капитала меньше, нежели расходуемый переменный капитал, что и определяет отдаление того предела, о котором говорил Ф. Энгельс. И капитализм с возрастающим энтузиазмом продолжает эксплуатировать завоевания человеческого ума в интересах достижения высоких прибылей.
Структурная сетка, рекомендуемая структурализмом для анализа зрелых форм общества, дала бы нам совершенно противоположные выводы: капитализм якобы способен безгранично развивать свои производительные силы, в соответствии с чем в серьезной корректировке нуждается марксизм, в частности положение Энгельса о пределах технического прогресса при капитализме.
Абстрагирование от конкретно-исторического понимания диалектики сосуществования социализма и капитализма мешает молодежи правильно ориентироваться в марксистско-ленинской теории и социалистической практике. Можно совершенно определенно сказать, что абстрагирование от факта капиталистического соседства и необходимости социалистических государств вносить вынужденные коррективы в свою действительность всегда было и остается поныне одной из серьезных причин нигилизма, необоснованного критиканства и различной путаницы в теории и практике. Оно же помогает защитникам старого миропорядка сбивать с толку молодежь, дезориентировать ее в процессе формирования ее отношения к действительности.
Понимание диалектики сосуществования социализма и капитализма предполагает особую классовую бдительность, умение правильно оценить состояние современного общества, разглядеть истинную сущность явлений капитализма и социализма и тенденции их развития, учитывать в рамках общих закономерностей сферу возможного выбора поведения общества. Это умение вырабатывается только на почве конкретной классовой оценки реальных обстоятельств развития общественных явлений и процессов, то есть на почве конкретно-исторического анализа.
Само собой разумеется, что распространение такого понимания диалектики современного общества среди молодежи, культивирование в ее среде умения учитывать всю совокупность конкретно-исторических явлений не только не входит в планы господствующих классов и их прислужников, но представляет серьезную опасность самому существованию их. Вот почему структурализм с особым энтузиазмом внедряется в сознание молодежи, вытесняя малейшее представление о решающем значении конкретно-исторического подхода.
Массовая антисоциалистическая пропаганда среди молодежи строится в абсолютном соответствии с требованиями ревизионизма абстрагироваться от конкретно-исторических условий развития социалистических обществ. Молодежи говорят: коммунисты на словах против насилия, а на деле не отказываются от его применения; коммунисты выдают себя за сторонников мира и всеобщего разоружения, а сами держат армии; коммунисты за равенство, а на практике осуществляют неравное распределение по труду. При этом, естественно, все эти дефиниции подаются вырванными из конкретно-исторических условий, в которых социализм не может не осуществлять насилие против внутренних врагов народа, не содержать сильные армии для тех, кому не дают покоя увядшие лавры Гитлера. Ничего не говорится и об уровне производства, который не достиг еще тех параметров, когда общество сможет осуществлять распределение по потребностям.
Таким образом, дискриминацией конкретно-исторического момента ревизионизм вообще снимает возможность адекватного познания. Известно, что познание всегда связано с общественной практикой. Как процесс отражения объективной реальности оно всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Поэтому истина может быть обнаружена только в связи с конкретно-историческими условиями.
Глава VI. Крестовый поход против социализма продолжается
Российская Советская республика окружена клеветой и ненавистью. Но она возвышается над всем этим грязным и мутным потоком как великое дело, полное гигантской энергии и благороднейших идеалов. В ней берет свое начало новый, лучший мир.
К. Либкнехт
1. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!»
…Мохнатые, опушенные снегом ели Серболовских лесов расступаются перед необычным обозом. Груз нескольких саней, передвигающихся в глубокой тишине, покрыт белым парашютным шелком. Бесшумно скользящие вокруг обоза лыжники тоже сплошь в белом. Кажется, весь мир окунулся в глубокую, звенящую тишину и яростно-безмолвную белизну. Только автоматы, резко выделяющиеся на общем белом фоне, напоминают, что где-то идет война… Обоз остановился у партизанского ледового аэродрома на Рдейских болотах, и тишину спугнули. Автоматчики заговорили с подошедшим начальником аэродрома. Только тогда зашевелился шелк на передних санях.
— Дяденька, уже можно покашлять? — раздался из-под шелка детский шепот.
После нескольких фашистских карательных операций партизаны свозили из сожженных сел осиротевших малышей. Отправляясь на смерть, матери ухитрялись втиснуть своих 2―3-летних, а то и вовсе грудных детей если не в погреб, то еще в какую-нибудь дыру, недоступную огню. И наказывали: молчи, молчи, только, ради бога, молчи… Авось огонь не достанет, авось гитлеровцы не найдут… Авось подберут потом свои, партизаны…
И комиссар партизанского края нашего Северо-Западного фронта — украинец Александр Поруценко (тот самый Поруценко, который по тылам фашистских бандитов провез в голодающий Ленинград обоз с хлебом) подбирал на территории, занятой врагом, этих осиротевших крох. Так на партизанском аэродроме оказались сотни малышей. Партизаны занялись необычным для них делом: сооружали кроватки, пеленали грудных, доставали молоко. Но дети болели. Ледовый партизанский аэродром не место для детей. Срочно нужно было переправлять их на Большую землю через линию фронта. Но как?
Детей вызвались спасти летчики, осуществлявшие связь с партизанским краем на двухместных У-2 (они же По-2, они же «огородники», они же «кукурузники»). Летели в одиночку, без стрелков, безоружные, чтобы освободить вторую кабину для малышей. Однако в нее можно было поместить как максимум восемь малышей, над которыми крепили сетку. Решили к плоскостям самолетов подвешивать кассеты, в которые и укладывали детей. Не вдоль, а поперек, как патроны в обойму, — так малы были эти дети.
Никто не был уверен, что самолеты вообще смогут подняться в воздух. Однако поднялись. Первым взлетел командир эскадрильи капитан Сабуров. Впереди была линия фронта, линия сплошного заградительного огня… Не все преодолели ее благополучно, тем более что преодолевать пришлось по нескольку раз. Не один летчик был смертельно ранен. Но дети были вывезены из партизанского края.
В этой совершенно уникальной операции принимали участие два юных узбека — воспитанника ташкентского аэроклуба — Иргаш Пазилов и Зуфар Багдасаров. Им самим было лет по 17―18. Через линию фронта они перевезли 300 партизанских сирот.
Выгружали детей на фронтовом аэродроме в деревне Едрово (близ Валдая). Ну а что делать с ними дальше? Фронтовой аэродром тоже не оборудован для детства…
Многое забыто из того, что пришлось пережить на крутых дорогах войны. Но никогда не забыть обездоленных войной детей. Их молчание…
Когда на аэродроме в Едрове мы позволили им говорить, они все равно продолжали молчать, вглядываясь в нас расширенными от ужаса глазами. Когда позволили есть (на груди у каждого висел сшитый партизанами мешочек, а в нем запасная рубашка и кусок хлеба), они засыпали с недонесенным до рта куском хлеба в руках. И мне совсем не надо ворошить свои фронтовые дневники, чтобы вспомнить глаза Багдасарова, смотревшего на этих, казалось, навеки замолчавших детей.
Еще не забрезжило утро, наступавшее после этой незабываемой ночи, а в Ташкенте, в Управлении Гражданского воздушного флота уже была получена радиограмма:
