— Что же ты не хочешь остаться? — удивился он.
— Я замерзла, — пробурчала Ирина. На катере она спустилась в каюту, забилась в угол и за всю дорогу не произнесла ни слова.
Вечером того же дня она стояла на вокзале в Мурманске с чемоданом и швейной машиной в руках. В кармане жакета лежало тридцать рублей. Это были все ее деньги. Возвращаться в город, где училась, было нельзя. Это ей казалось худшим после того, что с ней произошло. Там поджидали воспоминания, вопросы знакомых. К тому же там ее никто не ждал. Там она теперь была такой же чужой, как и везде.
Она стояла посреди вокзала со своими баулами. Ее толкали, на нее ругались. Она всем мешала. Наконец она решила встать в очередь в билетную кассу, так и не решив, куда ехать. Впереди стояли две женщины. Невольно Ирина услышала их разговор. Хотя мысли ее витали совсем далеко, разговор она слышала и поначалу не вникла в него, пока в нем не возникла фраза «там ему дали общежитие».
Девушка усилием воли заставила себя вынырнуть из своих мрачных мыслей и прислушаться.
— Хорошее общежитие дали. И в очередь на квартиру поставили.
— А работает ваш сын теперь где?
— Так на заводе. В Москве их называют лимитчиками. Отработают они положенный лимит, им квартиру дадут. Нравится ему. Парень-то он у меня работящий, в отца.
— Москвич, значит, теперь, — причмокнула вторая женщина.
И первая закивала:
— Москвич. Вот, еду в гости. Проведать.
Ирина быстро прокручивала информацию. Хватит ли денег доехать до Москвы?
Когда ее очередь подошла, она уже без раздумий сказала в кассу:
— Мне один билет до Москвы.
И протянула в окошко сиреневую двадцатипятирублевку и синюю бумажку в пять рублей.
— Лишнее даете, — сказали из кассы и вернули пятирублевку вместе с билетом.
Когда девушка нашла свое купе, там уже сидела солидная женщина. Из тех, что вызывают в Ирине некоторый трепет, оставшийся со времен детдомовской директрисы Ангелины Павловны.
— Вы одна, девушка? — спросила дама, и Иринке сразу захотелось стать меньше ростом. Эта привычка ужасно злила ее саму, но избавиться от нее не так-то просто.
— Одна, — ответила Ирина. — У меня нижняя полка, но я могу вам уступить, если…
— У меня, слава Богу, тоже. Да не стойте вы в проходе пнем! Убирайте свои чемоданы. К нам могут еще кого-нибудь подсадить. Только бы не мужчин, они ужасно храпят. И не мамашу с ребенком. От детей у меня мигрень…
Едва солидная дама, тряся блестящим подбородком, проговорила эти слова, проход загородил вновь прибывший пассажир. Им оказался военно-морской лейтенант (Ирина уже немного разбиралась в званиях). Он был не один. У него на руках покоились два туго запеленатых младенца.
У солидной женщины отвисла челюсть.
— Я положу тут? — полуспросил лейтенант и опустил на Иринино сиденье обоих младенцев. А сам исчез в коридоре.
— Только этого не хватало! — задохнулась дама и пуще прежнего затрясла подбородком. — Сколько же нас тут набьется в крошечное купе? Кошмар! Я буду жаловаться начальнику поезда! Плотишь за билеты, а тебе такие сюрпризы!
Дама затряслась всем телом, растопырила пальцы с золотыми перстнями и стала протискиваться мимо младенцев к выходу.
Теперь ее голос раздавался в конце коридора, у купе проводников.
— Плотишь такие деньги… — разорялась пассажирка. Ей вторил успокаивающий голосок проводницы.
Иринка наклонилась к малышам. Один младенец зашевелился, его личико сморщилось, он закряхтел. Личико второго, бывшее до этого совершенно безмятежным, стало тоже морщиться. Носик-пуговка покрылся крошечными складочками, раздалось кряхтенье и из второго свертка.
— Тихо, тихо, — заговорила Ирина и улыбнулась младенцам. — А сейчас паровозик загудит: ту-ту! А вагончики побегут: чух-чух-чух… чух-чух-чух…
Младенцы раздумали кряхтеть, прислушиваясь к незнакомому голосу. Она, улыбаясь, качала над ними головой и даже запела одну из тех песенок, которые постоянно распевал по радио юный солист центрального детского хора Сережа Парамонов…
— Не ревут?
В купе вполз чемодан, а вслед за ним протиснулся лейтенант с авоськой, из которой торчали бутылки с молоком.
— Нет, молчат! — улыбнулась Ирина. — Какие они славные! А где их мама?
— А где наша соседка по купе?
— Кажется, она испугалась этих славных малюток и…
— Ретировалась с поля боя! — закончил лейтенант и протянул ей руку: — Сергей.
— Ирина, — сказала она и пожала протянутую ладонь.
— В самом деле? — забыв выпустить ее пальцы, переспросил Сергей. Он вглядывался в нее, словно мог увидеть там что-то ему одному известное. — Вас зовут Ирина?
Прежде чем она успела ответить, в купе заглянула обиженная дама.
— Достаньте мои вещи! — с видом оскорбленного достоинства проговорила она и отвернулась.
Сергей вытащил из рундука вещи привередливой пассажирки, отнес в другое купе.
Когда вернулся, Ирина уже держала на руках одного из младенцев.
— Что? Поднял тревогу? — кивнул Сергей на младенца.
— Кажется, он чего-то хочет.
— Он всегда чего-то хочет, — усмехнулся Сергей. — А брат за ним повторяет. С ними не соскучишься. Вы уж извините, Ирина, но вам придется нас терпеть всю дорогу. Вы до Москвы едете?
— Да, — ответила Ирина после паузы. Ее ответ прозвучал не слишком уверенно, и поэтому Сергей удивленно взглянул на нее, но задавать вопросы было некогда. Младенцы дружно кряхтели и гукали, выдвигая свои требования.
Сергей сбегал к проводнице за бельем. По очереди держа младенцев, они застелили постели, потом Сергей убежал в вагон-ресторан греть молоко. Вернулся сияющий.
— Представляете, Ирина, в вагоне-ресторане мне сварили манную кашу! Такие отзывчивые ребята оказались…
Ирина уже успела переодеться и играла с малышами, давая по очереди свой палец то одному, то другому. Малыши резво цепляли палец, гудели, агукали.
— Какие они забавные, — заметила Ирина. — Похожи как две капли воды, а характеры разные.
— Вы заметили? — удивился Сергей. — И чем же они, по-вашему, отличаются?
— Вот этот у вас заводила. Он всегда первым выражает недовольство или, наоборот, удовольствие. А вот этот мальчик за братом повторяет, подхватывает.
— Как вы точно подметили! — восхитился Сергей. — Наверное, вам приходилось иметь дело с детьми?
— Нет, не приходилось.
— Тогда у вас талант. Вон они как вас слушаются.
Сергей поставил бутылочку на стол.
— Будем кормиться.
Сергей взял на руки заводилу. Тот поймал соску с кашей, зажмурился, зачмокал. Его брат беспокойно забарахтался рядом, закряхтел, изготовился поднять рев.
