— Мне кажется, ты мыслишь слишком мелко. В этой истории, Николаич, очень серьезные люди задействованы. Ты даже не представляешь себе, насколько все круто, какие силы играют против нас… Такого, думаю, в твоей практике еще не было.
— Ерунда! Если ты имеешь в виду все эти МВД, ФСБ и прочие органы, если ты говоришь о таинственных силах, которые там, предположим, высокопарно выражаясь, на государственном уровне работают, то самый первый мой аргумент против твоего утверждения — сам факт, что мы с тобой еще живы. Будь там действительно крутые, нас бы, конечно, уже нашли и обезвредили… Хотя я не понимаю: кому мы приносим вред? Но это уже второй вопрос. А коль скоро мы сидим и пьем водку, коль скоро найти нас они до сих пор не могут, значит, не такие уж они и крутые. Значит, мы можем с ними потягаться…
— Ну, так оно, конечно, так… — согласился Карпов. — Сидеть сложа руки — последнее дело.
— Ладно, хватит порожняк гонять! — Максимов хлопнул ладонью по столу, заставив пепельницу слегка подпрыгнуть и выпустить серое облачко пыли. — Давай-ка, Толя, расскажи, что там тебе Наташа наговорила. Может быть, вообще пустое это все. А ты купился…
— Может быть. Но мне что-то подсказывает, что она права. Значит, так…
Карпов сел напротив Николая Николаевича. Аля уже успела сварить кофе и поставила на стол три чашки. Сама же она не стала садиться — прислонилась к белому боку высокого холодильника и приготовилась внимательно слушать.
— Понимаете… — Карпов посмотрел поочередно на Максимова и на Алю. — Нас спасает то, о чем ты, Николаич, все время мне напоминаешь.
— А именно?
— Питер — город маленький. И информация здесь расползается совершенно бесконтрольно и очень быстро. Как в деревне. Слухи — смысл жизни огромной части населения. И телевидение здесь — не исключение, а, скорее, один из центров распространения этих самых слухов. Там же работаю люди, для которых слухи — их законный хлеб. Вот Наташа и прослышала кое-что: о делах Маликова, о цели его приезда в Питер, о его личной жизни, которая ее, на самом деле, больше всего и интересует. Интересовала то есть.
Максимов несколько раз кашлянул, выражая свое нетерпение.
— Ну, не тяни, Толя, — включилась Аля, правильно поняв настроение Николая Николаевича, — переходи сразу к главному!
— Я и говорю о главном… Все началось с личной жизни. На этом он и погорел. Маликов не понял, что политик должен все-таки заниматься делами более высокого порядка, чем пристраивание родственников на теплые местечки. Хотя, это тоже, конечно, важно… Но не до такой же степени! Не подставлять же из-за этого те финансовые группы, которые упомянутого политика содержат и хотят, чтобы он, пусть частично, но исполнял их пожелания…
— Но он же такой независимый! — вступилась за Маликова Аля. — Он же демократ!..
— Ага, демократ. Ну и что? Демократ… — Карпов сделал такое движение головой, словно хотел сплюнуть на пол.
— Все они одинаковые — что коммунисты, что реформаторы… На одних теннисных кортах играют друг с другом, а в перерывах между сетами решают: кто и что будет завтра говорить в Думе, какие решения принимать, какие предложения поддерживать, а какие — нет. И количество голосов подсчитывают на предстоящих голосованиях… Так что оставим его политическую ориентацию в покое и вернемся к более реальным и важным для нас вещам.
— Да уж, пожалуйста, — вздохнул Максимов. — Что-то несет тебя с утра!
— Это с похмелья меня несет, — парировал Карпов. — С бодуна. Такое, знаешь, словесное недержание… Ну. Давай по теме. Маликов этот, когда силу набрал, почувствовал свою популярность в народе, влияние свое ощутил, решил, что он уже все может… Ну, почти все. И стал внаглую на себя работать. А его спонсоры, конечно, поднапряглись. Они в него деньги вбухивают, а Маликов этот какую-то дурь творит. Последний его закидон был — наезд на питерское телевидение. Помните, тут были всякие разборки?
— Конечно, — выдохнула Аля. — Разогнали половину работников… Неужели это он устроил?
— Ну, такие вещи одному человеку сложно устроить. Он просто послужил катализатором цепи интриг, которые и привели к развалу телевизионной компании. А началось все с того, что его женушка сумасшедшая, эта Лида, существо, по своей невменяемости способное войти в книгу рекордов Гиннеса, вдруг решила, что она гениальный продюсер и что ей срочно, немедленно, просто мгновенно нужно заиметь свой собственный телеканал. И что она «уберет» всех конкурентов в течение месяца. Ну и, соответственно, денежки будет лопатой грести. Хотя деньги ее не очень-то и интересовали: она у Маликова имела, так сказать, открытый кредит. Ей нужно было стать звездой. Она же обожает все эти тусовки, презентации! Вот и захотелось девочке, чтобы ее «Плейбой» печатал и одновременно «Коммерсант-Деньги». Наш пострел везде поспел…
— И что же? — спросила Аля.
— А что? Маликов же себя ощущал существом высшего порядка! Раз любимая жена просит, значит, надо сделать. Раз плюнуть! Кстати, это не в пользу его собственных умственных способностей говорит. В частности выбор жены многое может сказать о мужчине. Но это уже сейчас не так уж важно. В общем, история развивалась следующим образом…
Карпов встал с табурета с чашкой в руке и стал расхаживать по кухне: делая три шага к окну, поворачиваясь, по-солдатски резко, и маршируя обратно, к двери в коридор.
— Депутат наш взял денег — сумму немалую… Очень немалую, хочу вам сказать. Настолько сумма была интересной, что смог он, распределив ее по разным нужным людям и нужным местам, купить один из питерских региональных телеканалов. И образовал там быстренько продюсерский центр, директором которого и в то же время генеральным продюсером стала, понятное дело, Лида. Ни черта, как я уже говорил, не смыслящая ни в искусстве вообще, ни в телевидении в частности! Да и, кажется, вообще ни в чем… Ну и, конечно, — продолжал Карпов, подходя к плите и наливая себе еще кофе, — она в Питере была всего один раз, эта Лида. Прилетела на чартере, специально самолет заказала, барыня московская… Чтобы присутствовать на презентации нового канала И этого своего продюсерского центра, в каком-то ночном клубе, закрытом. Потом пожила дня три на Крестовском острове, в спецрезиденции, обхаяла все — мол, провинция нищая! — и улетела к себе на Николину Гору. Вот такой, понимаете ли, матерый продюсер образовался на питерском телевидении.
— И что дальше? — нетерпеливо поинтересовалась Аля. — Я, кстати, что-то такое слышала.
— Что-то слышали? — Карпов пристально посмотрел на хозяйку. — Как вы думаете, каким мог быть ход дальнейших событий, учитывая современные реалии?
— Ну, по-разному могло дело повернуться… — пожал плечами Максимов. — Слушай, а я-то где находился в это время? Почему я не был в курсе? Это же такой лакомый кусок… Золотое дно, можно сказать! Если вся эта история происходила тогда, когда я был еще в силе, так почему же мимо моих рук проплыло? Могли бы до сих пор горя не знать…
— Эх, Николаич, ты, видно, забываешь народную мудрость — про жадность и про фраера. Ну ладно, оставим поговорки в покое, вернемся к нашим баранам… Ты, дорогой, потому именно и не знал об этой истории, что слишком уж лакомый это кусок. Сообразили другие — все дело взяли в свои руки и такого туману напустили, что не только ты, но и вообще никто, кроме тех москвичей, отстегнувших бабки Маликову «на развитие», и понятия ни о чем не имел: как и что на этом региональном канале творится.
— Какие же ужасы там творились? — усмехнулся Максимов. — Такое напряжение нагоняешь, писатель. Можно подумать, не о телеканале рассказываешь, а о подпольной фабрике по производству наркоты. Что там такого уж страшного может быть?
— Страшного там может быть много. Страшное… Вот, например, то, что с Маликовым сталось. И не с ним одним. Ищите причину в экономике, маэстро! Вы же изучали в институте марксизм-ленинизм, не так ли?
— Ну, — кивнул Максимов. — Это я понимаю. Деньги там валились — «немеряные».
— А откуда там деньги? — наивно улыбнувшись, спросила Аля.
— О, святая простота! — Карпов всплеснул руками. — Алечка, вы представляете, сколько стоит минута рекламного времени? Когда вы смотрите про памперсы-сникерсы…
— А я не смотрю, — ответила Аля, пожав плечами. — Никто, по-моему, этого не смотрит. Все нормальные люди сразу программы переключают. Это же смотреть невозможно!
— Совершено верно. Только тех, кто эту рекламу продает, вопросы вашего вкуса не очень-то волнуют. Их волнует количество денег в собственном кармане. Это — во-первых. Ну а во-вторых, безопасность этих самых денег… В общем, время дорого, Алечка, очень дорого! Кроме времени дорого так же, например, снимать эти самые рекламные ролики… Очень дорого снимать видеоклипы эстрадных звезд.
— Вот тоже мне — ужас нечеловеческий! — поморщилась Аля. — Дорого… Такая пошлость! И сколько же, для примера, это может стоить? Весь этот кошмар, который нынче крутят?
