякий случай… Даю тебе три дня. Не прибудешь в срок… мы их расстреляем. Тебе все понятно?
– Да, – прошептал Прокопий.
– А теперь действуй!
Прокопий ушел, неслышно прикрыв за собой дверь.
– Немедленно выдвигаемся к дому Фаберже! – распорядился председатель петроградской ЧК.
– В его доме дипломатическая миссия, – неуверенно предупредил Селиверстов. – Может произойти скандал.
Тряхнув стопкой прочитанных бумаг, Глеб Бокий задал встречный вопрос:
– Вы думаете, я буду сидеть на месте после того, что прочитал?
Начальник уголовного розыска решил не спорить. Его фигура как-то перекособочилась, шинель на узких плечах некрасиво затопорщилась, воротник завернулся.
– Совсем нет, – несколько растерянно произнес он.
– Пока мы будем здесь дожидаться, эта контра нас всех на фонарных столбах перевешает! И потом, после октябрьского переворота нам уже бояться нечего. Все, выходим!
Глава 14. Задержан до особого распоряжения
К дому двадцать четыре по Большой Морской улице, где размещалось «Товарищество Фаберже», подъехали на двух машинах: грузовой, ощетинившейся многими штыками сидевших на ней красноармейцев, и легковой, в которой разместились Глеб Бокий и Селиверстов. Остановились точно перед парадным входом, у которого с важностью генерала прохаживался швейцар. Увидев выпрыгивающих с грузовика бойцов, неспешно и без робости шагнул навстречу.
– Стесь дипломатищеская миссия, господа.
– А это мы сейчас проверим. – Глеб Бокий вышел из машины и, вырвав из кобуры маузер, громко произнес: – А ну, прочь с дороги, контра!
Швейцар что-то пробормотал на чужом языке и в страхе попятился. Глеб Иванович рванул на себя дверь, поддавшуюся неожиданно легко, и уверенно прошел в гостиную.
– Куда?! Куда?! – вышел им навстречу человек в смокинге. – Господа, вы что-то напутали! Это дипломатическая швейцарская миссия!
Отставая от Бокия на два шага, спешили солдаты, отбивая по гранитным ступеням рваную враждебную дробь.
– Кто здесь за главного? – спросил Бокий, строго посмотрев на мужчину в смокинге.
– Я – посол швейцарской миссии Эдвард Одье, если вам угодно, – произнес мужчина, слегка наклонив голову.
Глеб Иванович с интересом всмотрелся в крупного дородного мужчину лет сорока пяти, с небольшим брюшком и намечающимся вторым подбородком. Вспомнились бумаги, обнаруженные в мусорной куче за его подписью, округлой, как шар. Чем-то готическая закорючка напоминала самого Эдварда Одье, если присмотреться к ней повнимательнее, можно было при небольшой фантазии рассмотреть в ней голову с отвислыми щеками.
Однако в мужестве швейцарцу не откажешь. Темные брови, сведенные к переносице, смотрели жестко и неуступчиво. Его не волновала собственная судьба, и за просторный холл, вдруг сделавшийся невероятно тесным от присутствия многих бойцов, он собирался биться, как за берега Женевского озера, захваченного неприятелем. Просто так такую глыбину не обойти. Вот разве что убить его… Следует избегать эксцессов, не тот случай, чтобы ссориться с международным капитализмом.
Глеб Иванович приосанился, отчего тотчас увеличился в росте, и заговорил, придавая своему голосу должную официальность:
– Я председатель петроградской ЧК Бокий. У нас есть информация, что в вашей дипмиссии левые эсеры спрятали большую партию оружия.
– Это какое-то недоразумение!
– Мы должны проверить.
Дипломат поднял оплывающий подбородок, отчего стал выглядеть еще более высокомерно. Так международный капитал, раздобревший на эксплуатации трудящихся, посматривает на обескровленный в революционных боях российский рубль. Посла не смущали обступившие бойцы, как-то угрожающе позвякивающие железом, закаленным в битвах с империализмом. Со стороны могло показаться, что красногвардейцы взяли его в плен и только дожидаются команды, чтобы нанизать его тучное тело на острие заточенных штыков.
– Это невозможно, – холодно проговорил посол, в голосе которого ощущался холод Альп. – У нас нет никакого оружия. И потом, по международному праву территория дипломатической миссии считается территорией этого государства! Мы вас не звали! – Его голос все более крепчал, он уже перехватил инициативу: – Как вы сюда вошли? У вас будут…
– Обыскать дом! – прервал посла Бокий. – Не пропускать ни одной комнаты!
– Есть!
Бойцы уверенно, тренированные многими экспроприациями, разошлись по комнатам, оставив посла и Бокия мериться враждебными взглядами.
– Господа, что здесь происходит? – спросил Евгений Фаберже, вышедший в холл. Он был одет в синий сюртук и такого же цвета брюки. Его лицо выглядело растерянным и никак не сочеталось с вальяжными и плавными движениями, какие бывают лишь у настоящих хозяев. Скопировать их невозможно. Это уже порода, характер. Каких-то два года назад перед таким господином ломали шапку, а сейчас можно, уперев руки в бока, усмехнуться прямо в лицо. – Я – хозяин дома Евгений Карлович Фаберже.
– Мы ищем оружие, – ответил Глеб Бокий.
Движения рук у Фаберже замедленные, как у дирижера в оркестровой яме, а в глазах, расширенных, будто бы царские червонцы, откровенное смятение.
– Но это какая-то ошибка, – проговорил он растерянно. – Мы всегда были лояльны к новой власти. И ничего противозаконного…
Глеб Иванович, уже не слушая его, прошагал мимо.
– Ты, ты и ты… – указал он на солдат, стоявших рядом. – По этому коридору! – махнул в сторону красной ковровой дорожки, убегавшей в глубину здания. – Не пропускать ни одной комнаты! А вы, – повернулся он к трем солдатам, – на второй этаж! Остальные – на третий и четвертый! – Неожиданно Бокий остановился и обратился к Евгению Фаберже, одиноко стоявшему в центре просторного помещения и обескураженно посматривающему по сторонам: – Да, кстати, а где тут ваш знаменитый бронированный сейф?
